Еще один удар в гонг, погасли несколько светильников, и в храме стало сумрачно.

– Ближе, Сауре, – мягко проговорила Верховная Жрица Амон-Ра.

– Войди, не бойся, – прошептала мать малышки, стоящая в ряду жриц.

Сауре приблизилась к Верховной Жрице. Та взяла её ладонь и острым кинжалом быстро начертила на коже несколько линий. Ярко-алые капли крови упали на каменный пол храма. Сауре вскрикнула и попыталась отдернуть ладонь, но жрица держала слишком крепко.

– Я отбираю у тебя твоё имя.

Жрица отпустила правую руку девочки и взяла левую. Сауре, что б успокоить боль, прижала ладонь к платью. На белой льняной ткани тот час растеклось красное пятно.

– Я отбираю у тебя земное прошлое.

Вновь несколько взмахов кинжала.

На глаза малышки навернулись слезы: ей было больно и страшно.

Верховная Жрица Амон-Ра, отпустила руку Сауре, передала кинжал одной из жриц. Та, с поклоном приняла его, встала на своё место и, повернувшись лицом к матери Сауре, вонзила кинжал ей в живот.

– Нет!!! – Сауре хотела кинуться к матери, но Верховная Жрица Амон-Ра успела схватить девочку за запястье.

– Я отбираю у тебя земное прошлое, – ледяным тоном произнесла она и продолжила, – дарую тебе Жизнь.

– Ты врёшь, – закричала Сауре, – ты даришь только смерть, прикрываясь великим Амон-Ра. Ты жрица Анубиса!

Девочка, наконец, вырвала руку и кинулась к умирающей матери, но теперь остальные жрицы преградили ей путь, и тогда Сауре бросилась к двери. В дверях она остановилась, обернулась.

– Мы встретимся с тобой, Акен. Я отомщу за мать. Хоть ты и покинешь этот мир, не дождавшись моего взросления…

Тихий, серьёзный голос ребенка прозвучал зловеще.

Когда жрицы закрыли дверь за девочкой, Акен, Верховная Жрица Амон-Ра, вытерла кровь с кинжала и произнесла:

– Я не ошиблась, прорицательница.

Она хлопнула в ладоши и жрицы, размахивая длинными серебряными кинжалами, пустились в пляс: они извивались, подпрыгивали и падали на землю, снова вскакивали, крутились на месте, поднимали и кидали вверх, смешанный с кровью, песок.

Музыка смолкла.

Жрицы медленно разошлись, совершенно спокойные, с каменными лицами.

На полу в окружении мёртвых рабов осталась лежать мать четвертой прорицательницы Египта.

***

– Кейт, постой, – Чарльз догнал девушку. – Ты точно в порядке?

– Я уже сказала. Всё хорошо, – спокойный голос, каменное, непроницаемое выражение лица.

– Милая, ты так поспешно ушла, я подумал…

– Это не единственная мумия на корабле, – хриплый, ледяной голос.

– Что? – Чарльз остановился и посмотрел на невесту. – Нет, ты явно не в порядке, – он взял её за плечи и повернул лицом к себе, – пойдем, я отведу тебя в каюту, ты отдохнёшь. – Молодой человек осекся на последнем слове.

– Нет, – легкий толчок в грудь.

В глазах у Чарльза потемнело, голова закружилась, и через мгновение его тело, завернутое, словно египетская мумия, в белое полотнище, скользнуло в тёмные воды Атлантического океана.

***

Юная египтянка пробежала мимо стройных колонн первой террасы, миновала изящные, выкрашенные синей глазурью, пилоны второй, и вбежала на третью террасу, совсем крохотную, по сравнению с первыми двумя. Тяжело дыша, она остановилась на открытой площадке и с силой ударила кулаком по колонне – по искусно нарисованным изображениям животных и людей потекла ярко-алая кровь.

– Я сравняю её гробницу с землёй, а мумию выброшу, – срывающимся от злости голосом произнесла она.

– Юная госпожа, вы навлечете на себя гнев богов, – раздался у неё за спиной спокойный голос.

– Пусть, – дернула плечом девушка, – зато её душа не попадёт в Страну Вечного Блаженства и никогда не воскреснет! Я найду способ…

Из шоколадных миндалевидных глаз потекли слёзы.

