Брехня, конечно — сама она этого видеть не могла, а слухам верить… Но если про родственников фигня, то про языческое капище — точно правда, ибо в полной мере объясняет осаду Грисби.

Не инспектор и уж тем более не регент первыми придумали вырезать целый город. Как нерадивый школьник, федерал всего лишь «списал» у куриц. Может все это ради «пеленгации», но… По-моему иначе. Может мумба-юмбе требуется какой-то катализатор? Дело ли самом «Граале», который нужно «разбудить» или в абортированном божке, которого нужно покормить… Какая разница? Просто ощущение. А они у меня, сволочи такие, постоянно подтверждаются.

Логика, блин. Гранате требуется взрыватель, лампочке электричество, а жизни требуется смерть. Возможно для этого инспектор меня и берег, как экзотическое шампанское на новый год.

Окончательно замерзнув, я наконец покинул тающий ледник, выходя на сумеречный хутор. Птицы смолкли и единственными звуками разносящимися поверх провалившихся крыш, оставался едва слышимый голос Гены. Слов не разобрать, но судя по интонации, он вовсю жаловался вампирше на вопиющее неуважение к его охрененно важной персоне.

Обладая куда более чутким слухом нежели я, последовавшая за мной ведьма издевательски оскалилась, хватая за рукав:

— Пусть я и стосковалась по запаху крови, но тебе стоит повременить с возращением… Пусть для тебя в мире нет ничего слаще боли и унижений, но все же дозволь «я-же-тоже-воину» выплеснуть желчь на его обожательницу… Ей будет полезно, уверяю. А то заладила, «не-такой»!

Посмотрев на отголоски пламени, бьющие сквозь завешанные окнами одеяла, я глубоко вздохнул. Пес с ним, пусть пацан выговориться раз так приперло, ужин подождет. Жалобы и нюни не особо годятся в качестве приправы к «мясной каше».

— Блин, может он реально слабоумный… Ну вот хотя бы ты объясни, какого хрена ему неймется, а? Здоровый лоб, а все как маленький…

— Слабоумный и незрелый? Однозначно! Иначе кто еще в здравом уме решит последовать за тобой? — самодовольная улыбка Киары тут же провисла, едва до нее дошло что она «опустила» саму себя.

Состроив кислую мину и отпустив рукав, она сунула руку под мой локоть, едва ли не насильно уводя от освещенной избы и таща на прогулку по вымершим дворам:

— Вот уж чье слабоумие меня впрямь занимает, так это твое — в самом деле, какова загадка! Отчего же миловидный и нежный оруженосец мог привязаться к такому жесткосердному дуболому как ты? Хм… Дилемма! Так сложно, так сложно… С чего же бастард, с рождения живущий в презрении и страдающий от чужой гордости, вдруг привязался…

— Давай короче, а? Я жрать хочу, а не нудятину на ночь.

— Твоей же микстурой угощаю! Ну как, нравится, нравится, а⁈ То-то же!

Не добившись от меня и тени эмоции, ведьма разочарованно закатила глаза:

— Как же ты мне дорог… Ну сам пораскинь, вырожденец, ежедневно третируемый за свое происхождение, и наемник, который в своем высокомерии отрицает любые титулы. Разумеется малец воспылал страстью, как иначе⁈

— Погоди, какой страстью⁈

Не надо страсти! Не положено страсти! То-то он про жопу мою заикался! Вот же мелкий…

Получив пальцем под ребро, я быстро прикусил язык.

— Не этой страстью, недоумок! Как меня с очкастой тупицей сравнивать, так ты быстрее всех, а как заметить, что мальчишка видит в тебе себя… Ох, да это же очевидно! Подтираясь чужими титулами и насмехаясь над высокими замками, ты не мог не пленить его своей очаровательной примитивностью. Это же буквально то, о чем он мечтал каждое мгновение своей жизни! Утирая плевки и выслушивая насмешки, он раз за разом представлял себя ровно таким же, каким видит тебя! Как вообще можно…

— Молоть такую фигню. Будь оно, как ты говоришь, он бы в рот мне заглядывал, виляя хвостом и выполняя каждый приказ. А не на говно исходил по любому поводу… Нет, серьезно, пока ты там кости перебирала, он меня чуть чуркой не огрел! А видела бы его рожу когда я ту авантюристку… После канализации, короче.

