Распрощавшись со сном окончательно, открыла глаза и начала тупо смотреть в темноту, раздражаясь все больше и больше. Ей казалось, что если она сейчас не встанет и не выбросит всю накопившуюся за вечер энергию, то, к чертовой матери, разорвется как атомная бомба!

Тогда она стала подниматься. Джованни среагировал почти мгновенно – попытался положить на нее свою тяжелую руку. «Cazzo, cazzo!» – выругалась мысленно, перехватывая руку, и, осторожно сдвигаясь по миллиметру, стала перемещаться к краю кровати. Бережно расположив руку Джованни на одеяле, она, как дым по сцене, стекла на пол.

Ритм дыхания Падроне не изменился, и она с облегчением поднялась с пола, начав тихонько пробираться в сторону двери. Она могла, конечно же, встать более шумно – как в туалет, например, или как попить воды, но в таком случае он быстрее бы заметил ее отсутствие. Пытаясь подняться бесшумно, она оставляла себе хоть немного больше времени побыть одной. Окна и двери на улицу были закрыты наглухо, и о том, чтобы выйти во двор, даже думать не приходилось – открывая дверь, пришлось бы шуметь. Да, к тому же, за столько лет проживания в семье, ей самой не пришла бы мысль глухой ночью покидать дом.

Очень хотелось двигаться.

Босиком, голая – а она была обязана всегда спать голой, исключение составляли только холодные зимние ночи, Элена проскользнула, как тень, в столовую. Здесь, начав ходить, почти бегать, как животное в клетке, по большой комнате, взад и вперед, взад и вперед, она смогла дать волю своим нервным мускулам. Хаос в голове передался им, заполняя их адреналином. Стало совершенно ясным, что напряжение последнего месяца дает о себе знать. Еще никогда она не реагировала так бурно на увлечение Джованни. Да что там говорить? Не увлекался он никем!

Хуже всего то, что в таком состоянии она не сможет успешно бороться с призраком Ману. Если она позволит себе хоть малейший намек на истерику, а истерик Джованни боялся, то он отправит ее к родителям, и соперница приобретет, без каких либо усилий, карт бланш. Все, ради чего Элена жертвовала долгими годами, достанется этой халявщице, без единого усилия, даже наоборот, достанется благодаря ее, Элены, усилиям. Необходимо было успокоиться. Даже не так! Необходимо было обнулиться.

Во время физических упражнений напряжение немного спало. Она продолжала двигаться, размахивая руками. Боясь зацепить люстру, отошла от центра. Сбоку был риск зацепить стулья, выставленные возле столового стола. С другой стороны стоял сервант. Бляха, даже с ума сойти, как следует, негде. Осторожно опустилась на диван, продолжая глубоко дышать. Возбуждение сменилось апатией.

Да, она любит Джованни. Больше жизни. Но она очень хорошо знает его характер. Он уже влюбился, и ему хорошо с Лизой. И пока не пройдет его влюбленность, Элене нечего ловить. Но рано или поздно он накормит свое мужское начало и начнет нуждаться в ней, Элене, потому что никто и никогда не сможет стать для него удобней, чем она. Сейчас надо успокоиться и продолжить игру, как будто ничего не изменилось, иначе придется до конца своих дней жить с Мартой и Альберто.

Движение, пусть не намного, но умиротворило ее. Теперь следует выпить горячего.

Элена поднялась, прошла на кухню, чтобы нагреть молоко. От чая она уже давно отвыкла, особенно от хорошего. Не принято было в этой семье ценить чай. Достала чашку, положила в нее мед и масло. Разбавила это все почти кипящим молоком, тихонечко размешала. Вернулась к дивану, укуталась пледом и попыталась сделать глоток горячей жидкости.

Не в первый раз у нее нервный кризис. Обычно хозяева быстро «вправляли ей лампочку», как только она слишком отвлекалась на свою персону. Стыдно признаться даже самой себе, каким методом родителям Джованни удавалось быстро ставить ее на место. Но метод работал.

Неожиданно дверь в столовую открылась. На пороге стоял Джованни.

– Черт! – испуганно сказала Элена, вытирая пледом с груди разлитое горячее молоко. – Ты меня напугал!