На плечо девушки опустилась рука новой Верховной Жрицы Амон-Ра.

– Я понимаю, Акен не во всём поступала верно, но она была достойной…

– Нет, – резко прервала её девушка.

Жрица покачала головой, поджала губы и стала медленно спускаться с трассы.

Оставшись одна, девушка вытащила, спрятанный за поясом, мятый папирус. Расправила его и всмотрелась в иероглифы:

«…умертвить множество рабов, самым медленным и мучительным способом. Их Ка, полное ненависти и отчаяния, будет мучить душу погребенного, мешая последующему воскрешению. Если же будут произведены попытки проникнуть в гробницу извне, неудержимое, слепое Ка – сгущенная ненависть – расправляется и с живым человеком».

Юная прорицательница облизала вмиг пересохшие губы.

Кажется, она нашла способ.

***

Стройная девушка, запинаясь о подол зеленого платья, миновала котлы, поршневые паровые машины, паровую турбину и электрогенераторы, закрепленные на стальных плитах, обогнула мешки с углём и цистерну с питьевой водой, и вышла к грузовому отсеку. Высокий деревянный ящик, она заметила сразу. Удовлетворенно кивнув, девушка вновь поднялась на верхнюю палубу.

Та, чье имя было Сауре много тысяч лет назад, подняла руку, с начертанным на ней крестом с петлёй вместо верхнего луча, над океаном и произнесла несколько слов на древнем языке. В её моментально потемневших глазах мигнули и погасли холодные золотые звезды.

Когда айсберг поднялся на достаточную высоту, четвертая прорицательница Египта измученно улыбнулась и опустила руку.

Белая ледяная глыба двинулась навстречу кораблю.

Они всё-таки встретились. На уровне смерти.

– Дедушка, расскажи сказку. Ну, де-еда! – просят девочки на два голоса.

Темные детские глазки, наполненные мольбой, поблескивают в вечерней полутьме. Старик вздыхает, смотрит на луну, окутанную слабой дымкой.

– Ну, хорошо, озорницы. Какую вам рассказать?

Внученьки замерли в предвкушении.

– Про русалку, дедушка.

– Ох, милые мои. Про русалку, так про русалку. Слушайте.

Давным-давно это было. Тогда деревня еще не разрослась ни вширь, ни в глубь леса. Всего несколько десятков домов, подступающих к кромке величественных сосен. А за ними – полдня пути всего – озеро. Тёмное, странное, без пологих болотистых топей, со всех сторон окруженное низким колючим кустарником, словно забором.

Не любили то озеро деревенские, обходили стороной. Хотя молодые охотники по-незнанию иногда проходившие близь него, рассказывали, что рыбы там – невидимо. Так и плещется, выскакивает из воды, да падает обратно. Крупная. Блестящая. Закинуть бы удочку, да разросшиеся кусты не дают приблизиться. Колючие кусты, непролазные.

Дождаться бы зимы, а когда завалит снегом, перелезть через бурелом, да на озеро, да вырубить лунку – красота. Только озеро-то слыло незамерзающим.

Так и жили, соседствовали.

Молодухи же, девицы незамужние, любили, собираясь по вечерам у большого костра на опушке, страшилки друг другу рассказывать. И нет-нет, да всплывёт в рассказах тёмное озеро лесное. Многое о нём говорили, что правда, что выдумка – кому ж теперь ведомо?!

Обросло легендами озерцо, да сказками. Поговаривали, что ягоды на кустах вокруг него не простые, а заговоренные, волшебные, значит, ягодки. Если любовь у кого случилась безответная или муж в другую сторону поглядывать начал, надо было пойти к озеру-то в полночь обязательно, нарвать белых, тускло светящихся в ночной темноте, ягод, да приготовить зазнобе своей напиток. Только на вас смотреть будет.

Правда, пользоваться силой бледных ягодок местные кумушки не спешили. Увидит муж жену исцарапанной, да усталой, сразу понимает, в чем дело.

Ксана жила в том селе. Красавица – брови черные, губы алые, глаза точно звездочки сияют-переливаются. Свататься к ней многие ходили, только не любы они были девице своенравной. А однажды придумала она шутку, кто, мол, к озеру пойдёт, да рыбки ей наловит серебряно-чешуйчатой, за того и замуж пойдёт.