Советский Союз был первой страной, которая 17 мая 1947 года признала Государство Израиль де-юре. Осенью 1948 года будущий премьер-министр Голда Меир прибыла в Москву в качестве первого полномочного представителя Израиля. Московские евреи встретили ее восторженно, а Полина Жемчужина, обняв ее на дипломатическом приеме, сказала ей на идише, что она «еврейская дочь». Для Сталина этот энтузиазм сам по себе был чем-то вроде предупреждающего сигнала. Проблемы в отношениях между двумя государствами возникали еще летом 1948 года, что усугублялось потоком американских денег в Израиль в первый год его существования. Советский Союз не мог с этим конкурировать. В Соединенных Штатах помощь Израилю уже рекомендовалась как способ блокирования коммунистической экспансии в условиях холодной войны. Эмиграция евреев в Израиль была еще одной проблемой, поскольку Советский Союз, который вообще сделал легальную эмиграцию почти невозможной для своих граждан, не был склонен делать исключение для евреев. «Ни финансовой помощи, ни переселения», — так разочарованная Меир подвела итоги своего визита после отъезда из Москвы в марте 1949 года[664].
Международная деятельность ЕАК была чрезвычайно успешной, особенно с социально сознательным американским еврейским сообществом — у многих американских евреев были российские корни и многие из них симпатизировали левым. Но, конечно, с учетом международной напряженности, холодной войны и готовности Сталина видеть потенциального шпиона в каждом иностранце здесь таилась опасность. Она увеличилась оттого, что внутри страны ЕАК приобрел огромную популярность, — российские евреи воспринимали его как своего защитника в советской системе. В одном из отчетов органов безопасности неодобрительно отмечалось, что ЕАК превращается в нечто вроде министерства по делам евреев. Это было тем более опасно, что в народе стало набирать силу негативное отношение к евреям как к привилегированной элите, которая «отсиживалась во время войны в Ташкенте».
Похоже, что предложение распустить ЕАК чиновники ЦК по идеологии впервые обсуждали зимой 1946–1947 годов. Признавая, что вначале ЕАК играл положительную роль, они утверждали, что его антифашистская миссия уже не актуальна, что ЕАК стал слишком тесно дружить с американскими евреями и пытается действовать в качестве еврейского лобби в Советском Союзе. Кроме того, тревожило то, что среди советских евреев, особенно среди интеллигенции, стал набирать популярность сионизм. Политбюро обсуждало этот вопрос три раза, но не пришло ни к какому решению, без сомнения, из-за того, что члены команды поддерживали ЕАК[665].
Затем случилось шокирующее событие — в январе 1948 года был убит Соломон Михоэлс, председатель ЕАК и директор Московского еврейского театра. По официальной версии, он погиб в Минске в результате автомобильной аварии, но сразу же распространились слухи о том, что в этом было что-то подозрительное. Службы безопасности заявили, что это работа польских националистов или, наоборот, сионистов, стремящихся скрыть свои гнусные сделки, связанные с созданием Государства Израиль. В народе ходила третья версия: за этим стоял Сталин, и теперь мы знаем, что так оно и было[666]. Должно быть, это крайне встревожило членов команды, особенно Молотова, чья жена была не только сторонницей ЕАК, но и личным другом Михоэлса. Другие члены команды — еврей Каганович, Ворошилов и Андреев, у которых были жены-еврейки, Берия, сторонник ЕАК и хороших отношений с Израилем — также имели основания для беспокойства. Жена Ворошилова Екатерина, урожденная Голда Горбман, старая большевичка (и, следовательно, противница сионизма), которая в юности перестала ходить в синагогу, тем не менее была глубоко тронута созданием Государства Израиль: «Теперь у нас есть родина», — якобы сказала она. Ее не арестовали — хотя после ареста Жемчужиной ходила апокрифическая история о том, что когда сотрудники госбезопасности пришли арестовать его жену, старый кавалерист Ворошилов не пустил их, угрожая саблей[667]. В то время жертвой репрессий стала еще одна жена члена команды — жена Андреева еврейка Дора Хазан. Ее уволили с поста заместителя министра текстильной промышленности, понизили в должности до директора научно-исследовательского института, а затем выгнали с этой работы, и все это сопровождалось яростной антисемитской кампанией[668].
