Хотя и того, что рано или поздно, все же, ему понадобится наложница помоложе, она совершенно не исключала. И вот, скорее всего, этот момент настал – она сама предложила ему ту, которая сможет завоевать его интерес и отодвинуть ее, Элену. Ирония судьбы.

Ей оставалось только молиться, чтобы Лиза оказалась бестолковой в постели, в общении и в ведении домашнего хозяйства. А еще лучше – чтобы Лиза ему побыстрее надоела, как это случилось с другими, и чтобы он отправил ее назад, на родину. Поиск же других девушек даст ей очередную передышку на долгое время.

10

Ее разморенный и томный отдых прервал раздавшийся над головой голос Джованни:

– Как успехи с девушкой? – Элена от неожиданности содрогнулась всем телом. Класс, ее поймали на месте преступления, как воровку. «Нет, не так, – поправила себя. – Как служанку, которая, вместо того, чтобы работать, лежит в тенечке голая и мысленно промывает косточки хозяину».

Элена привычно включилась в свою роль и, как полагалось, стала оправдываться, лепеча извинения в манере I am baby, одновременно поднимаясь с лежака:

– Ой, Падроне, я прошу прощения, но, знаете, после обеда солнце не такое агрессивное, чтобы сгореть, вы же знаете мою кожу, а я хотела бы подрумяниться… – выгнулась, представив его взору круглую немаленькую попу и продолжила: – На днях ей подвезут паспорт с визой. И я сразу смогу приобрести билеты, – попа к верху, руки держатся за край лежака, вся тянется такая, как кошка. – У нас лекция через час, – спустила правую ногу с легким стоном желания. Краем глаза следила за ним – как реагирует-то?

– Ой! – довольно вскрикнула, когда он схватил ее за волосы, стянутые в хвост, и одним рывком сорвал с лежака. Так и посеменила за ним, на полусогнутых. Пока дотащил ее до дома – успела возбудиться. Это слабость у нее такая – рука ее мужчины на голове. Тут уж ничего не поделать.

Бросил ее на пол – голую и красивую, с растрепанными волосами и улыбкой возбужденной профурсетки. Раздеваясь, навис над извивающимся, знакомым телом.

Закончили они на диване. Он лежал, умиротворенный и расслабленный, каким только можно быть в прохладном доме за городом, в начале лета, при открытых окнах и дверях, когда все еще весенний ветерок приносит в дом тепло несмелого, но уже горячего, солнца.

– Ты спишь? – шепотом спросила у него, внимательно рассматривая черты родного лица. Был ли он красив? Для нее – да! Сам же Джованни о себе говорил: «Я так некрасив, что чертовски всем нравлюсь!»

– Хм… – ответил он. Она улыбнулась. Он никогда не раздражался, когда его беспокоили во время сна. Но сейчас он не спал. – Через сколько лекция? – спросил, и от этого вопроса улыбка сошла с лица Элены. В такой момент он думал о Лизе!

– Успею, – буркнула в ответ, едва успев скрыть мгновенно накрывшее раздражение. Но сразу же спохватилась: – Через десять минут, – все еще шепотом.

– Давай, иди, готовься, – приказал ей, и она нехотя стала подниматься. – И душ сделай! – напомнил он.

– Хорошо, – поднявшись, стала собирать заново хвост. Так вот зачем он приехал с офиса пораньше – чтобы поприсутствовать на уроке.

Заходя в душевую кабинку, шумно закрыла дверцы, постаравшись, чтобы гребаное стекло, из которого та была сделана, разлетелось на части, но стекло не разбилось. Вот вам итальянское качество, твою мать! Но прохладная вода успокоила эмоции, и Элена пробежалась по воспоминаниям.

11

Тогда, в свои тридцать, Джованни перенес потерю невесты достаточно тяжело. Ему пришлось, насколько знала Элена, уехать на два года в Швейцарию, потом совершить длинное путешествие по миру, чтобы восстановиться.

Все эти годы Элена не уставала ждать его и надеяться, что Джо вот-вот вернется. Как раз в это время дед понемногу стал сдавать, потом заболел, поэтому Элена все свое время и силы отдавала уходу за ним, а он стал очень капризным.

