Есть ли у души лицо? Когда человек забывает о своём лице, душа всё равно живёт и дышит, а лицо без души существовать само по себе не может. Самое прекрасное и совершенное, без неё оно рассыплется в земной тлен. Глядя на своё новое лицо, и то и не то, Ксения, ставшая носительницей ненавистного имени «Кларисса», первое время ощущала зыбкость, плавающую нестойкость в себе, и не верила зеркалу, будто смотрелась в свой сон. И всё же это была она. Её глаза, её тёмно-медовые ресницы, а их тоже нарастили, вернув им молодость. Ксен наравне с радостью страдал. Видя её новую и радуясь внешне, скорбел внутренне, будто похоронил прежнюю жену, а эту боялся, трогал робко и тоже, как и Ксения, барахтался в чьём-то чужом сне.

Но душа постепенно привыкала к своей новой оболочке и возрадовалась, наконец, своему соответствию новому лицу и телу. Ведь душа и не думала стареть. Ксения уже любовалась собою. Носик стал тоньше, губки фигурнее и полнее, скулы выше, лёгкую нежную тень, как в былые времена, отбрасывали на них её трепещущие ресницы. Она опускала их в привычной задумчивости, прикрывая глаза от мешающего дневного света, а также зная их неотразимое сияние для ловцов того самого, для чего её и подготовила мачеха – подлинная Кларисса. Она изготовила из неё живой опасный манок для того, кого мечтала зацепить крючком за рёбра и приволочь к себе на Землю. А то вошёл во вкус неуёмной деятельности на благо человечества! Человечество перетопчется и без его блага, а ей, настоящей, давно и тайно древней Рите -Клариссе, оно насущно необходимо – благо владения последним, так она считала, возлюбленным. Душа её устала, не различала уже чужих лиц, как ни были они пригожи, стремилась к нему, чтобы затихнуть в семейной идиллии после длинной и насыщенной жизни. Это был не каприз, не её своеволие, а её невозможность уже полюбить другого.

Попривыкнув, Ксен ещё на Земле до отлёта уже заявлял права на владение, но Ксения, предвкушая новую жизнь, не хотела его, это как после душа напялить потную старую одежду. Она стала его ловко избегать. А Ксен, поскольку и раньше редко заявлял о своём мужском праве на неё, покорно отодвинулся сначала на край супружеской постели, а потом ушёл в бывший кабинет её отца Артёма Воронова. Кабинет остался нетронутым с тех пор, когда отец ещё жил с мамой Ксении, и вообще жил, так как сейчас вопрос о его бытии или небытии оставался без ответа на самом высочайшем уровне ГРОЗ. Ксения же наполняла себя новым ожиданием, но и страхом тоже. Ксен ушёл «налево», таково было забавное словечко, употребляемое мамой Никой при её жизни, мама была любительницей архаики во всём, и Ксения это унаследовала, не саму любовь к старине, а словечки мамы. На работе Ксена, в исследовательском аграрном Центре по выведению новых сортов овощей и злаков, была некая тихая ботаничка без настоящей жизни, по поводу жизни прошлой в виду её замкнутости никто ничего не знал. Живя среди своих чащ гигантских ползучих лиан огурцов, тыкв и кабачков, затерявшись в дремучих кустарниках с перцами и томатами, огородная затворница вовсе не была подобна зелёной тле в своей неприметности. Нет. Милая, женственная и свежая, благодаря вегетарианской диете. Тихая только, отчего никто не сумел её там найти, где она заблудилась и сама. Ксен нашёл и пригрел на своей так же одинокой груди. Иногда к ночи Ксен приносил в дом своё гордое и удовлетворённое, не ею – не Ксенией, мужское самолюбие и достоинство, от чего его настроение было приподнятое и лёгкое. Они пили чай, он шутил, и они разбредались каждый в свою половину её дома, оставленного Ксении отцом после его ухода к Рите – Клариссе.

Ксения, теперь тоже Кларисса по новой базе данных, предполагала без печали, что Ксен, вернувшись из космической командировки, как и было прописано в контракте, на Земле покинет её наверняка. Конечно, он обнадежил обещанием свою верную коллегу, которая так и будет ждать его в овощных джунглях. А по его возвращении они вместе поселятся под Северным сиянием, где будут тихо медитировать в круглом доме под круглой прозрачной крышей – куполом, всматриваясь в полярную даль в сторону полюса, не возникнет ли там мираж былой Арктогеи? Ксен был сторонником теорий существования миллионы лет тому назад великой Гипербореи, почерпнув сведения об этом из архивов её отца – сторонника той же теории. У отца же и свои прозрения или фантазии, это кому как, были на сей счёт, и Ксен воспринял их с полным доверием.

