Сначала, как и другие, она довольно спокойно смотрела на Флошев, пока её взгляд не зацепился за кастеляншу. Аришша вдруг стремительно бросилась наперерез начальственному семейству:

– Подождите, господин Флош! – девушка наставила палец на толстуху. – По какому праву госпожа Флош надела брошь, которая принадлежит Сольене? Я отдала вам эту брошь на сохранение, а не для того, чтобы ваша жена красовалась в ней!

Всегда тихая, никогда не спорящая с начальством, моя Ришша вдруг стала величественной, строгой и даже какой-то сильной.

– Бросьте, госпожа Аришшия, – поморщился заведующий, раздражённый задержкой. – Мы с женой и дочерью едем по важному делу. Никто не отбирает брошь у вашей подопечной. Моя жена только сегодня наденет брошь на время визита, а потом снимет.

Аришша слова не успела сказать, как с головы Лираи Флош слетел платок. Что уж послужило причиной того, что платок слетел: ветер или неловкое движение девчонки? Уже было неважно. Потому что все увидели, что скрывал платок.

Почти лысую голову Лираи!

Можно сказать, такую же лысую, как у меня. И даже короткие прядки не сияли глубоким чёрным цветом, свойственным Лирае и её матери, а были такого же грязно-серого оттенка, как и мои.

Дети, наставницы и местные слуги ошеломлённо пялились на вдруг облысевшую любимое Флошево чадо. К моей безволосости люди худо-бедно привыкли, приняв её как последствие болезни. Но вчера ещё пышная шевелюра Лираи, сегодня вдруг осыпавшаяся без всякой причины, ошарашила всех.

Народ ещё только осознавал факт неожиданного облысения Лираи, а моя Ришша уже что-то поняла:

– Хм, теперь ясно!

– Отдай ей! –оглушительно рявкнул господин Флош, резко выкинув руку в сторону жены и не спуская при этом напряжённого взгляда с Аришши.

Заведующий аж побелел от еле сдерживаемого гнева, но после отданного приказа молчал, стиснув зубы. Его жена, чуть помедлив, всё-таки принялась отстёгивать украшение, шипя проклятия. Только Лирая, подскуливая, пыталась прикрыть срамную лысину ладошками.

Аришша тоже напряжённо молчала, не сводя глаз с разъярённого начальства, готовая отстоять свою правду во чтобы-то ни стало. И отошла в сторону лишь тогда, когда моя брошка перекочевала ей в руки.

А когда зло пыхтящее семейство Флошев наконец-то разместилось в повозке и укатило, грустно усмехнулась, погладив меня по отрастающим волосам:

– Похоже, солнышко, твоя пуговица тебе не пригодится. А принц Киртой по дороге ещё одну пуговицу потерял, – и, предупреждая мои вопросы, предложила: – Давай думать, куда спрячем твою брошку. Смотри, какая она большая, её под платьем никак не укроешь.

Я с любопытством рассматривала почти забытое украшение. Самое яркое воспоминание, как камни меняют цвет. Вот и сейчас, стоило мне коснуться брошки, как густо-зелёные камни полыхнули алым, порождая завистливые вздохи вокруг. М-да, в таком окружении не то что спрятать, просто спокойно рассмотреть драгоценность не получится.

Рассмотреть получилось, лишь забравшись на дерево Ари. До дерева меня проводила Аришша, да и то, скорее всего под скрытым, но бессильным конвоем из желающих стать новыми владельцами украшения.

Сидя на ветке, я не боялась, что меня смогут достать. Ари к посторонним относилась плохо. И тем хуже, чем хуже они обращались со мной. И если я ещё как-то могла быть снисходительной, то дерево не спускало моим обидчикам. Уже проверено.

Ещё в первые дни после знакомства с Ари шутники попытались подкараулить меня да поиздеваться по старой памяти. Один мальчишка ногу сломал, вздёрнутый вверх тормашками гибкой веткой, а другую девчонку дерево чуть не удушило. Притом не Ари, а другое дерево, которое росло на стороне усадьбы. И дерево-то самое обыкновенное. Лишь присмотревшись изменённым взглядом, я увидела, как тянулись светящиеся нити от Ари к напавшему на девчонку дереву.

