Гостями… Риверс замер, осознавая, что на фоне слышит чей-то разговор. Разобрать слова отсюда было невозможно, но голоса точно принадлежали Аврилу и какой-то женщине. Риверс осклабился, позволяя развратному воображению увести себя далеко-о от начальной цели. Однако рядом послышался стук каблуков, приводя мужчину в чувства. Незнакомка явно не придала его присутствию значения или вовсе не заметила. Она так быстро проскочила мимо, лишь короткий шлейф платья по полу мазнул. Риверс вновь прислушался к голосам за стенкой. Само собой, никаких пикантных сцен там и не намечалось. Они продолжали разговаривать, сдержанно и даже холодно. Риверс медленно двинулся вдоль стены, пытаясь пройти туда, где слышимость позволит ему разобрать беседу. Кто знает, как повернется жизнь! Если ему придется вступить в конфронтацию с Аврилом, стоит иметь на руках побольше козырей!
Еще немного. Чуть ближе. Голоса звучат все отчетливее. Всего один поворот… И Риверс оказался на балконе вестибюля. Затаившись в тени, он глянул вниз. С мужским голосом он не ошибся. Аврил стоял прямо посреди помещения, скрестив руки на груди. Напротив же стояла женщина, показавшаяся Риверсу знакомой. Мягкие черты, светлые волосы, собранные в пучок на макушке и лишь парой выпавших прядей обрамляющих суровое лицо. Она уверенно стояла перед министром, обеими ладонями опершись на лакированную черную трость с серебристым навершием. Легкое весеннее пальто игриво прикрывало строгое коричневое платье… Риверс незаметно рассматривал женщину и мог поклясться, что видел ее раньше. Поразительное сходство с одной из тех девиц! Будто для плаксивой блондиночки время промотали лет на тридцать вперед… Риверс до боли сжал руку в кулак. Это сейчас неважно!
— Вы очаровательны, дорогая моя, но все же я попрошу вас и ваших сопровождающих, — лишь сейчас Риверс заметил несколько человек, неловко переминающихся у двери, — покинуть мой дом. Экскурсия закончена! — Аврил общался нарочито вежливым тоном, но в нем уже чувствовались нотки раздражения.
— Я приехала сюда не за тем, чтобы полюбоваться убранством вашего особняка, саро Аврил, — жестко произнесла женщина.
— Вот как? Досадно! — равнодушно ответил Аврил, а после страдальчески протянул: — Все по делу да по делу! Хоть бы раз кто заглянул на чашечку доброго сарцина!
— Прекратите дурачиться! Вы дали свое согласие, а теперь просто водите нас за нос! — возмутилась женщина.
— Я дал согласие на нашу встречу, а для обыска моего поместья вам нужно разрешение, которого я у вас не вижу! — Аврил слегка наклонил голову. — Так чего ради я должен водить группу незнакомых мне колдунов по всем закоулкам моего дома?
— На кону ваша репутация, саро! Если ваши руки чисты…
— Вы угрожаете мне, сиера Лион? — колдун подался вперед, но женщина жест не оценила, продолжая упрямо смотреть в глаза собеседнику. — Не с того вы начинаете свой путь в Маджистериум, дорогая! — несколько театрально выдохнул Аврил. — Я своего мнения не изменю и все еще, пока вежливо, прошу вас покинуть мой дом. А вы, сиера, — голос колдуна резко наполнился ядом, — можете делать и говорить все, что вам заблагорассудится. Мои позиции гораздо прочнее, чем у моего… печально почившего коллеги. Грязных слухов будет недостаточно! Однако я с удовольствием буду наблюдать за вашими попытками. Всего доброго, господа! — широким движением Аврил указал гостям на дверь.
Женщина скользнула по нему ледяным взглядом и, развернувшись, с гордо поднятой головой покинула особняк. Следом спешно вышли и ее сопровождающие, доселе молча слушавшие их перепалку. Едва дверь закрылась, Аврил выдохнул. Тряхнув волосами, он спокойно направился в глубь дома, насмешливо бормоча себе под нос.
— Репутация на кону! Ха! Такая потрясающая простота… Будто бы этот город может существовать без меня! Я и есть Сильверон, его суть и его плоть!
