– Эй, Эль! Соскучилась? – раздался знакомый бодрый голос.

– Привет-привет. Судя по довольной интонации, результат не подкачал?

– Ну, не то чтобы идеально… Так скажем, с пивком потянет. А ты как сдала?

– Не поверишь… Все, как я загадывала. Словно во сне. – Она отошла к окну, подальше от чужих ушей, прикрыла рот рукой и шепнула: – Высший балл по обоим направлениям.

– Ого! Вот ты даешь, подруга. И какую профессию выберешь?

– Ммм, я еще не решила. Еще ведь есть неделя, чтобы определиться. Думаю, этим воспользоваться и взвесить все «за» и «против».

– Ты права. Торопиться не стоит. И поосторожнее там с Гретой… Понимаешь, о чем я? Кстати, помнишь, рассказывал тебе про парня, который выбрал ведущим седьмое профессиональное направление профиля?

– Ну?

– Хорошо, что тогда я посоветовал этому лопуху подстраховаться, и взять вторым обучением что-нибудь из верхушки списка. Он набрал по первой специальности всего пятьдесят семь баллов.

– О… Ну что ж, горжусь тобой. Можно сказать, спас будущее человека.

– Хе-хе. Да ничего особенного. Это же очевидно. Выбрать последнюю рекомендацию из списка все равно, что снять линзы в полдень посреди пляжа.

Альмонди улыбнулась. Забавный. Все в Арене знают, что снять линзы невозможно. Даже если допустить некую вероятность, то станет очевидно, что на такой шаг пойдет только самоубийца. Уже десять лет, как человеческие глаза по всему миру предохраняют линзы из адгезивного материала «Хамелеон», который со временем нарастает на глазное яблоко по всей доступной поверхности, становясь буквально новой частью тела, причем жизненно необходимой. Это помогает предотвратить много серьезных неприятностей, начиная с постепенного ухудшения зрения с возрастом и даже легких травм, заканчивая выжиганием сетчатки вследствие агрессивного излучения светил. Постоянное увлажнение избавляет от сухости и покраснений. А возможность стоять под душем с открытыми глазами особенно приглянулась Альмонди. Поэтому она наклеила множество голографических стикеров на потолок в ванной, соорудив что-то вроде калейдоскопа, и, кажется, могла бы залипать там часами под струями теплой воды, если бы у нее было больше свободного времени.

Кроме того, линзы обеспечивают еще целую кучу плюшек. Ну взять хотя бы возможность звонить и переписываться с близкими в любой момент, ведь их невозможно забыть или потерять, в отличие от любых других устаревших гаджетов, и у них никогда не сядет аккумулятор. А еще можно слушать музыку, узнавать новости, смотреть фильмы и сериалы, выпуски блогеров и телепередачи. И здесь куча памяти, чтобы хранить и фото, и видео, и любую другую важную информацию.

Кстати, бирка с кодом биопрофиля тоже хранится в линзах, а уже только одна эта штука делает жизнь в разы легче и удобнее. Ее результаты сегодня – только очередное этому подтверждение. Когда она окончательно определится с профессией, код обновят, внеся необходимые данные, – и никаких лишних заморочек с документами. Только вот тогда уже нельзя будет ничего изменить. Поэтому задуматься стоит, действительно, серьезно.

Альмонди увлеклась разговором с Троем и уже ходила по всему холлу, виртуозно выписывая замысловатые фигуры на автомате и не обращая никакого внимания на лабиринт из выпускников. Она задорно смеялась и размахивала табелем успеваемости, пока не заметила сосредоточенную физиономию лучшей подруги, которая, выпучив глаза, тянулась за ее рукой, стараясь разглядеть оценки. Альмонди тут же захлопнула табель, и Грета выпрямилась. Классная девчонка, очень веселая и доброжелательная, всегда готова прийти на помощь. Что с того, что иногда она бывала резковата и излишне обидчива, если в целом они ладят прекрасно? Вот только у нее был повышенный процент стремления к конкуренции, и она терпеть не могла всех, кто преуспевал в чем-нибудь лучше нее, тем более если это касалось дела всей жизни. А перспектива быть просверленной молчаливым буром ее презирающего взгляда в последний студенческий день казалась Альмонди совсем не привлекательной. Ведь до этого она отлично справлялась и все время обучения мастерски скрывала свои успехи, используя любую возможность. И тем самым сохранила их дружбу непоколебимой. Хорошо, что результаты промежуточных работ сообщались конфиденциально…

– Трой, мне надо бежать, созвонимся попозже, – быстро буркнула Альмонди и приготовилась свернуть экран.

