Ректор, несмотря на свой возраст, был очень бодрым и живым человеком. Разговаривая, он ярко жестикулировал, порой позволяя себе коснуться чьего-то плеча. Старые преподаватели относились к этому со смирением, рука об руку следовавшим с привычкой. Молодые иногда вздрагивали, но вымучивали вежливые улыбки. Я же гадала, что пробуждало в ректоре подобную непосредственность: то ли высокий пост, на котором можно позволить себе не обращать внимания на других людей, то ли природная эксцентричность. Что бы то ни было, он вызывал во мне исключительно тёплые чувства.

Второй заметный мужчина, наоборот, казался холодным и мрачным. Судя по тонким серебряным полосам, расчерчивающим его робу, это был один из деканов – но не ясно, алхимического или астрологического факультета. На вид он был моложе своих коллег лет на десять, но по поведению мало от них отличался, был таким же скупым на движения и проявления чувств. Лицо его, очень рельефное, было будто вытесано из камня – его можно было бы назвать красивым, не будь оно омрачено профессорской строгостью.

Наконец, был за преподавательским столом ещё один человек, обращавший на себя внимание. Он выделялся своей молодостью – я бы не дала ему больше тридцати, что для преподавателя очень и очень мало. И вот уж кто точно вёл себя на свои годы! Он явно легко общался с ректором, постоянно то усмехался, то ухмылялся, говорил громче всех за столом – даже до меня порой долетал его голос. А ещё он единственный позволил себе нарушить правила, касающиеся одежды: его чёрная роба была небрежно распахнута, под ней виднелась обыкновенная белая рубашка с нахально не застёгнутым воротничком. Эта деталь особенно раздражала мисс Бендикот – бедняжка то и дело вздрагивала, когда преподаватель повышал голос, и каждый раз неодобрительно смотрела именно на его открытое горло. Было бы в её взгляде чуть больше раздражения, и можно было бы подумать, что она мечтает его задушить!

– Бекки, – окликнула я, на мгновенье замявшись. – А на кого это смотрит наша мисс Бендикот?

– Ммм, – та нехотя отвела взгляд от Йорека. – О, это профессор Харди! Ты с ним скоро познакомишься, он даёт занятия по основам алхимии для всех студентов первого курса. Он славный – единственный здесь не считает нас слабоумными только из-за того, что мы носим юбки.

Почему-то я поверила ей сразу. Профессор Харди выглядел как человек, готовый воспринимать все новые веяния, пускай даже суфражистские. Наверняка с ним будет приятно иметь дело.

Вдруг он встал. Встали и остальные преподаватели, следом – ученики. Запоздало я поняла, что это немой знак заканчивать трапезу, и тоже поспешила выбраться из-за стола. Хотела было выйти, но Глория цепко ухватила меня за рукав:

– Сначала преподаватели, потом – мы.

И действительно, никто не сдвинулся с места, пока меж столов с важным видом не прошли профессора. Остались лишь трое: мисс Бендикот и два декана с серебряными нашивками – они, видимо, должны были сопроводить нас до спален.

– Девушки, – мисс Бендикот кивнула нам, – идёмте.

Путь между столовой и дамской гостиной я не запомнила ни с первого, ни со второго раза. Такие беды с памятью должны были послужить мне сигналом: не стоило предпринимать никакие авантюры в первый же вечер, не изучив толком академию. Но я всегда плохо воспринимала сигналы, поступавшие от разумной части моего сознания.

Так что, когда после коротких посиделок в гостиной все принялись разбредаться по спальням, я осталась, сославшись на бессонницу. Глория посетовала, что не прихватила с собой любимых сонных капель, и пообещала с утра же отвести меня за ними в лазарет – а после наконец-то меня оставила. Она продержалась дольше остальных девушек, начавших зевать, едва мы вернулись с ужина.

Мне же только и нужно было, что остаться одной.

Убедившись, что никто не спешит возвращаться, я рванула к двери из гостиной. На пробу дёрнула ручку – увы, мы были надёжно заперты. Тщательное изучение замка тоже не дало почвы для размышлений: я не была всемирно известным детективом или хотя бы захудалым вором и не умела пользоваться отмычками. Этот путь был для меня закрыт.

