Эридан подошел к изгороди с другой стороны. На западе еще виднелась узкая розово-желтая полоса, а на небе уже можно было разглядеть звезды. Над замком сияла самая яркая, – Миана, названная в честь Богини жизни, в окружении более тусклых, образующих созвездие Вейлирала: крест, из основания которого выходили три линии, каждая из четырех звезд.

Немного помолчав, Эридан спросил:

– Тебе не скучно?

– Нет. Я люблю звезды. – Ответил Фло, не отрывая взгляда от неба.

– Я не об этом. Я в общем, о твоем поведении. Тебе не скучно всегда быть правильным?

– Что плохого в том, чтобы делать все так, как тебя просят? Не хочу никого расстраивать.

– Ты слишком добрый, тебе так не кажется?

– Это, по-твоему, тоже плохо?

– Наверно, не плохо. Но неудобно. Кто-то нехороший вроде меня обижает тебя, а ты даже защититься не можешь. – Эридан посмотрел на брата. – Нет, точнее не хочешь. Разве это нормально? Ты сильнее меня, но никогда этим не пользуешься. А мог бы.

– Ты не такой. Просто ты самый младший, – возразил Фло – И хочешь выделиться, привлечь внимание. Поэтому ведешь себя так. Я так думаю.

Эридан усмехнулся:

– Вот еще. Мне не нужно внимание. Я всего лишь хочу повеселиться. Детям должно быть весело, даже если они родились в королевской семье.

Фло пожал плечами. Не верит. Эридан почувствовал, как внутри снова растет раздражение. Если брат и придумал себе всякие глупости, то пусть держит их при себе. Недовольно цокнув языком, младший принц принялся перебираться назад через изгородь. Прямо напротив Флорина. И когда слезал, специально задел его плечом, притворившись, что оступился, не нащупав ногой нижнюю перекладину каркаса.

Дни шли своим чередом, незаметно сменяя друг друга. С началом лета в замке царило оживление – приближался день Противостояния. Единственный день в году, когда Лаль и Тэй вместе появляются на небе, пока солнце еще не зашло. Этот день праздновался так же давно и исправно, как новый год и считался днем почитания Богини жизни, Мианы.

На самом деле, Богов уже давно не почитали так, как раньше. С приходом века науки и техники, Боги отошли на второй план. Конечно, оставались те, кто искренне верил в них, как, например, королева Санджана, и их было немало – ни один храм, построенный в честь Богов, не пустовал – но исповедование религий давно уже не было обязательным. Служители Богов не имели прежнего влияния на управление государствами. Однако привычные праздники, вошедшие в обиход столетия назад, оставались частью жизни.

Император всегда давал бал в этот день, и сейчас за две недели до праздника, в замке во всю шли предпраздничные хлопоты: повара составляли меню, слуги до блеска натирали светильники, вазы, убирали пыль в самых труднодоступных местах, горничные готовили гостевые комнаты. В залах приемов уже расставлялись столы, а бальные залы готовили для танцев.

В примерочной комнате, где собрались принцессы, тоже шла подготовка к празднику. Наследницы с нетерпением ждали бала в День Противостояния. С конца зимы это был первый праздник, в котором они могли участвовать. К тому же, в этом году император решил устроить бал-маскарад. Для младших принцесс, Фредерики, Лексиэль это был второй бал-маскарад, а для Камелии, получившей право посещать праздники лишь полтора года назад – первый.

Старшие принцессы обсуждали гостей, рассуждая, кто придет из молодых представителей знати, пока ожидали портних. Перед ними лежало множество эскизов платьев, которые девушки перебирали во время разговора.

– Ольвия, ты уже решила, кому подаришь поцелуй на заходе Лаль? – спросила Анналиса, с интересом рассматривая два эскиза.

Наставницы рассказывали, если поцеловать любимого в момент, когда Лаль покидает небосвод, оставляя Тэй освещать планету розоватым свечением – это происходило где-то около трех ночи – то любовь не угаснет всю жизнь.

– Нет. Во-первых, я считаю, что это бред, – отозвалась Ольвия. – А во-вторых, нет такого человека, с которым я хотела бы прожить всю жизнь.

– Тебе бы поторопиться и выбрать, – посоветовала Мирисса, – а то отец выберет за тебя.

– До ее совершеннолетия почти два года. Ольвии некуда спешить. – встала на защиту сестры Антуанетта. – К тому же, ты совсем ненамного младше ее.

