Илья мучительно искал выход. И никак не мог его отыскать. Жизнь не то чтобы кончилась, она – заблудилась.

Долгожданная цель достигнута – он полноправный студент академии художеств. Казалось бы живи, радуйся, но кончились деньги. Совсем. Он был согласен сидеть на хлебе и воде, было бы где жить. Но для того, чтобы снять жилье надо работать, а не учиться.

Целый день Илья шатался по линиям охваченного весенней свежестью Васильевского острова в поисках заработка – иногда ему удавалось его найти, но не теперь. Редкие заказы по оформлению вывесок помогали, отодвигали мрак безденежья, но и этот источник иссяк.

Утром, хозяин квартиры запер комнату с его нехитрым скарбом и дал еще три дня на погашение долга за жильё.

Это было бы не страшно, в другое время: можно занять, подработать, но, как назло, началась пора экзаменов.

– Доброго здравия, Илья Ефимович, – прервал тяжелые размышления молодой задорный голос, – А мы с Алексеем идём и спорим, видишь ты нас или нет.

Братья Швецовы, Александр его сокурсник, вольный слушатель и его младший брат Алексей, учащийся художественной гимназии. Они представляли его как минимум Ломоносовым от живописи, так как он был старше всех и жадно впитывал знания, был уважаем преподавателями, плюс работа в артели богомазов добавляла ему авторитет человека самостоятельного и серьезного.

– Здравствуйте, други мои, – обрадовался Илья встрече, – Вышли на прогулку? Небось, всю ночь зубрили.

– Больше спорили, кто какое испытание завалит, – сказал Алексей, – У меня Илиада, у Сашки – пропорции не складываются.

– Вот, Жульку выгуливаем, – сказал Александр, кивая на черную собачонку, вьющуюся у ног, – А ты кого выгуливаешь?

– Долг надо за квартиру отдать, а то у меня там вся наука осталась.

– И много надо, – деловито спросил Сашка.

– Два рубля – долг и пять вперед.

– Ну, два рубля мы тебе найдем, а пожить ты и у нас можешь вместе готовиться веселее.

Четверть часа спустя они, дружной компанией уже тащили освобожденные из-под ареста пожитки. А спустя ещё минут двадцать они уже чаёвничали в комнате братьев.

– Ребята, спасибо вам, – наверное в сотый раз благодарил Илья братьев, – Если бы не вы… Даже не знаю, что бы мне оставалось делать.

– Сочтемся, – сказал Алексей, укладываясь на кровать с книгой, – Сейчас все испытания пройдем и покумекаем.

Солнечный зайчик, пробившись через мутное стекло, пробежал по комнате и замер на двери комнаты.

– Ну, если ты не против, – сказал Александр Илье, – займу стол, доставая картину с пейзажем, – надо составить план этой картины.

– Я, тогда, мольберт Лешки займу, – отозвался тот, – если он не против.

– Конечно, только тише, пожалуйста! Не отвлекайте.

Тишина повисла в комнате, но не надолго. Сперва Жулька начала чесаться и скулить барабаня хвостом. Затем в распахнутом окне напротив показалась, юная красавица в голубом платье и с копной каштановых волос. Сашка засопел и заёрзал. А Илья задумался над чистым холстом и незаметно для себя начал легонько постукивать кистью по палитре. Лёшка честно пытался читать, но это явно ему не удавалось. В конце концов, то ли от напряжения, то ли от бессонной ночи, но вскоре по комнате прокатилось легкое, ровное сопение.

– Что же всё-таки делать, – сказал Илья шёпотом, то ли себе, то ли своему влюблённому приятелю, – Урывками, большую работу не найдешь. Учение бросать и к богомазам? Не хочу. Сидеть в должниках – не привык. Всё упирается в деньги. Где бы их взять?

– Алешка, спишь что ли, – также шёпотом спросил брата Александр, – Ну-ка, ответь нам, откуда греки деньги брали?

Лишь сонное мычание и невнятное бормотание были ответом.

– Гомер оказался сильнее, – сказал Илья, – уложил младшенького одной страницей.

– Он так для экзамена по Греции готовится, – сказал Александр, глядя на спящего брата, – Алёшка решил поискать образы для эскиза в Иллиаде.

– Что же делать, – спросил Илья, глядя на холст.