Но я была уверена, что из комнаты должен был существовать другой выход. В гостиной должны были убираться слуги, а они не сновали туда-сюда по общим коридорам – это я как раз успела заметить. Значит, существовали другие проходы, надёжно спрятанные за толстыми стенами. И были двери, невидимые только с первого взгляда.

Я принялась искать потайной проход с дотошностью, которой мог бы позавидовать любой учёный. Медленно, осторожно я простукивала каждую стену – начала с той, что была справа от двери, затем переключилась на ту, что напротив. И расплылась в улыбке, когда стенка ответила на стук глухим, пустым звуком.

– Ага! – шёпотом возликовала я, и разве что не подпрыгнула на месте.

Понять, как открывается служебная дверь, было нетрудно. Это был не потайной ход, поэтому с ним не мудрили – хватило одного нажатия на полотно. Подцепив приоткрывшуюся створку, я потянула её на себя и открыла проход во тьму.

Проход, из которого на меня недоумённо смотрел лохматый мальчишка-слуга.

Сердце моё попыталось выскочить из груди от ужаса: вот сейчас он окликнет кого-то постарше, мою вылазку обнаружат и я в первый же день обучения вылечу из академии с невиданным позором. Мигом представив выражение лица маменьки в момент, когда она ознакомится с этой новостью, я отмерла и сделала первое, что пришло в голову.

Зажав парнишке рот, толкнула его в тёмный коридор и прижала к стене – благо, он удивился так, что я смогла всё это проделать.

Некоторое время мы оба стояли молча, пытаясь, видимо, сообразить, как выйти из ситуации с наименьшим уроном. Слуга не пытался вырваться, хотя взгляд его бегал из стороны в сторону, будто старался найти шанс на спасение на стенах тёмного коридора. Я же вдруг поняла, что в коридоре недостаточно темно: распахнутая настежь тайная дверь впускала внутрь холодный лунный свет и повышала мои шансы быть обнаруженной. Подумав об этом, я свободной рукой потянула дверь на себя.

Этого оказалось достаточно, чтобы потерять преимущество.

Когда дверь закрылась, и мы погрузились в кромешную тьму, я неожиданно ощутила прикосновение к своему запястью. И была настолько этим ошарашена, что не сопротивлялась – послушно отвела руку от лица слуги, отступила в сторону. Вмиг вспомнила о приличиях и осознала, что оказалась в тесном пространстве мало того, что с юношей, так ещё и явно не моего круга. Кто знает, что могло прийти ему в голову!

Судя по всему, этому юноше пришло в голову то же самое, что и мне:

– Не бойся, – я услышала сначала голос в темноте, а потом какой-то шорох. – Сейчас, я нащупаю свечу.

Что-то коснулось моей юбки – то ли рука, то ли склонившаяся к полу макушка. Я вжалась в стену сильнее, и это от него не укрылось. До меня донёсся звук, подозрительно похожий на смешок, а за ним:

– Извини.

Только тут я сообразила, что он обращался ко мне на «ты». Ужасная фамильярность со стороны слуги, которой было бы впору возмутиться – разумеется, если бы я сама до этого практически не прижималась к нему, пускай и исключительно в целях безопасности!

Нет, не так я представляла себе первый день в академии.

– Ага, достал, – снова шорох, снова прикосновение к юбке, а затем – долгожданное чирканье спички.

Маленький огонёк ослепил меня, пронёсся перед моим носом, а потом превратился ярко и весело полыхающий фитиль свечи. В его свете слуга выглядел загадочным заговорщиком – и вскоре я убедилась, что это впечатление было далеко не таким уж обманчивым.

– Итак, мисс?.. – он выразительно поглядел на меня, вынуждая разлепить пересохшие губы.

– Браун, – зачем-то сказала я правду, и тут же мысленно укорила себя: сама же дала оружие в руки! Но отступать было поздно и я, чувствуя, что выкапываю собственную могилу, продолжила, – мисс Имельда Браун.