— Феноменальное скудоумие — не в гордости причину ищи, и не в юношеской ветрености, а в самом себе, кретин! Закрой рот, открой глаза — все очевидно! Геннаро почитал, будто он свой! Будто чего-то значит! Будто ты делаешь разницу между ним и этими бесчисленными городскими мошками, которые подобострастно заглядывают тебе в рот! Но… Ох уж эта жестокая действительность, верно? Ты не «домой» его отправил, не от угрозы избавил, ты иллюзии развеял! А для тупиц нет оскорбления страшнее. Геннаро, Фальшивка, Алексис, Грисби, Рорик… Несчастные ублюдки так и не поняли, что у пламени не может быть ни друзей, ни врагов. Что ты, что твой закадычный инспектор… Подальше греете, поближе сжигаете… И так и маните к себе этих безмозглых мошек…

— Херня. Все совсем… — я замялся, кожей ощущая как оскал Киары становится все шире.

В этот раз ее самодовольство не было пустым. Ее версия выглядит… Правдоподобной. Сюда влезают и недавний «психоанализ» от Эмбер, где она пыталась в очередную женскую хитрость, и простецкая постельная гимнастика Аллерии, и даже, в какой-то степени, Грисби с инспектором.

— Ох уж эта пьяница, а? Слезы, вопли, трясущиеся кулачки… Я едва не оргазмировала! Нет ничего приятнее, чем видеть как выскочек ставят на их место, верно? Я почти слышала, как трещит ее сердце, когда она осознала, что ее чувства стоят для тебя еще меньше, чем ее побитое временем тело…

— Заткнись, а? Просто завались уже. Отомстила ты, отомстила, я весь в слезах и глубоко раскаиваюсь! Больше никогда в жизни не посмею заметить очевидного факта, что отца у тебя никогда не было, а вот сестра…

— Не смей! Не честно менять тему! Мы тебя обсуждаем, а не… И это еще меня за манеры попрекали! И откуда у меня только берется столько терпения, дабы сносить твой мерзостный и подлый…

— Оттуда же, откуда и Эмбер. Других мужиков вам в мире мало, тянет на хрен пойми кого.

Честный и простой ответ порвал ведьму пополам, огласив округу таким букетом оскорблений, от которых и пьяный матрос покраснел бы. Устав придумывать эпитеты для напыщенного нарцисса и заднеприводного импотента, она замолкла, молча позволяя взять курс на избу.

После трех суток быстрого марша все эти «прогулки» по заброшенным хуторам были для меня как ящик минералки для утопающего.

Уже у прогнившей поленницы, превращенную в один гигантский муравейник, ведьма вдруг снова ухватила меня за локоть.

— Вот жеж… — застонав будто от боли, она загородила дорогу. — Не верю что говорю это, но… Если не желаешь приправить нашу и без того мерзкую кашу неловким молчанием с ароматом пота и потерянной невинности…

— Погоди, серьезно⁈

Вместо воплей оруженосца на хуторе стояла тишина, с едва различимыми…

— Да вашу-ж мать!

Мне сегодня пожрать дадут или как⁈ Чертов пацан, то меня едва палкой не огрел, а теперь вот вампиршу угостить вздумал! Нашли же время, блин.

— Ай, ладно… Слышь, ты это, так примерно почувствовать можешь, — они хоть предохраняются?

Прислушавшись, фиолетовая дернула голыми плечами:

— Не берусь заявить, что им знакомо само понятие, однако отец скверно отзывался о репродуктивных функциях гомункулов, и полагаю…

Чего я там про жизнь из смерти говорил? Накаркал! Нет, ну серьезно, нашли время! Да даже сортир будет романтичнее, нежели изба-насильня, где убили и самоубили два десятка человек! Чокнутые, мать их! Господи…

— Брюзжишь как ревнивый отец, право-слово… — присев на поросшую зеленью поилку, ведьма скучающе уставилась в окружающую тьму. — М-м-м… А знаешь, возможно, у тебя еще есть шанс не откиснуть с голода…

Опять двадцать-пять…

— Дай угадаю, сейчас ты предложишь ужин, я спрошу чего это стоит, а ты заявишь «безнал не принимаю, только анал»? Не, нифига, интим не предлагать! Не мой профиль.

— Невероятно забавно! Равно как и непонятно! Животы надорвешь! Не-е-ет, дорогуша, прошли времена моей щедрости — кусай локти и облизывайся… Даже такому недоумку сокровища дважды в кошель не прыгнут.

Но тишина продлилась недолго. Чуткий слух играл против Киары пробуждая в ней отлично различимую зависть. И, похоже, причина крылась отнюдь не в банальной похоти или неприязни к «не-сестре».