– Что-что, – передразнил друга Сашка, – картину продай! Намедни, в мелочной лавке видел какую-то копеечную селедку за три рубля торгуют. Но, ты не туда, ты в «Тринти», снеси.

– Сашка, кто же в мелочной лавке картины торгует?

– Скажешь тоже «мелочная лавка»! «Тринти» это фирма, солидное заведение. К тому ж недалече в Андреевских рядах. Никонор Михеич купец смекалистый, умный. Сам был вольнослушателем в Академии. Сразу скажет – берет или нет. А не хочешь картину – у него вывеска старая можешь предложить, но это от силы пятерка…

– Да какую картину я ему продам-то.

– Что ж ты всё ворчишь,– сказал Александр, доставая из ящика стола картуз с метелкой, – Даже если ты нарисуешь яблоко на блюде – точно понравится и купят. Ты же мастер, в отличие от нас. Мы даже не подмастерья. При твоих-то умениях.

Он отвернулся к окну и, активно жестикулируя, начал молчаливый диалог с красавицей из дома напротив.

Илье пришла озорная мысль: а что если…

Через три часа братья разглядывали картину.

– Лучше всего Жулька получилась, – сказал Лешка.

– А другую не мог написать, что ли, – спросил Сашка, – Жалко продавать. Лихо это у тебя получилось!

***

Спустя несколько дней вся троица возвращалась из Академии. У двери парадного в нетерпении стоял мальчишка-посыльный из «Тринти», а у него за спиной возвышалась громада дворника Гаврилы. Заметив ребят дворник обрадовался и закричал на всю линию:

– Илья Ефимович, вам пакет!

Мальчишка-посыльный, с облегчением вздохнул и вытащил из-за пазухи сверток и записку от Никанора Михеевича: «Картину продал. Приноси ещё».

Получив по гривеннику, посыльный с Гаврилой исчезли.

Подняться в мансарду было минутным делом, но и эта минута была невыносимо долгой.

Дрожащими руками Илья развернул сверток, из которого высыпался ворох банкнот.

– Вот это да-а, – только и сумел сказать Алексей, поочередно разглядывая то Илью, то Сашку, то, неожиданно появившееся богатство.

***

На следующий день Илья Ефимович в сопровождении друзей отправился искать новую квартиру.

Отец занимался ремонтом крыльца когда к нему подошёл сын.

– Тятенька, почему братья знают грамоту, а у меня всё мимо – каждый день учу и никак.

– Учение это, видно, не каждому дано. У кого-то правая рука сильнее, а у кого-то левая. Не кручинься. Всё сладится. Всему своё время. Ну, ступай. Брат поди уже заждался.

Варфоломей послушно взял книжку и направился к воротам.

"Ишь как вытянулся, совсем большой стал, только глаза в колыбели остались" – подумал отец.

Варфоломей шел знакомой дорогой к выпасу – сперва по деревне до околицы, затем небольшой пригорок и будет деревенский выпас.

Путь хорошо знаком, а потому все мысли юного подпаска были заняты учением.

Сколько бы он не пытался запомнить, соединить все эти крючки на бумаге ничего не получалось.

Крайний раз учитель просит зачитать, объясняет как надо, а в голове чёрный туман, как мрачная туча.

Стоит он, а спиной чувствует насмешливые взгляды, будто пальцами тычут. Урок окончен. Все покидают класс…

– Варфоломку учить, что в решете уху варить – пустое дело, – услышал он громкий шёпот за спиной, а затем дружный, приглушенный смех.

Как же горько и обидно.

"Что со мной? Почему братья могут, а я нет? Почему все мальчишки сладили, а я не могу"?

Вспомнился случай когда ребята бросили кутенка в стадо гусей. Кутенок вытаращив глаза, сжался, дрожит от страха, а эти здоровые, шипят, гогочут, норовят клюнуть, ущипнуть.

Тогда он прутом разогнал гусей и принес бедолагу домой.

"Моих гусей так никто не разгонит", – подумал он выходя за околицу.

Взбираясь на пригорок он увидел молящегося монаха. Варфоломей удивился, поблизости нет большой обители, ни пещер. Он с друзьями видел одного схимника живущего в пещере, но этот другой. Какой-то удивительно светлый и добрый.