Секрет же здесь, совершенно очевидно, состоит в том, что подобно большинству женщин самоуверенного и властного типа она держалась вне отношений полов, а мужчины просто побаивались ее.

Домреми отнюдь не был «глухим местом», рядом проходили оживленные дороги, и жители городка были хорошо осведомлены о том, что происходило в мире. В курсе важнейших событий во Франции и за ее пределами была и Жанна, и у нее было достаточно возможностей общаться не только с «односельчанами». И в этом нет ничего удивительного: в охваченной войной стране многие люди были знакомы с положением дел и интересовались ими. В их жизнь так часто вторгались политики с мечом в руках, что игнорировать их было невозможно. Вот и семейство, в котором воспитывалась Жанна, не могло позволить себе остаться в стороне от того, что творилось в феодальном мире.

Жанна была весьма неординарной личностью, с раннего детства привыкшей чувствовать себя дочерью «очень непростых» родителей. Даже если предположить, что о своем королевском происхождении она узнала не сразу, Жак д’Арк, ее приемный отец, тоже был в Домреми человеком видным и всеми уважаемым. Короче говоря, она с раннего детства имела все основания ощущать себя «девушкой из приличной семьи».

Много позже Жанне придется иметь дело с людьми разных сословий — от простых солдат до королей, но при этом она не будет испытывать никакого смущения и поведет себя совершенно естественно. Все это конечно же идет от воспитания, которое у нее было совсем не крестьянским. Жанна умела убеждать, но умела и принуждать. Язык ее умел быть ласковым, но очень часто бывал острым и даже жестоким. Словом, это была весьма необычная девушка, очень похожая на мужчину и одновременно не похожая. Похожая — силой духа, энергией, храбростью; не похожая — полным отсутствием мужского тщеславия, наивностью и глубокой религиозностью.

Кстати, скажем еще несколько слов о языке Жанны. Если бы она «была обыкновенной пастушкой из Домреми или просто родилась бы в этом городке», то должна была говорить не по-французски, а на лотарингском диалекте. Ведь известно, что французский язык стал распространяться в Лотарингии значительно позже. Но она говорила на чистейшем французском, и это было бы удивительно, если не принимать в расчет ее настоящее происхождение.

Дом д’Арков стоял в самом центре Домреми рядом с церковью, и Жанна регулярно ее посещала, знала основные молитвы, раз в год исповедовалась.

Общеизвестен также и такой факт: Жанна вместе с подругами часто ходила к так называемому «дереву фей», росшему неподалеку от Домреми. На красивой открытой поляне стоял гигантских размеров раскидистый бук. Он всегда бросал вокруг себя широкую тень, а под ним струился прозрачный холодный родник, вода которого, по слухам, обладала целительными свойствами. Летом туда приходили дети — таков уж был обычай на протяжении более пятисот лет, — целыми часами они пели песни и устраивали вокруг дерева пляски, освежаясь иногда ключевой водой. Им было так приятно, так весело, и это никоим образом не свидетельствует против Жанны: ничего колдовского в этом не было. Просто детям нравилось сидеть под этим деревом, петь, водить хороводы, плести венки из цветов, а никаких фей там никто конечно же никогда не видел. Дерево это просуществовало до середины XVII века, и многие поколения жительниц Домреми делали под ним то же самое.

А еще Жанна любила, когда соседские дети собирались в просторном доме Жака д’Арка, рассаживались перед пылающим очагом и начинали играть в разные игры, петь песни, загадывать о будущем и до полуночи слушать сказки в исполнении старой служанки.

О характере Жанны можно судить по исследованиям известного французского психиатра Жоржа Дюма, который, проанализировав многочисленные документы, обнаружил в ней «истероидные черты, говорящие о повышенной эмоциональной возбудимости». И действительно, будучи еще совсем маленькой девочкой, Жанна нередко вспыхивала негодованием, заливалась слезами и разражалась страстными речами, которые удивляли даже взрослых. При этом все ей было интересно.

— Святой отец, — спросила она как-то у местного священника, — скажите, кому принадлежит Франция?

