Пока она в некоем трансе, пользуюсь моментом и разворачиваю к себе. Как же, черт возьми, приятно стоять вот так, лицом к лицу, ощущать теплое дыхание, чувствовать каждой клеткой взведенного до предела тела плавные изгибы женственной фигурки. Но, как следует насладиться близостью я, не успеваю: Олины глаза негодующе сужаются, и в мою грудь упирается маленький кулачок.

— Пусти, — шипит, словно взбеленившаяся кошка.

— Я и не держу. Достаточно сделать шаг назад, и ты свободна.

Не успеваю договорить, как, она выскальзывает у меня из рук и отходит на пару шагов, не сводя настороженного взгляда. Ждет, что я кинусь за ней, словно обезумевший от похоти зверюга? Признаться честно, так и подмывает поддаться первобытным инстинктам, догнать, прижать к себе и целовать, пока все мысли не покинут белокурую головку. Вот только не уверен, что добьюсь нужного эффекта.

Такую упрямицу только измором брать. Приручать так медленно, насколько хватит сил, терпения и здравого смысла.

— Пообедаешь со мной? — спрашиваю, стараясь придать голосу как можно больше отрешенности.

— Я уже пообедала, — вздернув упрямо подбородок, фыркает.

— Тогда может, выпьем чай на веранде? Я привез твои любимые пирожные.

— Я на диете.

— Ну, сколько можно дуться? Это ведь уже совсем не по-взрослому Оль.

— Зато очень по-взрослому бессовестно пользоваться уязвимым положением «гостьи» применяя к ней «недоказанные методы воздействия» какого-то там психолога. И да, не всему услышанному можно верить, потому что тот, кто сказал ту чушь — психолог так себе.

Хорошенькая она такая в этот момент. Насупилась, упрямо задрав нос, щеки полыхают румянцем еще и ногой притопывает сварливо.

И да, метод все же рабочий.

Чертовка уже как два дня рвет и мечет, а значит все идет хорошо. Пусть язвит, бесится, думает о мести. Мне главное вытравить из её воспоминаний то, что произошло в подвале. Максимально обесцветить тот эпизод её жизни, любым доступным способом.

— Ты ведь злишься не из-за того что я последний засранец на планете, а потому что тебе понравились те ощущения когда я касался тебя, — по тому как её пальцы крепче сжимают книгу и она в спешке отводит взгляд, понимаю, что попал в цель. — Я ведь далеко не дурак Оль, и в состоянии оценить реакцию на свои действия. Особенно женщин.

— Какой многогранный мужик, оказывается, за мной увивается! Мало того что похититель и истязатель беззащитных женщин, так в добавок денежный магнат, психоаналитик и нарцисс. Я ничего не упустила? — ехидненько приподнимает бровь.

— А последнее тут причем?

— Тоесть первые два пункта тебя не смутили? Это еще раз подчеркивает твой нарциссизм. Слишком часто ты принимаешь желаемое за действительное.

— Ох, Оля, Оля, — широко улыбаюсь глядя на упрямицу. — Иногда мне кажется, что ты специально меня провоцируешь, так громогласно ставя под сомнения мои слова. Если передумаешь, присоединяйся, я буду на кухне.

Оборачиваюсь у самой двери и скольжу нарочито неспешным, откровенным взглядом по замершей фигурке, задерживаясь по паре секунд на стратегически важных выпуклостях.

— Я ведь говорил, что очень рад твоему обществу?

Не дожидаясь ответа, разворачиваюсь и двигаюсь в сторону кухни. Губы непроизвольно растягиваются в широкой улыбке от того, как негодующе сузились ее глаза, обещая все муки ада. Маленький сварливый воробей.

Уже на кухне слышу раздраженный топот женских ножек и щелчок входной двери.

С крайне глупой уъмылкой на лице меня и застает немного озадаченный Руслан.

— Что это с твоей гостьей? Чуть с ног меня на крыльце не сбила, бежала злая словно ведьма, только метлы и не хватало для полного образа.

— Не можем никак определить границы дозволенного, — отмахиваюсь, вынимая чашку сварившегося напитка. — Кофе будешь?

— Буду, — кивает, пересекает кухню и усаживается за остров.

— Как там наши итальянцы? — спрашиваю, наблюдая в окно, как один из охранников сопровождает Ольгу к березовой роще.

