Последним к нему пришёл Александер. Его визит длился десять минут, и этого времени для Адриана вполне хватило, чтобы на время повысить его настроение.

– Я знаю, что вопрос этот глупый, но как вы? – спросил у него Александер.

– Я… Нормально. – слабым голосом ответил Адриан.

– Завтра вас отправят на временный пункт перед тем, как вы улетите на Марс.

– Завтра?

– Да, а вам не сказали?

–Мне – нет. А вы откуда узнали?

–Я смог связаться с вашими родственниками, они передали. Они узнали это от экспертов, которые посетили их в их доме через день после суда.

– Понятно…

– Слыхали про Майю?

– Да, они мне сказали, когда были вчера.

– Кто бы мог подумать, что андроид способен на настоящую драму…

– Меня это тоже удивило, словно она была живой.

– А вы-то сами живой ещё?

– Пока что да. – ответил Адриан, вставая со скамьи.

Они стали бродить по камере, не зная, как продолжить разговор. Александер придумал:

– Друг мой, чем вы думали, когда устроили сцены в суде? Повышенный голос и ваши слова только обратились против вас. Не исключаю, что ваше поведение могло повлиять на вердикт…

– Знаете, у меня был наплыв эмоций и слов, плохое настроение…

– Это плохое настроение вам дорого обошлось.

– Мир действительно в скверне…

– И вы собрались его очищать? Вы ведь это крикнули…

Адриан промолчал.

– …Я вам так скажу. Вы уже взрослый человек и, несмотря на эту тяжёлую ситуацию, в которой оказались, я верю, вы отдаёте себе отчёт, что к чему и почему. Ваша жизнь до этого момента, может, и не была самой лучшей из всех, но, пожалуй, вам было что ценить. Бывают романтики, бывают мечтатели, но важно быть реалистом и осознавать эту правду, что скверна была и осталась, и это надо принять.

Ваша судьба сыграла с вами злую шутку, но это не конец…

– Посмотрим…

Через пять минут встреча закончилась, и Александер ушёл.

Александер вышел, и он снова остался один.

Адриан, заложив руки на пояс, стал бродить по камере, поднимая и опуская голову. Надпись «Silentium» наводила его на мысли, но не наводила его на «терпение, смирение и молчание».

Он разговаривал сам с собой, это было его развлечением и отвлечением от негативных мыслей. Он думал и сожалел, планировал и предполагал, хотя смысла в этом не было никакого, ему оставалось лишь ждать, когда его заберут из гауптвахты.

– Плевин мёртв, и его не вернуть…Его супруга меня ненавидит… Нажил себе недоброжелателей…По крайней мере ненависть смягчилась вердиктом, тем, что я наказан… – бормотал он себе.

– …Что я буду делать там? … Думать, анализировать…А что?…О чём тут думать и что анализировать?…Я не знаю…

Он лёг на свою койку и закрыл глаза, продолжая бормотать:

– Скверна была и осталась, сказал он…Да, но я хотя бы не президент и не имею с этой скверной такой серьезный контакт…Хотя, что меня будет ждать там, в тюрьме…

Он раскаялся, что убил Плевина, и сожалел, что майора уже не вернуть. Он думал о том, что будет делать в тюрьме на Марсе, чем будет занимать свой томящийся ум. Он предполагал, что тюрьма его изменит и он вернётся обновлённым человеком, который начнёт новую жизнь. Он надеялся на своё искупление, которое будет у него в тюрьме, и рассчитывал устроить свою жизнь заново: новая работа, семья, деятельность, новая жизнь. Он на мгновение стал мечтать, но потом вернулся в свою реальность и снова стал бормотать от безделья и скуки.

Вечером, после ужина, Адриан вспомнил про свою бывшую супругу, с которой он формально ещё был женат, и стал думать о том, будет ли он с ней после возвращения или найдёт себе другую. Он не знал, как поступить, и предоставил это времени, которое всё расставит по своим местам.

Адриан оказался в Китае, в общем изоляторе рядом с космодромом, который в определённые даты отправлял свежие партии заключённых на Марс или на Луну.