Джованни ничего не ответил, только смотрел на нее прищуренными ото сна глазами. Голый, с растрепанными волосами, немного выпуклым животом, обвисшим членом и мошонкой он не смотрелся так уж сексуально, как обычно. Но рассматривать его оказалось некогда, потому что он приказал:

– Пошли в кровать.

Ей следовало сразу же подняться на ноги, и ответить: «Яволь, мой Господин! Бегу!», но вместо этого она заупрямилась:

– Я пью молоко, пока горячее.

– Хорошо. Поднимаешься, берешь с собой молоко и идешь в кровать.

– Я не хочу в кровать, у меня бессонница.

– Да? И с каких пор у тебя бессонница? – он спустился по двум ступенькам из коридора в столовую и подошел к ней впритык, расположив свои гениталии напротив ее лица. – Недотрахана?

Если Падроне начинал говорить вульгарно – значит, он близок к бешенству.

– Дотрахана, – попыталась ответить кротко.

– Тогда что? – стал усаживаться возле нее, игриво сталкивая бедрами ее подогнутые ноги с дивана. Решил зайти с другого конца. Соблазнить и трахнуть по-быстрому.

Женщина посмотрела на него с обезоруживающей улыбкой:

– У меня душа болит, – ответила она. – Можно, я посижу?

– Что? – протянул он. – Что у тебя болит? – нагнулся в ее сторону, голос стал томным и интимным. – Повтори еще раз, что болит?

– Да, болит. Душа. У меня же может болеть душа?

– Может болеть у тебя душа, может, – ответил он, начиная стягивать с нее плед. – Где у нас находится душа? Дай-ка я посмотрю…

– Джованни, пожалуйста, я минуточку еще посижу и приду, хорошо? – она старалась остановить его руку. – Только минуточку, и приду. Пожалуйста, Падроне.

– Вот именно, кто у нас Падроне? – тон Джованни еще оставался игривым, но глаза уже проснулись и смотрели на нее ясно и холодно.

Элена опустила голову, не позволяя Джованни стянуть с нее плед.

Какое-то время он посидел без движения, держа часть пледа в руке. Элена тоже не шевелилась. Потом резко встал и вышел из комнаты.

Надо было побежать за ним. Но, странное дело, она не могла сдвинуться с места. «Встань и беги к нему!» – приказала себе. Без толку – ноги не шли.

Элена прислушалась. Вернулся в постель? Она представила его, лежащего в темноте и размышляющего об их конфликте, и почувствовала укол совести. Вот не может она без истерик! Надумала черт те знает что.

Элена поднялась, поставила чашку с практически нетронутым молоком и направилась в сторону спальни. Не успела сделать и несколько шагов, как в столовую вернулся Джованни – уже в спортивных штанах и олимпийке. В таком виде он вызывал восхищение: уже уложенные, пусть и рукой, седоватые волнистые волосы; открытый на половину, депилированный, без единого волоска, торс, с все еще рельефными мускулами, не смотря на явные лишние килограммы; мощные, немного кривоватые, уверенные ноги с красивыми босыми ступнями. Элена перевела взгляд на руки. Самые красивые руки в мире.

Неслыханное чувство близкой потери нахлынуло, как волна цунами. В голове промелькнуло: она опускается на колени, и, заламывая руки, просит не бросать ее. После чего падает на пол животом, протягивая руки к его ногам. Картина маслом.

Наяву же они стояли друг против друга: он, серьезно, изучающе, смотрел на нее, засунув в карманы руки, как русский босяк; она же на него – с обожанием. Неприступная, закутанная в плед, как в тунику, римская гражданка.

Кто первый заговорит? Она, конечно же! Но Элена молчала, прерывисто дыша, не в силах вымолвить ни слова. Очень жаль, что он не вернулся в постель. В спальне она бы нашла, что сказать ему. «Ну, все, тебе капец. К Марте поедешь!» – вынесла вердикт своему поведению.

Первым заговорил он:

– Ты же все понимаешь, да? Мой отец хорошо воспитал тебя, и ты понимаешь, что никто не попустит тебе открытый бунт.

Он давил на нее своим видом, своими умными фразами, своими руками в карманах. Вся его фигура выглядела угрожающе.

– Я попросила только пару минут, чтобы закончить пить молоко.