В течение часа мы перемололи почти полтысячи кораблей противника… Правда, такой результат был, по большей части, заслугой Шестнадцатой – она взорвала свой эсминец почти в самом центре построения противника, забрав на тот свет почти четыре сотни кораблей разных классов. За следующий час демоны потеряли еще пару сотен – в бой, наконец, включились и ВСФ, накрывая поле боя волнами торпед. Ангелов к тому времени осталось восемнадцать – погиб фрегат и пять истребителей.
– Первый, я нашла их, – раздался в голове голос Восьмой. Слияние позволяло не только идеально синхронизировать действия, но и общаться без слов. – Вот эти корабли.
На экране локатора появились десять меток. Еще в самом начале боя я дал задание Восьмой проанализировать сигналы демонов и определить корабли командиров. Эти десять – как раз они. Еще два уничтожила Шестнадцатая. Вот только оставшиеся спрятались в строю линейных кораблей, так что добраться до них будет очень сложно… Но, если уничтожить командование, ВСФ вполне могут справиться с оставшимися, под прикрытием орбитальных крепостей.
– Вперед, – мысленно выдохнул я, пуская корабль в форсаж. Моей целью, на пару с фрегатом Восьмой, был самый защищенный командир. На полпути к нему космос озарило две вспышки. Минус два командира и три Ангела.
Две вспышки, два командира и четыре Ангела.
Три вспышки, три командира, шесть Ангелов.
Две вспышки, два командира, три Ангела.
Яркая вспышка прямо передо мной. Последний командир, Восьмая… Все, я последний. Вот только таким буду недолго – еще секунд десять, озверевшие от потери командира демоны буквально бросались на меня.
– Лидер-1, командиры демонов все ушли, надеюсь, вам хватит сил на остальных, под прикрытием орбитальных крепостей, – произнес я в общий канал, уклоняясь от выстрелов.
– Принято, – ответил Рокан и, немного помолчав, добавил: – Это… Спасибо, Ангел…
Усмехнувшись, я погрузился в темноту.
Мир после катастрофы
Подлетающие торпеды я, недолго думая, посадил на противоракеты, одновременно поворачивая машину боком, чтобы уклониться от следующей волны. Получилось, первая волна подорвалась на противоракетах, а вторая не успела довернуть за моим корабликом. Вот что мне всегда нравилось в штурмовиках повышенной мощности – можно в любой момент врубить форсаж или выделить дополнительные мощности на щиты. Это, в той или иной мере, позволяет нивелировать свою неопытность новичкам и получить дополнительные преимущества опытным пилотам.
В ушах раздался сигнал окончания тренировки и элементы управления тут же омертвели, экраны погасли, а задняя часть капсулы тренажера откинулась, выпуская меня наружу. Не торопясь, я выбрался из двух с половиной метрового шарика. Поднявшись из подвала на первый этаж дома, огляделся. С наслаждением потянувшись, прошел на кухню и набрал на панели синтезатора заказ. Спешить мне некуда.
Посмотрев на таймер выполнения, решил немного прогуляться. Конечно, под силовым куполом не очень много места, но вид природы, пусть и измененной до неузнаваемости, приносил мне покой. Так и сейчас, стоило выйти на порог двухэтажного домика, как в душе разлилось умиротворение и спокойствие.
Капли желтоватого дождя стучали по еле заметному куполу щита. Подойдя к самой границе защиты, я протянул руку наружу. С небольшим сопротивлением моя рука прошла сквозь защиту. На ладонь упало несколько капель. Подержав так немного руку, я со вздохом вернул ее и посмотрел на ладонь. Кожа уже начала покрываться красными пятнами в местах падения капель. Вздохнув еще раз, я активировал небольшой приборчик автодоктора, закрепленный на плече комбинезона. Раздалось еле слышное шипение и жжение в ладони пропало.