Во время пребывания в этом месте всех осуждённых ежедневно посещали медики, которые с помощью переводчиков спрашивали их об здоровье, ранее перенесенных болезнях, существующих болезнях и осложнениях и давали каждому принимать мощные стимуляторы, которые называли «допингом», так как им предстояло пройти испытание, на которое в далёком прошлом были способны единицы. Никто из них не был космонавтом и никто из них не обладал таким идеальным здоровьем и психикой, чтобы он мог спокойно отправиться на несколько месяцев в космический полёт на другую планету и задержаться на этой планете на несколько лет.

До отлёта оставались считанные дни, и эти дни он проводил уже в новой гауптвахте, к которой ещё не успел привыкнуть. Он находился в одной камере рядом с тремя другими осуждёнными, двумя китайцами и одним японцем. В целом, все были смирные, не буйные, конфликтов между сокамерниками не было.

За день до отъезда к самому космодрому Адриан разговорился с японцем, который говорил на ломаном русском. Он учил русский язык, так как хотел в свое время переехать в Россию на Дальний Восток, как и другие тысячи японцев, которых в силу перенаселённости Японии коснулся кризис и которые хотели переехать в малонаселенную Россию.

– Ты знаешь, русский, мы похожи. – сказал Адриану японец.

– Чем? – спросил Адриан.

– Тем, что за одно сидим. – ответил японец.

Осуждённые в первый день успели познакомиться друг с другом и рассказать, кто за что сидит и на что осуждён. Один китаец сказал, что был сексуально озабоченным и однажды изнасиловал одну знакомую китаянку; китаянка сопротивлялась, била его, а он сам «на эмоциях», по неосторожности применил силу и свернул ей шею. Это он смог рассказать своему соотечественнику, который понимал его, в отличие от японца и Адриана. Тот, который понимал его, в свою очередь сказал, что много тренировался ушу и в одной уличной драке покалечил противника, который позже умер; самого ушуиста приговорили к двум годам на Марсе. Японец, кое как знавший русский язык, смог рассказать Адриану, за что сам был осуждён на Марс.

Он был рабочим в бригаде. Их прораб, которого японец назвал «фетишмэном», неоднократно ворчал на рабочих за их неаккуратность, за то, что они не так наносили обои, плитку, доски. Однажды, когда «фетишмэн» ругал самого Икиро (имя японца) за то, что тот не умел ещё быстро и аккуратно уложить плитку, так как недавно устроился и не успел «набить руки», Икиро не выдержал и сам разозлился, повысил голос на прораба. Началась ссора и прораб как-то, Икиро не сказал, как, но «задел» его, и Икиро плюнул и ударил прораба. Они подрались, и победил Икиро: он оглушил прораба ударом строительного молотка по голове. Тот выжил, но попал в больницу, а Икиро потом отказался признавать свою вину перед «фетишмэном», объясняя это неправильными приоритетами прораба, его «фетишизмом». Его приговорили к суровому наказанию, несоразмерному его поступку, и теперь он, как и Адриан, должен был отработать на марсианской каторге.

– Ты тоже задел человека, русский? – спросил у Адриана Икиро.

– У меня ещё хуже – убийство. Ещё и на службе, после учений. – ответил Адриан.

– А твой командир был «фетишмэном»?

– Возможно…

На следующий день рано утром всех осуждённых разбудил протяжный звон. По камерам проходили китайские охранники и объявляли, что время выходить. И китайцы, и некитайцы, не знавшие китайский, поняли, что это означает – их отвезут на космодром, их время пришло.

Адриан и его сокамерники только вышли из своей камеры, как охранник остановил их и спросил на китайском, откуда каждый из них; не с первого раза, но японец и Адриан его поняли. Когда Адриан сказал, что из Хартса, охранник кивнул и жестами указал ему, куда надо идти. Адриан оторвался от своих сокамерников и пошёл по коридору, теснясь с другими арестантами и охранниками.

Задев одного неизвестного арестанта, тот выкрикнул Адриану на английском:

– Hey, dude, do you shitting?

Он оказался из буйных; он хотел догнать Адриана, который быстро шёл по коридору налево, куда следовало идти русскоговорящим арестантам, но охранник, находившийся рядом, успел среагировать и остановил буйного арестанта.