С тех пор среди ребятни пошла гулять байка, что я – дриада, и потому деревья меня защищают. Ха! Лысая дриада! Ну, и пусть. Зато теперь меня опасались задирать и дразнить, особенно среди деревьев.

Из детских воспоминаний о броши я помнила только игру камней. Взгляд двухлетнего ребёнка вряд ли зацепился бы за что-нибудь другое. Сейчас, спустя шесть лет, жадно изучая брошь, я обратила внимание на её форму и расположение камней.

На первый взгляд украшение смахивало на странный цветок. В центре сверкал достаточно крупный камень, а вокруг него ближе к краям блестели более мелкие. Схожесть броши с цветком добавляли ажурные лепестки из золота, каждый из которых, если рассматривать его в отдельности, напоминал своими очертаниями маленькое крылышко неведомой птицы. И эти крылатые лепестки мне почему-то были знакомы.

Задумалась, а рука машинально потянулась потереть плечо, которое примерно с месяц назад перестало меня беспокоить, но я по привычке иногда его теребила. И тут меня осенило. Плечо!

Пятно на плече перестало зудеть и шелушиться, но приобрело интересную форму, которую я никак не могла определить. И только в тот момент, когда рассматривала украшение, вдруг поняла, что пятно на плече теперь изображало рисунок вот такого лепестка-крыла с броши, но только одно и в большем размере.

Открытие меня ошарашило настолько, что я не заметила, как по щекам потекли слёзы. Почему я заплакала? Да откуда я знаю… А дерево-Ари нежно гладила меня ветками по голове.

Проревевшись, я ещё долго глазела на брошку. Вспоминая алый блеск камней на шее принца Киртоя, убедилась, что камни моей драгоценности сверкали ничем не хуже камней принцевой подвески.

Жаль, что принц не успел поведать, чем таким необыкновенно магическим наделена его подвеска. А вот на брошке камни были самыми обыкновенными, кроме вот этого переливчатого блеска. Даже изменённый взгляд не выявил ничего магического.

Вдоволь насмотревшись на брошь, я решительно засунула её в развилку между веткой и стволом дерева и гундосым от слёз голосом сказала:

– Ари, ты не думай… это моя брошка. И я её тебе дарю, – показалось, дерево замерло, даже листва перестала шелестеть. – Вдруг мы скоро уедем, пусть у тебя останется мой подарок. В приюте всё равно её украдут, а так ты будешь меня вспоминать. Ты и Аришша – самые-самые замечательные на всём свете! А когда у меня получится встретиться с принцем, я смогу прийти к тебе поиграть…

И как в воду смотрела.

Семейство Флошев отсутствовало больше суток. На второй день к вечеру вернулся господин Флош. Один. А ранним утром следующего дня объявил, что нынче же все приютские покидают усадьбу на балансе и возвращаются обратно в Синезёрск.

Обратная дорога в приют оказалась намного быстрее переезда в усадьбу.

На переезд в усадьбу ушло три дня, а обратная дорога в приют уложилась в один.

Помнится, весной повозок не хватало. Вернее, денег для их найма. Заведующий сквозь зубы клял королевское предписание, заставившее стронуться с места, деньгами же подкрепить распоряжение никто не удосужился, что и сказалось на скорости переезда. Нынче же повозки сразу нашлись в нужном количестве. За одну лишь ночь. Значит, и деньги откуда-то взялись.

Наставники, и те ворчали:

– Какая муха укусила короля? То распоряжается приютскую нищету в хоромах поселить, а то выгоняет обратно чуть не пинками.

Утром нас, детей, разбудили рано и сразу загнали в повозки, вместо завтрака сунув по куску хлеба. Народ завздыхал – прощай, праздник ничегонеделания и сытости; здравствуй, жизнь впроголодь и непосильная работа.

Господин Флош жёстко руководил неразберихой и подгонял опаздывающих. Ещё вчера я только предполагала переезд и вряд ли подозревала, что он случится так скоро. А этим утром даже на минутку отлучиться не удалось, чтобы попрощаться с Ари. Как и других меня загнали в повозку чуть не сразу из постели. Местные слуги, провожая нас, высыпали на улицу гуртом и тоже удивлялись вслух таким скорым поворотом дела.

До приюта мы добрались только вечером. Чего ожидали, возвращаясь обратно? Уж явно не того, что двор нас встретит распахнутыми воротами.