Натан хотел не согласится с виноделом, но не стал ничего говорить. Больше они не вступали в дискуссию. Старый портной какое-то время побыл в лавке, а потом направился домой.

Не успел Онестус пригнувшись войти в узкий дверной проем лачуги, где его семья теснилась последние несколько дней, как из темноты раздался ровный глухой голос его жены:

– Где ты пропадал?

– Ходил по делам, – коротко ответил Онестус.

Он взглянул на жену – она была бледная, как луна. На ее лице ясно виднелись темные пятна, под которыми скрывались глаза. Легкий блеск выдавал недавно засохшие слезы. Все это время она проплакала.

– Я больше так не могу. Я не могу здесь находиться…

– Тасия, найди в себе силы перетерпеть эти трудности. Я знаю, что нам сейчас очень тяжело, но я практически нашел решение.

Онестус хотел подойти к ней и обнять, но она отступила и легонько оттолкнула мужа.

– Какое решение? – равнодушно спросила жена. Она бросила на мужа несчастный взгляд, в котором уже нельзя было различить ни лучика воодушевления.

– Пока я ничего не могу тебе рассказать, но обещаю, что все изменится в скором времени.

Онестус осторожно продвинулся вглубь полностью темного помещения к прогнившему обеденному столу. Где-то там стоял табурет. Он на ощупь нашел его и сел как можно тише.

Комнатушка, где они разговаривали, была так мала, что походила на загон для лошади. Там было все: обеденный стол, кровати-нары в два яруса, маленький очаг в углу и вши, которые безжалостно грызли временных хозяев помещения. Трое детей спали на верхней полке, прижавшись друг к другу как можно сильнее, чтобы уместиться на узкой перине. Комнату ничего не освещало, окон не было. Внутри стояла духота, пахло навозом и потом. Такие лачуги были предоставлены всем погорельцам после недавнего сражения. Раньше здесь жили рабы, но Иллир освободил их и нанял в армию.

Онестус Руфс не так давно мог бы купить себе целый особняк за чертой города, но все деньги были вложены в большую партию товара, которая, к несчастью, прибыла до того, как начался пожар. Все их будущее унес огонь. Тасия предупреждала его, что очень рискованно тратить все сбережения на товары в такие времена, но Онестус только отмахнулся от нее. Теперь вши пили их кровь.

Тасия присела рядом. Ее голова была опущена. Она тихо заговорила:

– Недавно ты обещал, что мы обогатимся и станем самой влиятельной семьей в Эзилате среди торговцев. Тогда ты тоже не хотел мне ничего говорить. Если бы я не узнала сама, что ты спустил все деньги на эти тряпки, то так и не поняла бы, как мы оказались в этой дыре.

– Тасия, прошу тебя, – жалостливо обратился к жене Онестус.

– Что?

– Не надо сейчас об этом. До того я никогда не подводил тебя.

– До того, ты всегда советовался со мной, был открыт, а теперь ты действуешь в тайне, – Тасия встала и не глядя на Онестуса подошла к кровати. – Ты убил нашу семью, а не привел к величию.

Ее худенькая фигура растаяла в темноте так же неожиданно, как и появилась. Она легла на кровать и забилась в самый угол у стены, укрывшись мешковиной.

Онестус заметил, что Тасия даже не взглянула на него, прежде чем отправиться спать. Это больно ранило его сердце. Ему было тяжело, как никогда. Он молча сидел на стуле, опершись на стол, погрузившись в тяжелые размышления. Впервые за долгие годы он был напуган. Все струнки его нервов были чрезвычайно натянуты, но, не смотря на все, что говорило против его затеи, он твердо решил действовать.

На следующий день Онестус направился к городской крепости. Там он планировал найти Оликуса – центуриона1 средних лет, служившего под началом Бенигуса Неро. Руфс, в сложившейся ситуации, не мог пустить вопрос с Натаном на самотек – не было никаких гарантий, что Бенигус вообще заинтересуется им. Сейчас были такие шаткие времена, что такие люди, как Бенигус и сами находились под пристальным взором.

