– Сударыня! – раздавшийся у меня за спиной голос, в котором почти приторная любезность мешалась с искренним возмущением. – Ну куда же вы сбежали! Мы же с вами наверняка попутчики – я тоже еду вторым классом. Мог бы, конечно, и первым, средства позволяют, знаете ли… но зачем тратить деньги зря? Милочка, мне чай и печенье! Угощайтесь, сударыня! – широким жестом водружая передо мной блюдце, провозгласил господин в дождевике.

Щедро – угощать даму печеньем, которое входит в цену билета. Я улыбнулась, вспоминая светские навыки – нейтрально, одними уголками губ – и поднесла чашку к губам.

– Дозвольте отрекомендоваться! Торри Торвальдсон, торговый представитель компании «Хран», защитные, охранительные, сторожевые артефакты, личные и на помещения! Направляюсь в южные герцогства.

Непохожи вы на северянина, сударь – я мазнула взглядом по кругленькому, как дынька на ножках, и темноволосому как типичный южанин господину Торвальдсону. Хотя не мне говорить…

Я еще мгновение помедлила… и наконец со вздохом представилась:

– Летиция де Молино, – ужасно хотелось добавить – «горничная» – и поглядеть, как он станет реагировать.

– Приятно, госпожа Летиция!

– Леди Летиция, – поправила я. Раз уж я еду… домой, скрываться не имеет смысла.

– Леди? – он окинул меня скептическим взглядом. А вот это было… самое малое, неприятно. Оставалось повторять за покойной бабушкой: «Леди – это не дорогие платья, леди – это достоинство и манеры». И надеяться, что манеры и достоинство за эти годы не обесценились.

– Ну, леди так леди, – пробормотал коммивояжер, а я сделала вид, что не услышала. Благожелательность, спокойствие, отстраненность… Не могу же я его побить шваброй за то, что он не видит во мне леди? Швабра в саквояж не влезла, такое горе… Будем считать его скептическую мину тренировкой перед визитом в поместье. Там мин… всяческих… будет предостаточно.

– Изволите следовать в родовое поместье? – осведомился он в стиле бульварных романов начала столетия. Уголки его губ подрагивали от сдержанного смеха, господину коммивояжеру казалось, что он удачно шутит.

– Еду навестить брата.

Демоны Междумирья знают, кого я там буду навещать! Если лепрекон не врал, и Тристан вправду при смерти… нет, я не стану думать об этом сейчас!

– И кто ваш брат? – продолжал посмеиваться коммивояжер.

Не знаю, как манеры и достоинство, а вот коронный бабушкин взгляд «Сударь, вы идиот?» у меня всегда выходил идеально – господин Торвальдсон подавился смешком. А учитывая, что сейчас как раз жевал рогалик – выпечкой он тоже подавился. Застыл с открытым ртом, не способный решить – глотать или выплюнуть – потянул носом воздух… и отчаянно, взахлеб закашлялся, пуча глаза, перхая горлом и колотя себя в грудь, как бабуин перед дракой.

Я прикрылась простейшим воздушным щитом от летящих от него во все стороны крошек и брызг слюны… и спокойно допила кофе.

– Лорд де Молино, полагаю, – негромко обронила я, когда прекративший кашлять коммивояжер, постанывая, похрюкивая, и шмыгая носом, приник к своей чашке.

– Фто, простите? – невнятно переспросил он, так и замирая над чашкой – только красные слезящиеся глаза моргают над золотым ободком.

– Вы интересовались, кто мой брат? – я снова приподняла уголки губ, изображая ту самую светскую улыбку, которая даже в блаженных мечтаниях не позволит собеседнику заподозрить, что я ему рада. – Лорд де Молино. И да, я вас прощаю, – с благожелательной снисходительностью к дурным манерам низших классов кивнула я и принялась натягивать перчатки.

Через зал ожидания уже мчался кондуктор:

– Леди и лорды, дамы и господа, сейчас будут подавать поезд, прошу всех проследовать на перрон! – он скрылся за дверями салона первого класса.

– Вещи! – южное семейство ринулось к своим баулам, а я подхватила саквояж, торопясь выбраться на перрон раньше, чем их багаж перекроет двери.

Стеклянный купол закрывал перрон от всего – ветра, дождя… человеческого мира. Там, за стеклом, на площади роскошный мобиль подкатил к вокзальным ступенькам, из него торопливо начали выгружаться опаздывающие пассажиры – господин в сером, его разряженная жена в шляпке с птичками, и тоненькая, как веточка, девушка, в дорожном костюме по последней франконской моде. Сквозь облачную хмарь выглянуло солнце.