Из дома послышался писк синтезатора. Оглянувшись еще раз на изменившуюся за последний век природу, на мутно-желтые облака, на лес вдалеке, мелькающих в нем существ, я направился в дом. Достав из камеры синтезатора тарелку с дымящимся мясом и стакан апельсинового сока, я сел за стол. Несколько минут полистал последние новости космонета, потом все же принялся за еду. Слишком статично наше общество…
В ядерной катастрофе выжило всего около сотни миллионов человек, причем большая часть из них не умела почти ничего полезного. Пришлось учиться… Хотя уже через год наше число сократилось на две трети, если не больше. Оставшиеся смогли выжить и построить стабильное общество. Были изобретены силовые щиты, после чего космос не стал таким уж недостижимым. Уже через семь лет мы начали летать в космос, как к себе домой. Еще через двадцать лет ученые достигли первого триумфа – регенератор. С генокодом человека они игрались еще раньше, научившись выправлять плохие цепочки ДНК и создавать новые. Половина бегающей сейчас по лесам живности – как раз их эксперименты, приспособившиеся к окружающей среде. А люди получили почти вечную молодость… Хотя, тут уж как кто хочет. Мне вот вполне нравилось тело возрастом около тридцати лет.
Разумеется, остатки человечества не смогли удержаться от создания оружия. Торпеды, лазеры, генераторы резонанса, те же силовые щиты. Первые боевые корабли сошли со стапелей восемьдесят лет назад. Это были очень слабые прототипы штурмовиков, наподобие того, что я пилотирую сейчас. И уже через пять лет с тех же стапелей сошел первый эсминец. Мы решили не отходить от привычной системы классификации кораблей… Потом появились крейсера, легкие и тяжелые, еще чуть позже – линкор. Он и по сей день единственный в системе – для него нет задач. Его построили в результате эксперимента из разряда «А сможем ли?»… Смогли…
И сейчас мы почти тридцать лет никуда не двигаемся. Нет, ученые продолжают усиливать корабли, открывают новые явления и их сочетания. Вон, год назад смогли создать регенерирующую броню. Еще двумя годами ранее – электромагнитную пушку, стреляющую металлическими болванками под десяток килограммов. Нет, такие пушки были и раньше, но без гравикомпенсаторов их пределом были снаряды меньше полусотни грамм.
Но помимо усиления текущих технологий, мы не открываем ничего нового… Хотя целый отдел из пары тысяч ученых бьется сейчас над технологией каких-нибудь внепространственных переходов, а еще один отдел похожей численности пытается создать устройство для ручного управления силовыми полями.
Сейчас численность нашей колонии составляет чуть меньше восьми миллионов людей. Многие погибли в первые годы после катастрофы, зато теперь погибнуть почти нереально – если твой мозг цел, тебя восстановят заново. Ресурсов, имеющихся на Земле, хватит надолго, да и астероидный пояс с Марсом мы тоже начали осваивать.
Закончив есть, я отправил посуду в утилизатор и вновь вышел из дома. Но не успел я придумать, чем мне сегодня заняться, как руку ожег сигнал комма – очень срочное известие. Сердце пропустило удар, а мысли заметались в панике. Что случилось?! Этот сигнал не применялся с момента создания коммов. Открыв сообщение, я вчитался в текст. Сердце, замершее на долгий миг, забилось вновь, постепенно ускоряя темп. Ученые смогли! Они изобрели устройство для объединения людей в единое информационное поле, а потом, почти сразу же, прорыв произошел и у другого отдела – у них получился пространственный скачок!
Меня, как одного из лучших пилотов, приглашают на испытания уже почти собранного двигателя! Почти бегом я обогнул дом, подавая команду с комма. Кусок земли на заднем дворе треснул пополам и, немного осев, раздвинулся в стороны. Из недр земли медленно поднялся мой штурмовик. Не имея препятствий, я улучшал его системы по максимуму. Сейчас я могу отправиться хоть на несколько лет в космос, причем не в анабиозе.
Быстро забравшись внутрь, я облачился в скафандр и протестировал все системы. Найденная неисправность в блоке двигателя тут же была устранена штатным ремонтным дроном моего дома. Активировав питание, я свечой ушел в небо. Благодаря гравикомпенсторам, почти все ограничения, раньше присутствовавшие в системах, потеряли смысл. Чтобы почувствовать перегрузки, надо разгоняться со скоростью примерно в тридцать ускорений свободного падения. Такое ускорение можно развить на форсаже, но это только чтобы почувствовать перегрузки, причем без скафандра. Тот тоже выдерживает около десяти единиц, плюс человек около того же десятка. Так что потерять сознание от перегрузок стало почти невозможно.