— Гомо! — Робин.

— Би! — Дух.

— Лесби!

— Гей!

— Транссекс!

— Отец!

— Сын!

— Дух Святой!

Гул двенадцатого удара наполнил комнату. Виктория закрыла лицо руками. Колокол гудел так, что Нельсон не слышал собственного крика, однако, словно из его собственной головы, по-прежнему неслись голоса летящих рук, ног и кишок.

— Вера! — сказала Вита.

— Надежда! — сказал Робин.

— Любовь! — сказал дух.

— Но наибольшая из них…

— Но наибольшая из них…

— Но наибольшая из них…

Оглушительные раскаты колокола рвали барабанные перепонки. Нельсон с ужасом видел, что молот пошел вверх для нового удара. Он тоже попытался зажать уши, и у них с Викторией приключилась небольшая война за его скованную руку.

Молот качнулся к колоколу. Все три голоса под вертящимся механизмом пропели:

— Но наибольшая из них… Часы грянули тринадцать.

В следующий миг комната содрогнулась, словно башня раскачивалась из стороны в сторону. Боже, подумал Нельсон, башня и впрямь раскачивается! Маленькие колокола приплясывали, наполняя комнату оглушительной какофонией. Белый циферблат задрожал, осел и разлетелся вдребезги. Матовое стекло водопадом посыпалось в комнату; крупные льдистые куски распались на крошечные искрящиеся осколки.

Под грохот бьющегося стекла Нельсон и Виктория крепко обхватили друг друга, и Нельсон с удивлением обнаружил, что у Викторинис живое сердце, и оно бешено колотится.

Звон умолк. Колокола больше не трезвонили. Викторинис выпустила Нельсона, он поднял лицо от ее плеча.

Фигуры, целые или по частям, исчезли; ни сустава пальца, ни мочки уха не осталось на дощатом полу, только осколки разбитого циферблата. На его месте зияла черная дыра и торчали острые куски стекла; стрелки, по-прежнему закрепленные на оси, ведущей к механизму, указывали прямо в бархатное небо. Ветер снова выл, задувая в дыру и наполняя комнату холодом. Внизу мерно вспыхивало и гасло алое зарево. Раздавались крики.

Башня качнулась еще раз: новые осколки со звоном посыпались на пол. Нельсон с Викторией переглянулись. Внизу кричали громче. Слышались частые ритмичные хлопки, словно кто-то стучит по консервной банке.

— Это не опасно? — простонал Нельсон.

— Вставайте, — сказала Викторинис.

Она поднялась, потянув за собой Нельсона, и тут же замерла перед разбитым стеклом, босая.

— Вам придется меня нести.

— Не уверен, что справлюсь, — ответил Нельсон. Стоя, он сильнее ощущал потерю крови.

Викторинис, не дожидаясь новых возражений, вскарабкалась Нельсону на спину, притянув его скованную руку к груди. Она была легонькая, как Клара или Абигайл, тем не менее Нельсона качало. Он двинулся по комнате, хрустя разбитым стеклом. Ритмичный металлический перестук не умолкал, знакомый Нельсону по старым вестернам.

— Это перестрелка. — Он остановился в нескольких ярдах от дыры. Викторинис крепче сжала его шею. В дыру тянуло сквозняком; воздух был холодный, но полный весенних ароматов. Нельсон сделал еще несколько шагов, и они с Викторинис осторожно выглянули в разбитый циферблат.

Далеко внизу, посреди площади, Марко Кралевич и Лайонел Гроссмауль стреляли из автоматов по деревьям и зданиям. Гроссмауль палил в одну сторону, Кралевич — в другую. Кралевич был в камуфляже, Гроссмауль — в оранжевой тюремной робе, еще более подчеркивающей покатые плечи и округлый зад. Между ними пригнулась за мешком Лотарингия Эльзас. Пока Нельсон и Виктория смотрели, Кралевич прекратил огонь, вытащил из автомата пустой магазин и махнул Лотарингии; та подала ему новый. Он стрелял очередями, веером, дуло ритмично озарялось, за каждой вспышкой следовал короткий металлический хлопок. В направлении огня дрожали молодые листочки и сыпались ветки; слышался звон разбиваемых окон и свист пуль. Гроссмауль стрелял прицельно, одиночными выстрелами, методично расстреливая окна Харбор-холла.