А здесь, под куполом из сверхпрочного стекла, пространство начал заполнять зябкий сумрак. На другом конце коротких – ровно в длину перрона – рельсов медленно разгоралось пятно сплошной черноты.

Мертвенный холод пробрал до костей, скользнул под юбки и заставил судорожно поджаться пальцы в ботинках. Пятно становилось все больше, расползаясь лаково-антрацитовыми щупальцами – сейчас оно походило на мерно шевелящуюся морскую звезду. Вкрадчиво и беззвучно щупальца касались стеклянных стен, гладили струны рельс, и под куполом медленно нарастал тонкий, едва слышный шепот… Длинные, протяжные вздохи – ахххха, ахххххаааа! Потом все чаще и отчетливей – ах-ха-ха-ах-ха! И вот ты уже с невольным вниманием вслушиваешься в чью-то стремительную, захлебывающуюся речь, чувствуя, что еще немножко – и поймешь нечто очень-очень важное и нужное, что перевернет жизнь, наделит ее целью и смыслом, таким прекрасным и глубоким, надо только подойти чуть-чуть поближе, еще ближе, еще…

– Данг-данг-данг! – руку обожгло болью, заполошный грохот колокола ворвался в уши, и я судорожно вздрогнула, изо всех сил стискивая медленно остывающую ручку саквояжа.

Вот ведь безликие демоны, чуть не поддалась! Я прикусила губу от злости. Не утешало, что все пассажиры на перроне, даже господа военные, выглядят как разбуженные от дурного сна. Голос Междумирья обыкновенному человеку выдержать невозможно, его даже маги не выдерживают – никто, кроме дорожников, которые и водят сквозь него поезда. Но это не утешало. Омерзительно знать, что если бы не меры безопасности, я бы сейчас брела в антрацитовую мглу, переставляя ноги, как механическая кукла.

– Апшшш! – появление поезда я как всегда проморгала.

Вот только что на рельсах ничего, вот я моргнула… и он проступает из пустоты, будто неторопливо сгущающееся облако. В цельнометаллические вагоны третьего класса, похожие на полукруглые тубусы, начали втягиваться пассажиры, в основном, мужчины-южане. Деньги домой везут. Маленьких ферм на юге все меньше, на больших плантациях платят гроши, а потому в столице все чаще слышен певучий южный говор, и все больше становится чернявых и смуглых работников – пока что по большой части на строительных площадках рода да Коста. Те сами выходцы из южных герцогств, вот и берут своих.

Вагон второго класса оказался всего один – и в отличии от третьего, в нем были окна! Сделанные из того же непроницаемого стекла, что и купол вокзала, они составляли половину цены билета. В черном тоннеле, скрывающимся за мерно колышущимся пятном, это стекло надежнее любой стали. Но дорогое, да, поэтому целиком из него делают только вагон первого класса – из металла там одни лишь золоченые поручни на дверях. Но мне, увы, не туда.

Я еще успела заметить, как запоздавшее семейство выбежало на перрон и устремилось как раз к вагону первого класса, когда кондуктор разложил передо мной лесенку. Подобрав юбку, я заторопилась по длинному коридору в самый конец вагона, к последнему отделению.

За спиной перешучивались офицеры, решая кто с кем садится, пищали детишки, и хлопотливо квохтала мамаша шумного южного семейства. Я сунула саквояж в багажную сетку и устроилась на обитом потертой цветной тканью диванчике. И загадала – если никто так и не подсядет в мое купе, то и в поместье все пройдет… хорошо. Не знаю точно, как именно, но хорошо. Для меня.

За стеклом раздвижной двери возникла сухопарая фигура в черном, и тараном выставив перед собой ковровый кофр с раздутыми боками, внутрь ввалилась старая дама.

– Я видела вас у входа в вокзал! – отрывисто объявила она. Судя по тону, теперь я ей на всю жизнь должна. – Полицейский проверял ваши документы! – меня явно подозревали не только в убийстве магистра дорожников, но и во всех преступлениях со дня основания империи. – Вы одна? Прекрасно – сяду тут! – и пробуравила меня столь недоверчивым взглядом, что даже мне самой стало ясно – оставь меня и дальше одну – я обязательно что-нибудь натворю.