Онестус, казалось, обдумал все. У него был план. Он прекрасно осознавал, что если он пойдет к Бенигусу, то тот, ко всему прочему, задастся вопросом, зачем это нужно ему? Цена у Бенигуса была слишком высокая.

Оликус не был рядовым центурионом-вышибалой, у него был свой небольшой отряд из пяти человек. Они собирали дань по мелким купцам, типа Онестуса Руфса, с которым он водил знакомство уже несколько лет. Онестус пару раз пользовался его услугами там, где не мог марать свои руки. О грязных делишках Оликуса ходили слухи среди воинов, но кто решится идти против центуриона. Тем не менее, Оликус был достаточно осторожен. Все проверенные «клиенты», чтобы выйти на связь, должны были вставать напротив входа в крепость и кормить гусей, которые паслись под стенами. Нехитрая шифровка позволяла Оликусу понять, кому требуется его «помощь».

Торговец отлично знал, когда Оликус появлялся на выходе из крепости. Он прождал все утро, но тот так и не появился. Онестус обреченно побрел обратно в свою лачугу. Тем не менее, вечером в двери его жилища постучались. Онестус не успел подняться с кровати, и дверь открыла Тасия. Она увидела перед собой высокого крепкого мужчину с очень короткой прической. Оликус был так широк, что его рук не было видно из-за прохода, а дверной проем был для его мощной фигуры настолько низок, что, если бы он захотел зайти, ему бы пришлось заметно пригнуться.

– О, Тасия…, – с пошлой ноткой в голосе сказал он. На его лице заиграла отвратительная улыбка.

– Чего тебе? – сухо спросила Тасия.

– Я к твоему… муженьку.

– Денег нет, – отрезала Тасия. Она подумала, что он пришел за очередным платежом.

– Я не за ними. Онестус сам позвал меня… Хотя, раз денег нет, то и дела не будет, – он засмеялся.

Тасия обернулась к мужу и с заметным разочарованием поглядела на него. Онестус прошел мимо нее, виновато наклонив голову, покинул лачугу и последовал за центурионом.

– Ну-с, что тебе надо? Зачем звал? – сурово спросил Оликус.

Он шел гордой походкой, держал руки на большой пряжке ремня. Одежда на нем была гражданская, неприметная. Человек явно не хотел привлекать к себе ненужное внимание. Онестус шел рядом и нерешительно оглядывался, пытаясь убедиться, что за ними никто не следует. В каждом его движении чувствовались нервозность и страх. Сейчас он был похож не на крупного матерого хряка, которым он ощущал себя в окружении других купцов, а на маленького поросенка, которого зажали в углу.

– Нужно кое-кого припугнуть, – наконец нерешительно начал он. – Чтобы человек убежал из города.

Произнеся вслух эти слова, Онестус, наконец, понял, насколько низко пал, но не мог все так закончить. За всю свою жизнь он часто поступал неправильно, но никогда не делал ничего подобного.

Они завернули за угол и оказались в довольно узком переулке между деревянными строениями. Уже вечерело, и людей на улице было очень мало.

– Припугнуть? Кого это?

– Тебе знаком Натан Алфаят? – стыд передавил горло Онестуса. Он, чуть ли ни кряхтя, выдавил из себя имя человека, который долгое время был его другом.

– Ты хочешь, чтобы я его припугнул? – удивился Оликус.

– Э-э… да, – нетвердо ответил Онестус.

– Чем это он тебе не угодил? Он же вроде твой приятель.

– Нет-нет. Я в какой-то степени опасаюсь за него, но он не слушает моих советов.

– Ха! То есть ты просишь меня припугнуть его, потому что опасаешься за него? Где тут связь?

Онестус не хотел говорить о своих мотивах, но историю Натана он был не прочь раскрыть. Онестус слишком долго ждал. Он ждал все года, пока «дружил» с Натаном, что «великий портной» познакомит его с кем-нибудь влиятельным, ждал, что и ему – Онестусу Руфсу, перепадет честь подержаться за руку с самим Энрике Примотом, ждал, завидовал, но не дождался. Натан ничего подобного так и не сделал, а Онестус пару раз точно да намекал. Примота свергли, да и Натан теперь уже не такой «великий» портной.