Войдя в норму после перелёта, выйдя из реабилитационного закрытого отсека, они предстали пред очами Главного Распорядителя полувоенной по своему устроению базы спутника Гелия. Почему и кто обозвал планету спутником, уже никого не волновало. Несмотря на блестящие свои перспективы, это была всё же скудная и далёкая база в том числе и для штрафников – военных. Тут жили и семьи с уже рождёнными в новом мире детьми, разветвлённая и продолжающаяся развиваться инфраструктура жилого города полувоенного типа, но яркости и комфорта было мало. Ксения, в шапочке, бледная, похудевшая, полубольная после звёздного сна в стазис – камере, стояла в серебристом обтягивающем комбинезоне, жмурясь и страшась, что он узнает её. Он не узнал. Но таращился весьма откровенно, щупая глазами её фигуру.

Человек, который её рассматривал без стеснения, но и без выраженного чувства общечеловеческой любви и дружелюбия, ничем не напоминал того, кого она ожидала тут встретить. Память сохранила тот облик, что явился в Альпах, а этот? Она не узнала бы, не знай, что он Рудольф Венд. Не двойник ли? Не злая ли насмешка непостижимой, как та же Судьба, Риты Бете? Не ошибка ли, что возникла при полной идентичности имени ГОРа нового спутника? Ведь в базе данных, кроме цифрового кода, имени новой космической колонии не указывалось вообще! Новый спутник, и всё! Имя предстояло ещё выбрать. Таков был обычай. Имя всякого нового мира зачастую являлось коллективным творчеством тех, кто там и обосновывался, обживался и созидательно трудился.

Бритоголовый, раздавшийся в кости, он поразил её неузнаваемостью, отталкивающей грубой физиономией, жёстким взглядом, ничуть не осчастливленных внезапным появлением двух новых сотрудников, глаз. Он, похоже, даже не понял с первого взгляда, каков её наличный пол. Она была выше по росту Ксена, так что тот мог быть принят с первого взгляда как раз за жену того существа, чья голова, упакованная в плотную шапочку до самых глаз, еле держалась на своей шее от пережитых и непривычных перегрузок. К тому же она обладала узкими бёдрами, длинноногая. И в то время, как он вглядывался в её грудь, она зорко изучала уже его.

Мощность сменила былую стремительную силу, огрубелая брутальность яркую мужественность. Этот был чужой человек, мрачновато-важный, как древний полководец из исторических фильмов. Ни веселья былого, ни озорных блёсток в зелёных и прозрачных, как богемский хрусталь, глазах.

Подавляющей глыбой он придвинулся к ней ближе, чем к прочим прибывшим и, казалось, что душа его учуяла нечто, потому что он вдыхал, дрожа всё теми же трепетными ноздрями, воздух у её тела, едва не впритык к ней. Даже Ксен замялся, задвигался, переступая нервно с ноги на ногу. Но, всё же, не узнал. Особенно долго изучал её бюст. Вероятно, сравнивал с тем, который помнил, сопоставлял нагло торчащий сейчас с маленьким, но прекрасным в своём совершенстве, о чём Ксения знала и без него. И тоже жалела о произволе над собой Вороны – Клариссы, но ведь личную волю она продала за юность!

Трудно было сказать, какой вердикт он вынес её внешности, но взгляд его прилип к груди надолго, до неприличия, и это у всех на виду, у тех, кто тут толпился в холле для знакомства. Понять по его лицу нельзя было ничего. На нём не отразилось ни капли живого мужского чувства. Он именно вспоминал её, как она поняла. Соизмерял ту прошлую с той, кто стояла рядом. Наверное, удивлялся, как и она, неувязке своих воспоминаний с прибывшей женщиной. Он отлично знал, кто был её мужем на Земле. Как и о прибытии семейной пары Зотовых осведомлён заранее. И личные дела уж точно просмотрел. Таков закон. Котов и кошек в мешке тут не приняли бы. Рита зря играла. Ксения поняла, он её ждал!