– Верно. Мало ли, с кем мы познакомимся за это время. Да и потом, вдруг отец решит избавить нас от этой неприятной традиции.

– Неприятной? – Селина недовольно посмотрела на девушку. – Наставница рассказывала, что многие девушки остаются одни. А благодаря этой традиции каждая из нас обязательно выйдет замуж.

– Я согласна с Ольвией. – возразила ей Ан. – Мы сидим в замке, как в клетке. Ни с кем не знакомимся, но когда, наконец, получаем хоть какую-то свободу, нас снова запирают в другую клетку. – она покачала белокурой головкой. – Может быть, наставница так же рассказывала тебе о количестве измен, происходящих в таких браках по принуждению? Хорошо хоть многоженство не выходит за пределы этого дворца. – Они с Ольвией понимающе переглянулись.

В Миделии, да и вообще в западных странах, не было принято многоженство. Это являлось привилегией императора. И, не смотря на то, что королев, по-видимому, все устраивало, ни одна из принцесс не желала себе такой участи. Каждая надеялась на искреннюю любовь.

– Согласна. – поддержала Анналиса. – Вот если бы ввели многомужество, я бы подумала над этим.

– Лиса, не говори глупостей! – щеки Селины залились краской. – Хорошо, что мама тебя не слышит!

– Мама умерла. Очень давно. – ничуть не смутившись ответила четвертая принцесса и с вызовом посмотрела на младшую сестру. – Пора бы тебе к этому привыкнуть, Селина.

Четвертая жена императора, королева Ребекка, умерла от болезни пять лет назад, но принцесса Селина все еще скучала. И теперь, после столь грубого напоминания Анналисы, ее глаза снова наполнились слезами.

– Анна! Ты слишком груба. – одернула сестру Мирисса и уже готовилась прочитать ей нотацию, но тут, наконец, пришли портнихи.

Принцессы кинулись к зеркалам, наперебой объясняя, какие платья они хотят. Девушки-помощницы принялись снимать мерки, пока портнихи переходили от принцессы к принцессе, разглядывая выбранные ими фасоны, прямо на эскизах набрасывая дополнения к платью, зачеркивая лишнее или помогая выбрать другое платье. Когда носильщики принесли огромное количество тканей всевозможных цветов и структур, портнихи разложили их перед принцессами в соответствии с выбранными фасонами.

Наконец, долгожданный день бала наступил. С самого утра слуги сновали по замку, завершая приготовления к вечернему празднику. Метались управляющие, раздавая последние распоряжения. Флористы с готовыми букетами, взмокшие от беготни, украшали тяжелые напольные вазы. «Все должно быть идеально!» – без конца говорили управляющие. И для столь тщательной подготовки была особая причина: на празднование Дня Противостояния должен был приехать старший брат леди Вилеты, король Северного Зиверта, Валес Барской со своей семьей.

Бал начинался в половину одиннадцатого, но гости должны были прибывать с девяти. Поэтому уже в половину девятого Камелия была полностью одета. Она стояла перед зеркалом и любовалась своим отражением. Для маленькой принцессы сшили действительно красивое платье: ярко-синяя с голубыми цветами, из легкой шифоновой ткани, пышная юбка волнами струилась от высокой талии к полу. Рукава-фонарики из того же материала доходили до локтей, оставляя открытыми нижнюю часть рук. Лиф платья из темно-синего атласа спереди был расшит кружевом, а сзади небольшим вырезом открывал спинку. Черные волосы девочки собраны в несложную прическу и украшены небольшой серебряной диадемой с синими камушками. В руке она держала синюю бархатную маску.

Дверь с шумом отворилась и в комнату вбежали Фредерика и Лексиэль.

– Камелия! Скорее! Пошли! – наперебой закричали сестры, схватили ее за руки и потянули из комнаты. Каштановые с рыжинкой волосы Лекси, закрученные в локоны, весело прыгали в такт движениям. Свободной рукой девочка придерживала пышный подол летящего янтарного платья. Фредерика была одета в наряд бутылочного цвета – короткое атласное платьице с множеством складок на подоле, к которому снизу крепилась длинная кружевная юбка. Ее черные волосы были собраны в высокий пучок и украшены бантом. Девочки побежали к лестнице: там можно было рассмотреть каждого, кто входил во дворец.