Ветер потрепал пуховое ослепительно-белое перо, побаловался с ним как с игрушкой и, наконец, бросил в воду. Теперь с ним играла уже она. Тянула куда-то, проводя между палой листвой и редкими ветками водорослей. Со дна поднялись к поверхности воды неторопливые рыбы. Замерли, точно неживые, и так же стайкой ушли на дно. Видно, думали, что чья-то добрая рука бросила им корма. Но – не сбылось. Она хмыкнула. Надо же, даже здесь у кого-то есть мечты, и они подчас рушатся. Даже в этом болоте есть жизнь. И в этом тоже есть…

Старый парк пел птичьими голосами на все лады. Забросив поглубже в сумку ненужные в этой консерватории наушники, Крис молча слушала жизнь. Такую простую и ненавязчивую жизнь, которой всегда мало в будничной суете. Город так редко шепчет на ухо, все больше орет, как скандальная баба на базаре. Но иногда, иногда…

Появляется он. И пусть уж Город хоть орет, хоть шепчет, все хорошо и все едино. Потому что ничего не слышно, только его голос. Хоть бы он почаще говорил…

Они познакомились внезапно. Это даже знакомством-то не назовешь. Просто Юрка, редактор их газеты и сайта, как-то в марте, в очередной раз проносясь по коридору, толкнул ее в плечо и сказал:

– Глянь, нам парня нового в отдел взяли. Вон, у окна.

Она обернулась. У окна действительно маячила чья-то макушка. Но чья, что там за новичок, не видно. Начальство не поскупилось, поставило наконец отличные большие мониторы. За такими и слона можно спрятать, не то, что человека.

А человек в отдел действительно был нужен. Журналисты в редакции не приживались. Фотографы, редакторы, корректоры, эти пустили корни намертво. Что странно, но приятно. Писаки улетали вдаль бумажным самолётом. А те, что оставались, уже и писать нормально могли с трудом. Просто не поспевали. Нет, конечно, если не есть, не спать и не жить, тогда можно. Вот только организм, предательская сволочь, требовал сна и еды. Иногда даже просил жизни. А в целом…

"В целом в нашем болоте с жизнью туговато", – шепнула себе она как-то вечером, допивая очередной стакан кофе и уныло глядя в монитор. Дело шло к полуночи. А нужно ещё писать и писать…

И вот Юрка на бегу тычет пальцем в эту новую макушку, она, почти не глядя, проходит в кабинет и включает компьютер. Оборачивается:

– Привет!

– Привет, – сухо доносится по ту сторону монитора, и макушка чуть сдвигается в сторону. Странно, обычно новички хотя бы поднимались с места. Особо вежливые подходили знакомиться. Крис пожала плечами, ладно, всяких видела. Так какая разница?

Быстро проверив ежедневник и почту, подхватила блокнот и убежала на материал.

К обеду на улице разогрело. Все с утра шло так удачно, что жить захотелось чуточку больше. Крис выпрыгнула из автобуса на одну остановку раньше, купила мороженое и, напевая что-то, направилась назад в редакцию. Раз есть возможность, надо прерваться. Все равно потом до вечера от монитора не отойдешь… Весна все больше заполняла Город. Умытый дождями, он сиял свежими красками, и даже люди стали иногда улыбаться. Мурлыча себе что-то из детства про "стали птицы песни петь и расцвел подснежник" (она даже не была уверена, что это песня, но хотелось непременно петь), впорхнула в редакцию.

Юрка не улыбался.

Глядя в его зло сощуренные глаза, Крис поежилась. Обычно он балагурил по поводу и без, а тут как подменили. Даже спрашивать неловко, с чего это. Как-то нелепо кивнув, она нырнула в закуток, где фотографы обыкновенно гоняли чаи среди бескрайних залежей всякого электронного барахла, списанного и нет.

– Ребят, что с Юркой?

– С новеньким сцепился.

– Ну, приехали. Мог хоть день потерпеть, не сразу ругаться? А то и этот уйдет, не начав. А я задолбалась.

– Вот не поверишь, – Павел, самый старый во всех смыслах и матёрый в них же фотограф, громко хлебнул из своей кружки, закашлялся и долго-долго приходил в себя. Крис даже ждать надоело. Но уж очень было интересно, во что это ей не полагается верить. Наконец Паша откашлялся, стукнул себя в грудь кулаком, утер скудные слезы, от натуги выступившие из глаз, и проговорил: – Новенький сказал, что Юрка бездарь и работать не умеет.