— Всё пучком. Уже выучили три русских слова: баня, водка и бой нация.

— Почему именно «бой нация»? — поворачиваюсь к другу.

— По их словам или по корявому переводу переводчика, которого они тоже напоили, русских могут остановить только русские. Ты их сделал, Макар. Я и не ожидал, что они подпишут контракт на выгодных нам условиях.

— Поэтому, Руслан, мы и находимся каждый на своем месте. Если бы я хоть раз усомнился в своих доводах, что касается бизнеса, то не имел бы того, чем владею сейчас.

— Я всегда всем так и говорю: «мой друг Бог бизнеса» Может, отметим? — отпив горячий кофе, интересуется Рус. — Завалимся куда-нибудь в клуб, вызовем девочек. Мне Марат звонил, у него пополнение, есть свежие и чистые.

В голове помимо воли всплывает образ размалеванных шлюшек Марата. Конкретно эта категория женщин совсем не вызывает уважения. Нет, порой я не брезгую их обществом, но только тогда, когда нет, настроения утруждать себя игрой в любовь. В их случае приобретаешь лишь оболочку, с которой можно делать то, на что нормальная, уважающая себя женщина вряд ли согласится. Иногда ради эксперимента я тонко прощупывал границы дозволенного, но не находил их. Они все, как одна, даже пахли по-особенному — известью, сухой штукатуркой.

— Езжай без меня, я сегодня пас.

— Ты не прихворал ли, часом? — недоверчиво косясь на меня, спрашивает Руслан. — Или дело в докторше?

— С чего такие выводы?

— Напомни мне, когда ты в последний раз нормально отдыхал?

— По-моему, сейчас не самое подходящее время для развлечений.

— Ты что, спишь с ней, что ли?

— Не твоего ума дело.

— Вот это поворот, — белозубо скалясь, ухмыляется. — Вот это ситуация. И как она тебе после всего дала-то?

— Закройся, а?

— Понятно. Не дала, вот ты и бесишься.

— Еще один остроумный комментарий — и получишь по морде.

— Молчу, молчу, — ехидно улыбается и делает вид, что закрывает рот на молнию.

— Вот и помалкивай.

— Так что ты решил? Ты же не можешь вечно ее держать взаперти.

— Время покажет.

— Ты ведь понимаешь, что лишняя шумиха вокруг твоего имени нам сейчас вообще не на руку? Ты уверен, что она будет молчать?

— Уверен.

Хотя, стоит признаться, я сомневаюсь, что вообще смогу ее отпустить.

Выхожу из-за стола и разминаю затекшие плечи и шею. Заработались мы с Русом, время близится к пяти вечера. Подхожу к окну и открываю его настежь, впуская в прокуренный кабинет прохладный вечерний воздух.

Руслан сидит за столом, окруженный ворохом бумаг, и внимательно вчитывается в отчеты.

— Давай на сегодня закругляться, уже в глазах двоится от бесконечных столбиков и цифр.

— Что за падла вела бухгалтерию у Назара? Его нагло обворовывали, неужели он не знал об этом?

— Трудно в это поверить, — подкурив сигарету, присаживаюсь на подоконник у открытого окна, задумчиво оглядывая двор.

— Нужно провести профилактическую беседу с его замом, — протягивает друг, раздраженно откидывая бумаги. — Может, он что-то знал о предстоящем убийстве Назара, поэтому и закрывал глаза на зияющие дыры в бюджете? Или сам же и воровал под шумок.

— Вот и займись этим. И дай команду проверить еще раз всех сотрудников фирмы Назара, особенно приближенных лиц. Мы явно что-то упускаем.

— Ладно, погнал я кошмарить счетоводов, — тянется к кожаной косухе, небрежно брошенной на спинку кресла.

— Опять гоняешь? Помнится, завязал с байками после того, как тебя едва собрали. Не дури, Руслан.

— У меня всё под контролем. Больше никаких гонок, вот тебе крест на пузе.

Тушу окурок в переполненной пепельнице и подхожу к Русу. Поддаваясь внутреннему порыву хватаю того за плечо и разворачиваю к себе.

— Я очень тебя прошу быть осмотрительным. Возьмись за ум, наконец.

— С тобой точно всё нормально? — в замешательстве отстраняется и накидывает куртку на плечи.

Киваю, сам толком не понимая, что на меня нашло.