— Богу и королю, — ответил тот.

— А не сатане? — не отставала Жанна.

— Что ты, дитя мое! — замахал руками священник. — Франция подвластна только Всевышнему, а сатана не владеет и пядью ее земли.

Когда этот же священник отслужил молебен под «деревом фей», осудив их как прислужниц нечистой силы и приказав им никогда больше там не появляться, дети Домреми были очень расстроены, ведь они, хотя никогда не видели их, считали фей своими добрыми друзьями, никогда не причинявшими им зла. Но священник не слушал их; он говорил, что грешно иметь таких друзей.

Жанна в это время лежала дома в горячке и почти без сознания. Дети были в отчаянии, они прибежали к ее постели и закричали:

— Очнись, Жанна! Заступись за маленьких фей, спаси их! Только ты одна можешь им помочь.

Но Жанне было так плохо, что она ничего не смогла сделать. Но когда болезнь отступила, она быстро разобралась в ситуации. Оказалось, что феям было запрещено показываться людям на глаза, но одна женщина, проходя мимо «дерева фей», якобы увидела их, и теперь они должны были исчезнуть из этих мест навсегда. После этого Жанна прибежала к священнику и сказала:

— Святой отец, феям было приказано исчезнуть, если они когда-нибудь покажутся людям. Не так ли?

— Так, милое дитя, — ответил священник.

— А если кто-то чужой врывается к человеку в спальню среди ночи, когда этот человек раздет, неужели вы будете настолько несправедливы, что скажете: человек раздетым показывается людям?

— Конечно нет, — ответил священник, еще не понимая, куда клонит девочка.

— А разве грех остается грехом, если он совершен непреднамеренно? — вновь спросила его Жанна.

Теперь-то до священника стала доходить логика защитницы фей. Он обнял Жанну, стараясь примириться с ней, но она была в таком сильном возбуждении, что не могла успокоиться и, заливаясь слезами, закричала:

— В таком случае и феи совсем не виновны, ведь у них не было злого умысла. Они не знали, что кто-то проходит мимо. А их за это жестоко покарали, навсегда лишив их жилища. Это несправедливо, это слишком несправедливо!

Нельзя ручаться за полную достоверность этого разговора, но он приводится в некоторых источниках. То, как маленькая Жанна разговаривает со священником, поражает. Никто другой в Домреми не осмелился бы вступиться за осужденных представителем церкви фей. Но еще больше поражает логический ход мысли и находчивость девочки.

Желая успокоить Жанну, старый священник сказал:

— Не плачь, дитя мое, никто не сочувствует твоему горю так, как я. Не плачь, милая…

— Но я не могу удержаться, — продолжала рыдать Жанна, — мне слишком больно. Ведь то, что вы сделали, — не пустяк. И разве сожаление — достаточное наказание за такой проступок?

Священник не стал спорить.

— Ах ты, безжалостный, но праведный судья! — сказал он. — Нет, конечно же такого наказания недостаточно. Хочешь, я посыплю голову пеплом?

Рыдания Жанны стали утихать, она посмотрела на старика и ответила:

— Да, этого будет достаточно. Это очистит вашу душу.

Священник встал и подошел к очагу. Жанна наблюдала за ним с большим любопытством. Священник взял горсть холодного пепла и уже было собрался посыпать им свою седую голову, как вдруг его осенила другая мысль.

— Ты не откажешься помочь мне, милая?

— Чем же, святой отец?

Он опустился на колени, низко склонил перед ней голову и сказал:

— Возьми пепел и сама посыпь мне голову.

Одна мысль о таком унижении старого человека должна была поразить Жанну, и она бросилась к нему, упала рядом с ним на колени и воскликнула:

— Нет! Пожалуйста, встаньте, святой отец!

— Но я не могу сделать это, пока не буду прощен. Ты прощаешь меня?

— Я? Да ведь вы мне ничего плохого не сделали. Вы сами должны простить себя за несправедливость, допущенную в отношении бедных маленьких фей. Встаньте, святой отец, прошу вас.