Аврил скрылся из виду, а Риверс лишь разочарованно отвернулся, взглядом упираясь в полы полнощно-черного плаща. Фигура молчаливо наблюдала за притихшим мужчиной через узкие прорези для глаз в изящной маскарадной маске. Похоже, его наниматель устал поддерживать заклинание или так спешил, что не рискнул накладывать столь сложные чары. Наниматель кивнул в сторону служебного коридора и сам направился вглубь, бесшумно ступая по ковровой дорожке. Немного удивленный подобной реакцией, Риверс последовал за ним. Лишь когда они порядком отдалились от вестибюля и спустились по лестнице на цокольный этаж, безликий, шелестящий голос разрезал тишину:
— Что ты там делал? Тебе было велено оставаться в комнате до дальнейших распоряжений, — несмотря на напускное равнодушие, в интонациях отчетливо улавливалась злость.
— Мы еще не заключили договор, — нахально произнес мужчина. — Так что, формально, я вам не подчиняюсь, и удерживать меня вы не можете.
— Ты в слишком невыгодной позиции, чтобы зачитывать мне законы, — прошипела фигура, на мгновение оборачиваясь на Риверса.
— Сегодня мы должны были обсудить ваше предложение, — как ни в чем не бывало продолжил Риверс. — Однако я прождал вас весь день, и неизвестно, сколько бы прождал еще, не столкнись мы здесь.
— Ясно, — спокойно отозвалась фигура. — Я сделаю вид, что этого инцидента не было, — фигура резко завернула в сторону и стала спускаться еще ниже, в подвал.
— Женщина, с которой говорил твой хозяин… — осторожно решил сменить тему Риверс. — Она кажется мне знакомой.
Фигура замерла на месте и оценивающе осмотрела Риверса.
— Сиера Аделина Лион. Она недавно восстановилась в правах и наивно полагает, что это имеет реальное значение, — наниматель не характерно усмехнулся. — Видимо, дурочка совсем не понимает, что сейчас значение имеют земли, связи и деньги. Одно только благородное имя вызовет трепет лишь у павшей аристократии, вздыхающей по «старым временам»! — наниматель постепенно ускорялся, едва ли не сбегая по лестнице. Похоже, тема разговора пришлась ему по душе. — Да только что они могут сделать? Такие воздыхатели и в те времена были плохими союзниками. Сильные остались таковыми и сейчас и идти на поводу у выживающей из ума старухи не станут.
— Подобная надменность сгубила немало народу, — Риверс оперся плечом на стену, пока сопровождающий возился со связкой ключей. — Эта женщина действовала весьма уверенно. Слишком уверенно, для той, кто полагается лишь на родовой статус.
— Я и не говорю, что за ней не нужно приглядывать, — неприметный ключ вошел в скважину, открывая первый из замков. — Однако Аделина — не корень зла сама по себе. Она скорее симптом, — Риверс вопросительно изогнул брови. — Мне известны причины, по которым она здесь. У нее нет доказательств нашей… деятельности, но Аделина осведомлена о ней поразительно хорошо. Что приводит нас к ключевой проблеме: у нас под носом происходит утечка информации, и найти главного паразита в этом крысятнике будет… непросто, — наконец, щелкнули механизмы последнего замка и тяжелая дверь распахнулась.
— Вы будто серый кардинал! — присвистнул Риверс.
— Так и есть, — самодовольно произнесла фигура. — Идем. Мы уже близки к предмету нашего договора.
Фигура скользнула в полумрак очередного коридора, уводя Риверса за собой. Шаги по плитке, более не скрадываемые коврами, гулко разносились по помещению, отдаленно напоминающему госпиталь. Было бы только освещение получше и шума побольше… Словно читая его мысли, одна из стальных дверей, скрывающих «палаты», с диким скрежетом содрогнулась. Риверс остановился, с неясным, давно забытым ощущением страха глядя на дверь, но фигура его тут же поторопила.
— Один из… неудачных подопытных образцов. Не обращай внимания!
Дверь вновь содрогнулась, а из-за нее послышался глухой, пробирающий до мозга костей вопль, резко оборвавшийся, но продолжавший звучать в голове Риверса. Хорошую драку Риверс любил. Вести охоту и видеть страх в глазах жертвы тоже. Само убийство стало для него чем-то вроде искусства, где росчерк кинжала или след от выстрела были подобны мазкам кисти, выдающим мастерство. Но чужой болью он не наслаждался никогда. Еще на тренировках стражей его учили действовать быстро и эффективно, видеть в противнике лишь набор его боевых навыков и потенциальных атак. Со временем он научился получать от своей «работы» определенное удовольствие, но игры с болью так и остались за пределами его понимания. Возможно, причиной тому было понимание скоротечности собственной жизни и того, что своей смертью он не умрет. И подобное искаженное милосердие дарило ему иллюзорную надежду, что его самого убьют так же быстро. Виермо с трудом отвел взгляд в сторону. Из-за двери более не доносилось никаких звуков, тишина вновь стала их главной спутницей.