– Нет? – произнёс он угрожающе.

– Нет!

– Будешь одна без детей всю оставшуюся жизнь обычной швеёй угождать тем, кто и будет заказывать тебе такие вот платья?

– Не твоя печаль… Я найду себе мужа. И дети у меня будут!

– Я убью любого, кто бы ни стал твоим мужем. Выбор небогат. Или я, или любой из твоих последующих избранников отправится на поля погребений вскоре же, как посмеет приблизиться к тебе. Ты, разумеется, при таких талантах не будешь нищенкой, но ты обречена на женское одиночество.

Вошла Ненара, принеся на подносе пышный десерт в изумительных прозрачных вазочках, вызолоченных, как и бокалы. Со счастливой улыбкой, будто сама собиралась тут пиршествовать, она поставила вазочки на стол. Увидев скатерть, испачканную умышленным небрежением гостьи, она вопрошающе взглянула на Чапоса, – Не поменять ли скатерть, хозяин? Я мигом…

– Да постой ты! – он схватил Ненару за подол платья. – У тебя жених есть?

Ненара растерянно заулыбалась, не понимая, чего он хочет, боясь вызвать его гнев, – Да…

– Надеюсь, он не знает, какие игры играть заставляют вас здесь, – продолжал Чапос. – Ведь если ты сюда нанялась, знала же условия работы?

Ненара молчала, руки по швам, глаза в пол.

– Опять же девственниц сюда и хорошими деньгами не заманишь.

– Я девственница… – пролепетала Ненара и вся порозовела.

Чапос взглянул на неё искоса и с какой-то своей затаённой мыслью, – Ну так что же твой жених не торопится тебя тащить в Храм Надмирного Света, если ты ему пока что не открыла свои сокровенные владения? – Чапос нагло полез рукой под её подол, не церемонясь не только с обслугой, но и с гостьей, наблюдающей за всем этим безобразием. – Нетронутая, говоришь? – Он точно рассвирепел и весь спектакль устроил для Нэи, – Не врёшь? Будь ты непорочной невестой, стала бы ты разве крутить задом и сверкать своими сисями столь зазывно?

– Но ведь настоящие жрицы Матери Воды умели дарить радость без полового соития. Нас же Лирэна всему обучала, прежде чем… чтобы и детей не получилось… – эта дурочка не отличала фарс от искренности, не понимала, как он унижает её, ничуть не уступая некой Лирэне. Но чего ждать от той, кому уже успели сбить все здравые настройки сознания.

– Кто ж её саму-то всему обучил? – допытывался Чапос, впившись в девушку таким взглядом, будто сам был её женихом, и вот теперь подвергал её допросу, продолжая свою недостойную игру.

– Госпожа Азира-Ароф и обучала…

– Сама до такой мысли дошла?

– Нет. Ребята, что на кухне работают, так говорили…

– А если твой жених узнает, что ты, девственница, ублажаешь проходимцев за деньги и неважно каким образом?

– Кто ж ему расскажет? Он таких дорогих домов яств не может позволить себе. Он думает, что я зарабатываю на короб будущей жены в заведении для аристократов. Где ж ещё можно столько заработать? А богатые люди обогащают не только хозяев таких заведений, но и обслуге хорошо платят сами хозяева. Кто ж не знает?

– Только здесь не дом яств, а дом утех, и дурак твой жених, если верит тебе и не разузнал, куда ты на самом деле попала.

– Да откуда ж ему узнать?

– Вечером придешь сюда ко мне, а я тебе объясню, как надо заработать на будущую счастливую семейную жизнь, не вкалывая как тягловая скотина. У тебя будет всё и сразу. Уяснила?

Нэя обмерла, не двигаясь с места, словно истязали её, а не несчастную развращённую, а всё же наивную Ненару.

– Платье-то есть у тебя, чтобы в Храм Надмирного Света войти со своим женихом? – спросил Чапос у Ненары.

– Нет. Пока что нет. Он пока ещё не насобирал нужных средств. А у меня-то короб невесты почти собран.

– Так вот тебе платье! Бери, по размеру точно будет. Чего тянуть? А то или жених сбежит, или сама попадёшь в какую передрягу, как прежняя хозяйка сгинула же. Или думаешь, что аристократы и прочие толстосумы все добры и нежны? Сегодня добрый попадётся, а завтра может уже и не повезти. Истерзают, да и прикопают как раздавленную кошку у дороги в мусорной канаве! Или не наслышана о таких историях? Тут это запросто. Голова-то тебе на что дана? Чтобы цветочки в неё тыкать как в клумбу?

Ненара дрожала, не понимая, что от неё хотят.

– А что вы хотите взамен платья? – спросила вдруг она, жадно оглядывая роскошное платье. Уж такой красоты она точно не видела нигде.

