– Вот черт, – вырывается у меня, и я отбрасываю одеяло.

Смотрю на время – желательно бы поторопиться, если я не хочу опоздать. Надеваю трусики и дергаю дверь – закрыто. Проклятье, меня же заперли в моей комнате на весь гюфеликс-мондциклус. Рычу с досады, но не долблюсь в дверь, хотя очень хочется пописать. Отец, наверное, уже повез Людвига в школу, а мелкие либо спят, либо уже лопают что-нибудь на кухне. Не хочу привлекать к себе внимание.

Натягиваю джинсы, футболку, худи; кроссовки остались при входе, но у меня в тумбочке ещё есть, вытаскиваю запасную пару. Не могу найти второй носок, ну и черт с ним, надену на босу ногу. Карман джинсов приятно оттягивает пачка евро, вынимаю и прячу в тайник.

Чтобы после превращения обратно в человека вне дома не быть голым, я таскаю с собой довольно вместительный рюкзак-мешок, в который складываю свою одежду. Лямки свободные регулируемые, ремешки застегиваются на груди и на животе. Сверху он весь обшит искусственным мехом, похожим на волчий, так что, когда я волк – рюкзак на моей спине не заметен.

Оставляю на столе смартфон и в один миг перемахиваю через окно. Снова мягко приземляюсь на пятки, прислушиваюсь, вроде тихо. Нагибаюсь, чтобы меня не было видно за живой изгородью и во весь опор несусь к лесу. Там прячусь за вековыми елями от посторонних глаз. Писаю под еловой веткой, пока я ещё человек.

Раздеваюсь, аккуратно складываю свою одежду и засовываю в рюкзак вместе с кроссовками. Ослабляю лямки и закидываю рюкзак за спину, он больно шлепает меня по голой заднице. С минуту просто стою, закрыв глаза, прислушиваюсь к лесу, снова вздыхаю его запахи – они теперь другие, не такие, какие были ночью. Прохладный ветер приятно обволакивает мою обнаженную кожу, лесные запахи возбуждают меня, даже чуток приподнимается мой малыш. Подошвами ног чувствую острые иголки опавшей хвои.

Я расслабляюсь и блаженно ощущаю, как голую кожу покрывает теплый волчий мех. Это самый трепетный момент превращения. И вот я уже стою на всех четырех лапах. Хочется выть от восторга, но нельзя – Ленер слишком близко.

В мгновение ока я срываюсь с места и несусь по лесу не разбирая дороги, носом врезаясь в высокую жухлую осеннюю траву. Несколько мелких зверьков в ужасе разбегаются от меня прочь, никто не хочет оказаться на тропе волка. Но мне до них нет никакого дела, я вообще не ем сырое мясо, тем более мышей, предпочитаю всё-таки человеческую кухню, в смысле нормальную еду в человеческом понимании, а не человечину.

И вдруг прямо перед моим носом со скоростью выстрела проносится что-то темное, с треском ломая кусты. Меня сбивает волной, и я от неожиданности срываюсь с небольшого холмика и кубарем скатываюсь вниз. Мигом вскакиваю на лапы и верчу головой, веду носом, тяну ноздрями, вбирая в себя остатки улетучивающегося незнакомого запаха. Не могу понять, чем пахнет тот, кто только что проскочил мимо меня, но от него тянется длинный шлейф свежей крови. Много-много крови, она резко бьет по моему нюху, но алых пятен на траве нет, он не ранен, это не его кровь. Это меня настораживает.

Ничего не понимаю, хочется броситься за ним в погоню и всё выяснить, пока ещё тянется след, но он слишком быстр для меня и к тому же я опаздываю в Лойташ-Кламм. Взбираюсь на холмик, снова веду носом, но ветер уже развеял всё. Вновь разгоняюсь и несусь к водопаду.

Спустя десять минут я оказываюсь в нужном месте над ущельем Гайстеркламм, осторожно крадусь, чтобы меня никто не заметил из случайно забредших сюда людей, хотя в такую рань и в этом месте навряд ли кто появится, но всё же – предосторожность прежде всего. Добираюсь до серого камня, так похожего на застывшего гоблина, принюхиваюсь – из ближайшего куста доносится запах рыбы и Штефана. Недавно он был здесь. Я оборачиваюсь человеком, чтобы проще было достать из пакета рыбину. Выволакиваю пакет из-за кустов, разворачиваю – мертвыми глазами на меня смотрит большая скумбрия. С минуту офигиваю.

Молодец, Штефан, нечего сказать – морская рыба – то, что нужно для ловли в горном ручье посреди материка. Вздыхаю. Но что поделать, придется выкручиваться с тем, что есть; другой рыбины всё равно негде взять.