– Подожди-подожди. Мы же встретимся на выходных в нашем кафе? Родители тебя никуда не дернут?

– Да, конечно, встретимся. Как обычно. Ну все, давай. – Альмонди погасила экран и устремила взор на Грету.

– Ну как? – горя от нетерпения, поспешила осведомиться подруга.

– Эм, могло быть и лучше. Но в целом я довольна.

– Вот видишь, я же говорила, что никто, кроме меня, не сможет написать итоговую по генетике выше, чем на девятьсот пятьдесят баллов, – похвасталась она, удовлетворенно сверкнув глазами. – Многим она подпортила табель, отсюда и общий результат после пересчета мало у кого перевалил за восемьдесят восемь.

– Ага.. Ты, как всегда, права, – Альмонди пожала плечами.

– Только не расстраивайся. И сдалась ветеринару эта генетика… Почему теперь врачи всех специальностей должны ее сдавать и портить себе оценки? Уверена, что все равно у тебя не будет отбоя от предложений. Я же всегда говорила, что у тебя незаурядный ум, а твое упорство компенсирует с лихвой все недостатки, – Грета произнесла последние слова нараспев и потрепала подругу по голове. Раздражающая привычка.

«Следующая пара начнется через три минуты. Уважаемые студенты, прошу вас проследовать в свои аудитории. Следующая пара начнет…» – раздался звук приглашения на занятия, который сегодняшние выпускники слышали каждые два часа, проведенные в этих стенах, все последние восемь лет.

Находящиеся в холле замерли, напрягшись, всего на секунду, начали переглядываться, а потом и вовсе разразились веселым хохотом. Пространство вокруг вдруг показалось светлее, воздух легче и ароматнее. Суровая гардеробщица смеялась вместе со всеми. Тяжелая люстра со множеством хрусталиков, свисающих на длинных цепочках, больше не давила сверху, а игриво поблескивала и переливалась на свету, даже стены, выкрашенные в лимонный, и стулья с мятной кожаной обивкой радушно приглашали прикоснуться, опереться, опуститься в знакомые объятия, может быть, даже зевнуть и ненадолго задремать… в последний раз в строгом и теперь ставшем родным здании Центральной Академии Арены. Альмонди стояла в новом трендовом брючном костюме посреди всего этого великолепия и еле сдерживала слезы. Душа ликовала и фонтанировала предвкушением, новизна ломала выработанные рефлексы, щекоча разгулявшееся до нелепости воображение. Но крошечная струнка тоски все же заунывно постанывала и тянула в груди. Так ощущалась свобода, так пахло будущее, великое в глазах стоящего в самом начале пути, полное надежд, но тронутое холодным шепотом прощания, как, впрочем, бывает почти всегда.

– Альмонди, Грета, мы тоже отстрелялись, – зазвенел голос Иннуи, старшей из тандема близняшек Оксбридж.

Она безумно гордилась тем, что родилась минутой раньше, и до сих пор старалась всегда опережать сестру везде и во всем хотя бы на полсекунды. Даже волосы с одинаково выбеленными прядями у обеих доходили до ягодиц, но у Иннуи были все же на пару сантиметров длиннее. Интересно, как она относилась к тому, что сестре досталась дополнительная буква в имени?

– Ну что, девчонки, отметим? – подхватила Миннуи.

Да, их родители, очевидно, не сильно заморачивались, когда выбирали, как назвать дочерей.

– Только девчонки? А как же мы? – Тут же вклинились между ними Твен и Харрис, вечно тоскавшиеся за сестрами по пятам.

Альмонди с Гретой оказались в окружении и были вынуждены согласиться, не имея путей к отступлению.

Забрав сменную обувь из гардероба, все переобулись, поправили прически и двинулись к выходу. Уже у самых дверей их поймал старичок-профессор Первочевский.

– Альмонди, милочка, здравствуйте. – Красный и запыхавшийся, он с трудом переводил дыхание, опираясь на трость одной рукой. Другой же вытащил платок из нагрудного кармана пиджака и промокнул лоб, а закончив, попытался наспех пригладить дрожащими пальцами редкие седые усы, но те все же предпочли оставаться торчком. ЭПУ деловито приземлилась ему на запястье.