О, да. Теперь понятно, чего это шеф такой злой на весь свет. Кто-то плюнул ему в эго. Да не просто кто-то. Вот ей бы он спустил. Уж сколько рядом пашут, всякого друг другу наговорили. А тут непонятно кто с улицы. Однако новенький действительно нахал.

Паша тем временем окончательно пришел в себя.

– Новенький там что-то написал, не знаю, что, я не в теме. Юрка, как всегда, заладил: распечатай, я с экрана проверять твою писанину не буду, позиция, все дела… Ну ерунда, согласись?

Крис пожала плечами. Ерунда, формальный Юркин заскок. Они-то привыкли. Новенькие обычно тоже молча печатают да несут на проверку. А этот, видимо, начудил.

– Короче, уж не знаю, чего там они, – продолжил фотограф, – я ушел оттуда, да только там такой ор поднялся! Ну как ор. Юрец наш орет, аж стены трясутся, а новенького не слышно. Но паузы есть, значит, отвечает. Я было хотел поглядеть, а тут дверь наотмашь об стену, Юрка выбегает, да прямиком к начальству. Вот с той поры и ходит злой как черт. Я так-то курить уходил, не слышал почти ничего. Но вот одну фразу разобрал: "будет ещё тут всякий сопляк меня работать учить!". Короче, как-то так. Да ты не переживай, ща выдохнет. Ну или завтра.

Дальше слушать Крис не стала. Ничего нового. Ну поорут друг на друга. Новичок соберет вещи, уйдет. Юрка придет в себя, а завтра опять даст объявление о поиске сотрудника.

Но на следующий день та же макушка маячила за монитором.

Ей стало интересно. Ещё не было такого, чтобы после скандала в первый день хоть кто-то приходил во второй. А впрочем, никто в первый день сильно ни с кем и ни ругался.

– Привет, – бросив сумку на кресло, девушка подошла к его столу. – Вижу, Юркины эмоции тебя не задели!

Она с улыбкой ждала ответа, но новенький только буркнул "нет, привет" и продолжил что-то писать.

– Я Кристина, но лучше просто Крис. Видимо, мы тут будем часто встречаться.

– Макс, – раздалось из-за монитора.

– Ладно, Макс. Запомни сразу: сахара у меня нет!

Бинго! Пробила! Из-за монитора показались ярко-синие недоумевающие глаза.

– Сахара? Ты о чем?

А он ничего, про себя решила Крис, бегло оценив новичка. К удивительного цвета глазам прилагались рыжеватые волосы, острые высокие скулы и довольно крупный, но прямой и ровный нос.

– Я о ком, – включив чайник, принялась копаться в своем столе. – Думаешь, тут все такие правильные? На публику только. А на деле мы те ещё гады. Берём чужие кружки, например. И печенье со стола воруем. А если к ночи очень припечет, самые смелые могут залезть в чужой стол, потому что сахар к чаю у них уже закончился, а работа ещё нет. Вдруг есть у соседа. Так вот стразу тебе говорю: у меня сахара нет! Я сладкий не пью!

– Ладно, – новенький хмыкнул, как-то неопределенно мотнул головой и уткнулся в монитор.

Светский трёп сошел на нет.

Крис с грохотом закрыла ящик стола и с головой ушла в свои записи. Вынырнула где-то через час, потянулась за кружкой. Остывший чай некрасиво и с укоризной отсвечивал островками пленки. Недолго думая, вылила его в раковину и опять нажала кнопку чайника. Новенький все так же сидел за столом. Но рядом гордо выстроилась вереница пустых кофейных стаканов.

– Ого, четыре за час! Даже мне так слабо! – она подмигнула ему.

– Не выспался, – донеслось от соседнего компа.

– Хочешь, кружку тебе подарю?

Макс молча показал большой чайный бокал, до сего момента скрытый где-то в недрах стопок его записных книг и прочего бесценного хлама. Крис мельком оценила поверхность стола и убедилась, что этот парень без боя не сдастся. Он здесь обосновался всерьез и надолго. Ну, по крайней мере, сейчас он все решил для себя именно таким образом.