Наутро же Марта становилась доброй и ласковой, заботливо интересовалась состоянием Элены, не заставляла работать, кормила ее всякими заготовленными раньше, и только для нее, вкусняшками, обязательно дарила специально приобретенный для нее подарок. Они даже могли провести целый день вместе, развалившись на шезлонгах в саду, принимая солнце и играя с собаками – красивыми колли, которых Альберто разводил специально на продажу, как и разноцветных маленьких попугаев какой-то редкой породы, натуралист хренов.

Вообще-то, справедливости ради, хорошее расположение членов семьи к ней присутствовало всегда и во всем – они были доброжелательны и внимательны к ней больше, чем она к ним. Уж на что-что, но на это она пожаловаться не могла.

За все время, что она жила в этой семье, оставались неизменными их забота и участие по отношению к Элене. И пусть постороннему могло бы показаться, что они не всегда добры к ней, на самом деле это не так: с первого дня члены ее новой семьи разъясняли ей мотивы всех своих требований и просьб, а так же и поступков, совершающихся по отношению к ней. И почти всегда, пусть и не сразу, она убеждалась в их справедливости. В конце концов, ей было только спокойней и выгодней принимать их решения как истину в первой инстанции.

Не обижали ее и материально. Да, ей не платили зарплату в общепринятом смысле, но она могла покупать себе практически все, в чем нуждалась, и даже могла откладывать, но это большой секрет. Да, она имела доступ к деньгам, выданным как на ведение домашнего хозяйства, так и на обслуживание квартир, складов и других помещений, сдающихся в аренду. Иногда ей удавалось прокрутить неплохие схемы с ремонтами. Главный же бонус она получала в конце года в виде рождественского подарка – неплохую сумму, в тысячах, которые сразу же отправлялись в ее пенсионный фонд.

Так что терять ей было что.

Уже давно Марта не вызывала Элену к себе для утех, видимо, наконец-то стала фригидной, сократив тем самым общение, а вот Альберто, как обычно, предпочитал приезжать сам – в свой неизменный день недели – среду, как и все двадцать с лишним лет. Каждая среда после обеда принадлежит ему. Кстати, завтра среда, вспомнила она.

14

Ну, что? Ужин готов. Пора звать Джованни. Выглянув из столовой, обнаружила его в коридоре, сидящем на стуле возле телефонного столика и просматривающим ее небольшой ноутбук.

– Ты что-то ищешь? – спросила у него. Джованни не требовалось разрешение порыться в нем. Компьютер, благодаря интернету, был единственной связью с миром – из дома она выезжала только по делам и под полным контролем семьи. Как говорится – шаг влево, шаг вправо – расстрел.

В принципе, ее это не раздражало – когда ей необходимо было по делам, для интересов семьи или для своих собственных, достаточно было или попросить, или предупредить. Так же точно и с интернетом – она не делала ничего из того, что могло вызвать недовольство семьи – знакомства заводила только по поиску девочек, смотрела лишь итальянские каналы на Ютубе, за исключением русских детективных сериалов, слушала музыку и была подписана на несколько каналов по уходу за собой. Больше никакими социальными сетями не пользовалась.

– Да, где телефонный номер этой… Лизы? – видоизменять имя новой девушки с Лизы на Элизу он не захотел. Ладно, Лиза так Лиза. Обычно запомнить имя девушки было для Джованни сущей проблемой, поэтому он их и не запоминал, называя каждую одинаково – Gioia[2], а вот с именем Лизы почти справился. Еще один знак не в пользу Элены.

Женщина быстро нашла номер телефона девушки, и Джованни занес его в свою рубрику.

– Ужин готов, Падроне.

– Хорошо, хорошо, – ответил тот, неспешно направляясь на кухню, щелкая телефоном.

В процессе еды все также не отрывался от него. Ему удалось связаться по мессенджеру с Лизой, и теперь они бойко переписывались. «Глядите, глядите, прошла ненависть к мессенжерам», – с бессильной ревностью мысленно заметила Элена.

Спустя время, когда уже готова была вырвать ставший ненавистным телефон из его рук, злорадно подумала: – «Хорошо, что научила ее быстро пользоваться переводчиком».