– Догадливая, – растянул свои резиновые губы Чапос, но обращаясь к Нэе. – Знает, что за любование на красивые сиси один лишь жених и расщедрится на такой вот подарок. А чужой дядя никогда. И что же? – он обернулся к Ненаре. – Нравлюсь я тебе?

– Да… сильно… как увидела, подумала, мне бы такого мужа…

– Будешь меня любить, но с настоящей уже женской щедростью? Не всякому жениху настолько уж и дорога невинность девушки, уж поверь. Если же он вдруг уйдёт искать себе другую невинную невесту, то со мной жить будешь, как с мужем уже настоящим. Мне Лирэна – шлюха истрёпанная надоела. А захочешь, так будешь тут администратором. С деньгами ты другого жениха найдёшь быстро, я возражать не буду. А платье по любому будет твоим.

– Зря ты не выбрал себе профессию лицедея, – произнесла Нэя, ненавидя его так, что даже живот заныл. – Тварь гребнистая! – она вскочила и помчалась прочь под его возглас.

– Опомнись, пока не поздно!

Опомнившись уже в городской толчее, она и обнаружила, что забыла на диване в «Нелюдиме» уже и сумочку, поскольку Чапос во время её обморока расстегнул пояс у платья и отшвырнул его в сторону. А в сумочке пропуск в ЦЭССЭИ! Вместе с охватившим её холодом накатила паника. Вернуться в этот «Нелюдим», где остался Чапос? Но он мог направиться вместе с невольницей Ненарой в узорчатую башню, в свою персональную нору, запрятанную в глубинах заведения Азиры-Ароф для похотливых, а порой и злобных нелюдимов. И уж точно не ради примерки платья. А Ненара, как ни посмотри на неё, добровольно стала невольницей. Или он тоже ушёл из этого гнусно-роскошного «Нелюдима» по своим уже тёмным делам и запутанным тропам, как только сама Нэя убежала. Чего Чапосу, всем на свете обожравшемуся, там оставаться? Он же сказал Ненаре; придёшь ко мне к ночи. Заплатишь за платье…

Только не верила она, что способен он отдать столь безмерно дорогое изделие, украшенное драгоценными камнями, глупой и простой Ненаре, приходи она к нему хоть сто вечеров подряд. Всё ложь, и его обещания, и его показушная щедрость. Единственное чего он хотел, – задеть Нэю, вызвать хоть какой отклик с её стороны, невольный жест сожаления, если уж и не вскрик: «Нет! Пусть посторонние выйдут». Тварь гребнистая, пропивший всякую уже чувствительность и истребивший человеческое в себе. И подумала вдруг; а как бы Уничка, любившая эту мразь, радовалась бы в своё время такому-то подарку…

Нэя дрожала не от холода, – холод был как раз терпимый, – а от непонимания, как попасть за стену домой? Сообщить о своей безвыходной ситуации Рудольфу она не могла. У неё уже не было с ним связи.

Никогда уже её тело не станет тем прежним, лёгким, когда забываешь о нём, особенно в полёте, когда она превращалась в сплошные воздушные крылья… А не раздутым и ощутимым настолько, что оно напоминает о себе ежеминутно своей тяжестью, став бременем, став отталкивающим и для собственных глаз. Видеть себя в зеркала Икринке не хотелось даже по необходимости. Она сидела в парке на скамейке и пыталась поймать зверька, снующего в нижних ветвях, попрошайничающего подачку, лакомство, и неуловимого, как ни старалась она его ухватить. Антон уехал на объект в горы. Ей было одиноко. Привычно уже одиноко в дни его отсутствия.

Взглянув в перспективу аллеи, обрамлённую изумрудно-сиреневыми кронами высоких лаковых деревьев, в слизывающем их краски вечернем сумраке она увидела Нэю. Нэя, обычно устремлённая вверх, так что одежда казалась принадлежностью какого-то летающего существа, лишь случайно спустившегося на планетную твердь, скользящая и лёгкая, вдруг показалась мизерной и пригнутой. Она еле брела и будто пошатывалась. Увидев Икринку, она облегчённо плюхнулась на скамейку рядом. От неё пахло вином, как было от дедушки. Икринка в ужасе отшатнулась от Нэи. Чудесный шарфик в радужных разводах был завязан на шее каким-то косым узлом и так туго, что Икринке хотелось тут же развязать его, чтобы Нэя не задохнулась при неосторожной попытке повертеть шеей. Что Икринка и сделала довольно ловко и быстро, удивляясь, кто бы мог так его затянуть. Красивое платье, как и все её одеяния обладающее радостным воздействием на зрение, показалось скомканным и как-то косо на ней сидящим. Неясно, от чего происходило такое вот неряшливое впечатление, никакого заметного урона или пятен заметно не было. Видимо, это шло изнутри самой Нэи.