Я прячу рюкзак с одеждой в кусты, обращаюсь в некрупного медведя, скорее в медвежонка-подростка, протыкаю когтями рыбину и топаю к ущелью. Немного неудобно в теле неуклюжего медведя, всё же я привык к волчьим повадкам.

Осторожно спускаюсь по скользким острым и влажным скалам вниз, держа в зубах рыбину. Её запах будоражит меня, хочется её слопать, ведь я ещё не завтракал сегодня. Но я сдерживаюсь – потом мне самому будет противно от сырой рыбы, ну, и я обещал Штефану.

Забираюсь на широкий камень близ воды, тут самое узкое место в теснине, скалы острыми выступами чуть ли не упираются друг в друга. Если мне оттолкнуться как следует, то вполне могу перепрыгнуть на другой берег прямо на этот пешеходный железный мостик, опоясывающий скалы. Вода с голубоватым оттенком, бурлит на порогах, пенится, от неё поднимаются пары и брызги. Через минуту моя шерстка уже увлажняется.

Сажусь мохнатой попкой на холодный камень, упираюсь пятками задних лап друг в друга, образуя круг, и выплевываю изо рта рыбину внутрь кольца, чтобы она не соскользнула в реку. Жду Штефана и его группу. Интересно, сколько сейчас времени? Ведь я оставил смартфон дома. Прикольно было б, если бы я его взял с собой. Сидел бы сейчас, играл бы в «три в ряд». Такой продвинутый мишка.

Туман красивыми завитками клубится над бурливой рекой, узкой и мелкой, что вполне её можно назвать ручьем. Начинаю подвывать, эхо подхватывает мое рычание и, отражаясь от гладких скал, разносит по ущелью. Искажает и троекратно усиливает. Даже сам ежусь. Одному тут немного не по себе, не просто так же это место прозвали ущельем духов. Кто знает, может быть, они на самом деле существуют – притаились и ждут, недаром же зверь редко сюда заходит, птица не залетает, и рыба старается не попадать в это русло. Одни неразумные люди прутся в это ущелье для острых ощущений, и я такой же глупый.

Вдруг я слышу человеческие голоса и топот ног по железному сетчатому мостику… приближаются. Поднимаюсь на лапы, протыкаю когтями рыбину, нагибаюсь к реке и сую её в воду, жду, когда глупые туристы подойдут поближе и увидят меня. Слышу радостные восклицания и крики – наконец-то заметили меня, ухмыляюсь, но не поднимаю голову, будто я занят важным делом. Вожу лапой с рыбиной под водой, словно и, правда, занимаюсь ловлей; в какой-то момент я так заигрался, что бурлящая волна чуть не сняла скумбрию с моих когтей; и вот я под восторженные вопли зрителей вытаскиваю свой улов. Хватаю обеими лапами и начинаю трясти, будто рыбка пытается вырваться. Трепещется её хвост как живой, обдавая меня брызгами. От этого народ ещё больше приходит в восторг, начинают щелкать камерами.

Блин, этого я не учел. Не хватало мне ещё попасть в новостные ленты. Поднимаю голову на людей и испуганно пячусь, будто только сейчас их заметил. Вижу Штефана, он, видимо, тоже понял косяк с фотками, просит не пугать медведя камерами. Я поворачиваюсь к народу мохнатой попкой и, виляя коротким хвостиком, забиваюсь в широкую щель в скале. Надеюсь, морская рыбина целиком не попала в кадр, я закрыл её лапами.

Штефан приглашает туристов последовать дальше по маршруту, но народ не спешит уходить, ждут, когда я вновь покажусь. Думают, что они в безопасности. Я отрываю рыбий хвост и бросаю остальную рыбину в расщелину, выползаю снова на камень. Из моей сомкнутой пасти торчит рыбий хвост, я двигаю челюстями, и плавники трепещут, будто рыбка ещё живая и я её заживо поедаю. Встаю на задние лапы, поднимаю передние и издаю угрожающий рык, не разжимая челюсти. Народ ахает, и в страхе отступает от поручней. Начинается суматоха. Кто-то бежит назад, кто-то наоборот вперед по железному мостику. У одного туриста слетает фотоаппарат и летит в реку, со смачным хлопком разбивается о камни. Жаль, дорогая, наверное, камера.

– Идемте, идемте, не нужно пугать медведя, а то он может проявить агрессию, – кричит дрожащим голосом Штефан. То ли сам реально испугался меня, то ли наигрывает, но как правдоподобно. – Скорее вперед по тропе!