Представляется вероятным, что члены команды отчасти знали или, по крайней мере, сильно подозревали, что за убийство Михоэлса были ответственны органы безопасности, действовавшие по указанию Сталина. Позже Полине Жемчужиной было предъявлено обвинение в распространении «антисоветских провокационных слухов о смерти Михоэлса» на его похоронах; ее сестра на допросе показала, что Полина якобы сказала ей: «Михоэлса убили», но не сказала, кто именно[669]. Каганович сообщил семье Михоэлса, в частном порядке через родственника, что для их собственной безопасности они не должны задавать вопросов о его смерти[670]. Команда, вероятно, встревожилась еще сильнее оттого, что политическое убийство не было стандартным оружием в арсенале Сталина, или, по крайней мере, команда не считала его таковым. По слухам, Сталин стоял и за убийством Кирова, но в то время команда в это не верила. Тайным политическим убийством, о котором они все знали, было убийство Троцкого советскими секретными агентами — под руководством Берии, по приказу Сталина — в 1940 году. Но так как это произошло в другой стране, а Троцкий был врагом, подобное вряд ли можно было рассматривать как прецедент.
Жестокость такого способа избавления от Ми-хоэлса нуждается в каком-то дополнительном объяснении, помимо подозрений со стороны МГБ, что он был сионистом, имевшим отношения с американской разведкой, тем более что это убийство произошло в то время, когда Советский Союз энергично поддерживал создание Государства Израиль, надеясь, что оно станет советским плацдармом на Ближнем Востоке. Часто в качестве объяснения ссылаются на «антисемитизм» Сталина, но даже если в последующие годы он действительно был антисемитом, это не объясняет его внезапную личную причастность к убийству. Наиболее правдоподобное объяснение состоит в том, что это была месть Сталина за личное оскорбление, хотя личный аспект был довольно незначительным. Все началось, когда юная Светлана вышла замуж за Григория Морозова, который, как непосредственно, так и через своего отца Иосифа Морозова, был тесно связан с московской еврейской интеллигенцией. Источники МГБ сообщили, что Михоэлс, стремясь найти каналы доступа и влияния на верховную власть, решил, что Светлана и Морозов будут перспективными посредниками. По данным МГБ, и Михоэлс, и Иосиф Морозов очень старались узнать все что можно о личной жизни Сталина и обхаживали других членов семьи, а также (очевидно, безуспешно) новобрачных. Были произведены аресты, и один из подозреваемых под пытками признался, что американская разведка поручила Ми-хоэлсу собирать информацию о Сталине через его родственников. За этим последовало убийство Ми-хоэлса, а также аресты сталинских родственников (уже описанные ранее), а также отца Морозова.
«Сионисты подбросили и тебе твоего первого муженька», — сказал Сталин Светлане[671].
Наконец в ноябре 1948 года было принято решение о роспуске ЕАК, который является «центром антисоветской пропаганды и регулярно поставляет антисоветскую информацию органам иностранной разведки»[672]. В резолюции Политбюро указывалось «пока никого не арестовывать», но это продолжалось недолго. К концу января 1949 года все члены ЕАК, включая его куратора Лозовского, были в тюрьме[673]. Жемчужина к этому времени уже была исключена из партии решением Политбюро за связи с «еврейскими буржуазными националистами», посещение похорон Михоэлса и распространение слухов о его смерти, а также участие в религиозной церемонии в московской синагоге еще в 1945 году. 21 января 1949 года по указанию Сталина она была арестована[674].