Он не обращал на нее внимания. Тогда и она демонстративно отвернулась всем корпусом к телевизору, по которому шла какая-то идиотская интеллектуальная игра. Медленно пережевывая кусок мяса, уткнувшись в телевизор, она решила ни о чем не думать, а тем более, замечать, как эти двое флиртуют.

Но не думать не получалось. Такого у них еще не было. Еще ни разу ни одна из сучьих дочек не удостаивалась общения с ним до своего приезда.

Поблагодарив за ужин, Джованни прошел в салон и, улегшись на диван, продолжил общение с Лизой. Элена же, включив воду в умывальнике, вместо того, чтобы мыть посуду, уткнулась лбом в кухонный шкафчик, и стояла так, закусив кулак, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не пойти к нему, не взять его гребаный телефон и не разбить его о стену. Она была на грани болевого порога. По крайней мере, ей так казалось. Ведь пределов боли, атакующей душу, она еще не знала. Как-то получалось избегать боли до этого момента.

Из ступора ее вывел голос Джованни, требующий вечернюю порцию ликера.

Только сейчас она заметила, что вода льется, посуда не моется, а Падроне уже требует свое, по расписанию. Сколько же она так стояла?!

Выключив воду, быстро отнесла ликер занятому перепиской Джованни и побежала в ванную готовить вечерние ванночки для его ног. Он очень любил этот моцион: ванночка с солью, потом массаж, потом втирание крема в и так холеные ступни. К тому времени, как она вернулась из ванной с миской теплой воды, он уже прекратил переписку и мирно смотрел фильм по телевизору.

Перед сном ему нравилось посидеть на улице, выкуривая пару маленьких сигар и размышляя о чем-то в тишине. Обычно она тихонько подходила к нему и усаживалась у его ног, игнорируя пробегающих изредка уставших за день ящериц.

Но сегодняшний вечер совершенно сошел с ума: она не помыла посуду, еле удержалась от желания разбить его телефон и не вышла с ним во двор. Да впрочем, видимо, сегодня в его эмоциональных размышлениях он находился где-то далеко, в Украине, и совсем не ощущал отсутствие Элены.

Вместо улицы Элена направилась в душ, а к тому моменту, как Джованни пришел в спальную, она натурально, как ей казалось, делала вид, что спит. Джованни, вроде бы, поверил в это, и через какое-то время уснул, начав мгновенно храпеть.

Джованни спал хоть и крепко, но чутко, а особенно в периоды влюбленности – когда он наслаждался присутствием новой любимой. В такие ночи он прижимал девушку к себе, не давая пошевелиться, и слышал движение каждого ее мускула, на которое реагировал новой порцией нежности.

После отъезда девушки Джованни отсыпался в мягких расслабляющих объятиях Элены. Он привык к ее присутствию в постели, поэтому, когда она поднималась по нужде, всегда был риск, что, несмотря на крепкий сон, скоро он почувствует ее отсутствие, проснется и сквозь сон спросит громким голосом:

– Элена? Ты где?

15

Еще ни разу не было такого, чтобы на этом моменте она не отвечала и срочно не возвращалась в постель, позволяя себя обнять, как ему было удобно, стараясь самой уснуть побыстрее – даже если не было сна.

Она не страдала бессонницей, но иногда сон не шел, как, например, этим вечером, когда в голове роился миллион не очень приятных мыслей. Через некоторое время она поняла, почему ее всю выкручивает, до боли в костях – ей просто необходимо встать, пройтись по дому, попить воды, посидеть в удобной позе и попытаться систематизировать конфуз, творящийся в голове.

Подумать хотелось о многом, но она прекрасно знала, что, если сейчас поднимется, времени на себя будет немного – он возбужден знакомством с Лизой, вечерним сексом не расслабился, и, лишившись тела Элены под боком, проснется через пару минут после того, как она оставит пустой свою часть кровати.

Женщина решила остаться в постели и постараться все же уснуть. Но, как и раньше, ничего не получалось. Его храп, к которому она давно привыкла и обычно почти не замечала, раздражал. Затекла спина и левая нога. Она чувствовала сильнейшую необходимость подняться.