— Что случилось на Косовом поле? — выкрикнул Кралевич. — Где царь Лазарь погиб, мне поведай[193]?

— Тиран! Волшебник! — вопил Гроссмауль, разбивая очередное окно. — Ты обманом и хитростью отнял у меня жизнь[194]!

Нельсон еще чуть-чуть придвинулся к дыре. Прямо под башней, под светлым треугольником стеклянной крыши, он увидел крошечные фигурки двух ночных сторожей — только они и были в книгохранилище в этот ранний воскресный час. Сторожа бежали по галереям к выходу. Газон у выхода озаряли алые вспышки.

— О Господи! — застонал Нельсон. Перед глазами у него плясали точки.

— Тихо! — прошептала Викторинис, стискивая ему шею.

Словно услышав, Кралевич замер с новым магазином в руках и поднял глаза к циферблату.

— Турок! — закричал он. — Буду с ними биться и сечься! Девять порублю пашей турецких![195]

Гроссмауль повернулся и тоже взглянул на башню.

— Смерть им! — завопил он.

Они с Кралевичем подняли автоматы к башне и открыли пальбу.

Викторинис дернула Нельсона за шею и потянула назад, в угол. Пули разбивали остатки стекла, били в стену, вздымая фонтанчики рыжей пыли.

Викторинис коленями пыталась направить Нельсона в другой конец комнаты, но он, шатаясь, прислонился к стене. Ноги стали как ватные, в правой руке пульсировала боль. Бинт блестел; снова пошла кровь. Пахло гарью.

— Спустите меня, — сказала Викторинис, и Нельсон осел на пол под стеной. Она тут же снова подняла его на ноги и потянула вдоль края битого стекла к винтовой лестнице. Пот заливал ему глаза, голова кружилась. Башня застонала и дрогнула под ногами. У Нельсона подгибались колени, но Викторинис упорно тянула его к лестнице.

Ветер нес в дыру клочья серого дыма, в его вое слышались жестяной треск автоматных очередей и новые звуки: редкие хлопки пистолетных выстрелов и невразумительный рев мегафона.

— Там полиция, — сказала Викторинис, останавливаясь перед винтовой лестницей.

Пули больше не свистели по комнате: Кралевич и Гроссмауль отстреливались от полиции. Они по-прежнему кричали, однако Нельсон уже не разбирал слов. Рядом с решеткой лежал открытый замок.

— Как…

— Не важно. — Викторинис нагнулась, одной рукой подняла решетку и с лязгом откинула ее на пол, затем двинулась вниз и потянула Нельсона за собой. Перед глазами у него плыли черные точки.

— Не могу. Простите. — Он тяжело опустился на ступеньку. — Идите без меня.

Виктория обернулась и встряхнула цепь.

— Я не могу идти без вас! Эти идиоты подожгли башню своей пальбой! Если мы останемся, то оба погибнем!

Нельсон со стоном встал. Викторинис двинулась вниз. Уже по пояс в люке Нельсон снова остановился и потянул наручники.

— Погодите! — крикнул он. — Там Вита!

Викторинис вместе с Нельсоном протиснулась в люк. На полу, среди разбитого стекла, в самом углу, лежал человек, поджав колени к голове. Человек был голый; Виктория и Нельсон видели только выпирающий хребет и щель между ягодицами. Нельзя было сказать, мужчина это, женщина или что-то промежуточное. С такого расстояния Нельсон не мог определить даже, дышит ли оно.

— Она, возможно, еще жива! Мы должны ее спасти!

Виктория яростно дернула цепь, схватила Нельсона за лацканы и силой развернула к себе.

— Там никого нет.

— Как же… — Нельсон пытался обернуться к лежащей фигуре, но Викторинис крепко вцепилась в его подбородок.

— Там… никого… нет! — повторила она. — Мы очнулись одни в башне. Мы никого не видели; ничего не происходило.

— Но Робин… — возразил Нельсон. — Дух…

— Вы потеряли много крови, Нельсон. Вы бредили. Она выпустила его подбородок.

— Я ее видел!

Викторинис повернулась и стала спускаться по лестнице, таща за собой Нельсона.

— Никого! Ни одной живой души!

Голова Нельсона ушла в люк. Взгляд его последний раз упал на бледную фигуру.