Отец же Джованни, Альберто, стал приезжать к ним почти каждый день – с дедом было много мороки: то анализы, то визиты к врачам, то аптека. И если раньше, в основном, воспитанием Элены занимался дед, и для него главным было, чтобы Элена находилась всегда рядом и заботилась о его комфорте, то сейчас Альберто взял на себя эту миссию – воспитать для себя и для жены Марты, матери Джованни, совершенного члена семьи. Так он ее обозначил. Член семьи.

Поэтому стал посвящать часы и часы внушению Элене нового мышления – мышления для блага семьи. Стал возить ее чаще к себе в дом, где Марта прививала ей полезные привычки поведения, а за ошибки, со временем, стала даже наказывать.

Альберто не отличался твердостью характера, особенно в присутствии отца, но, по мере того, как дед становился беспомощнее, уверенность его в себе, как в руководителе семьи, крепчала, он на глазах взрослел – если такое можно сказать о мужчине, заканчивающему шестой десяток.

Поэтому, когда слабые попытки Элены воспротивиться плотному вмешательству в ее жизнь были пресечены на корню, и она поняла, что в открытую ей не победить – ну, хоть вправду, бери и убегай, а этого, ой, как не хотелось – она решила действовать по-другому.

Об Альберто все знали, что он ни рыба, ни мясо. «Характером весь в мать, – говорил о нем дед обреченно, – хоть она была женщина святая. Сынок не святой, но живет, как блаженный – ни о чем не беспокоится». Ей сначала тоже казалось, что то, что говорят об Альберто – правда. Всегда улыбающийся, с понимающим взглядом больших карих глаз, который проникал, казалось, в душу.

Когда он желал узнать правду о чем бы то ни было – ему достаточно было посмотреть пытливо – и никто не смел врать. Другое дело, что, без надобности, он силой взгляда не пользовался. Обычно на его лице хозяйничала заискивающая, мягкая улыбка человека, ожидающего от окружающих только хорошего.

Но после того, как ей пришлось испытать на себе твердость его двуличного характера и изворотливость его извращенного ума – еще в самом начале ее проживания в этой семье, когда им удалось в первый раз прогнуть Элену и заставить делать то, что они требовали, девушка взяла себе за правило никогда не недооценивать Альберто – он не просто ни рыба, ни мясо, он может быть и рыбой, и мясом – в зависимости от целей, которые хотел достичь.

Видимая его слабохарактерность – это чистой воды умение идти на компромисс во всем второстепенном, чтобы добиться главного. Она заметила, что от своей видимой апатичности он имел только блага: практически ни дня нигде не работал – деньги достались в наследство от его деда, жена заботилась о доме, сын жил у его отца. Марта неплохо обеспечивала бурные развлечения, да и сама по себе, не давала скучать.

Сомнений в его слабохарактерности Элена не высказала и не показала, на ходу постигая у него самого великую игру в поддавки. Да так научилась изворачиваться, что наловчилась и самим Альбертом крутить, и обманывать злую Марту, замыливая обоим глаза своей показной усердностью и кротостью. Они-то ведь уверены, до сегодняшнего дня уверенны, что и его психологические манипуляции, и ее физические наказания дали хороший результат – вон какая покладистая Элена получилась.

Они столько лет работали над ее характером, столько выбросили из него ненужного и столько вложили полезного, что уверились в ее стопроцентной лояльности. Да, конечно. Может быть, они и правы – им удалось подогнать ее под себя. Только, считая цыплят по осени, можно смело сказать – она смогла устроиться так, что живет почти в своем доме боярыней, со своим мужчиной, и, практически, вне их досягаемости – таких умных и всесильных хозяев! Козлы…

Она их жутко ненавидела – и Марту, и Альберто. Ненавидела так, как только раб может ненавидеть своих хозяев. Но так глубоко анализировать свое положение она себе запретила.

Джованни вернулся в дом своего деда как раз на похороны старика, и с того дня надолго не уезжал. Он поселился в семейном гнезде, оставив прислугу, то есть, Элену, при себе.

Родители, особенно мать, поворчали, но девушку ему уступили – в семье было принято баловать Джованни, поэтому, о том, чтобы отказать ему в присутствии женщины после тяжелой потери Ману и стольких лет скитания по миру – о том грешно было даже подумать! Но все же родители смогли себе выторговать условие, что сын будет отпускать Элену к ним по первому требованию, и на столько, на сколько будет необходимо.