Я стала аккуратно открывать дверь так, чтобы она не заскрипела. Чудовище либо был настолько туп, что даже не удосужился закрыть меня с обратной стороны, либо не мог допустить и мысли, что у меня хватит смелости выбраться из укрытия.

Оказавшись в коридоре, я взглянула на входную дверь: мне нужно сделать шага четыре – и я буду на воле. Но была одна проблема: я знала, как сильно скрипят половицы в этом месте. Я боялась, что он меня услышит.

Из дальней комнаты по-прежнему раздавались удары и мольбы подруги, но я отбрасывала от себя мысли о том, что там происходит, все мое внимание было сосредоточено на побеге. Я понимала: чем раньше выберусь из квартиры, тем меньше вреда он принесет Тоне.

Но был и плюс во всей этой ситуации: я знала, куда нужно наступать, чтобы избежать скрипа половиц. Вдохнув побольше воздуха, в три прыжка я очутилась у выхода. И уже не задумываясь о том, что выдам себя громкими звуками, быстро повернула замок и, распахнув двери, выскочила в подъезд.

Громко и четко я стала звать на помощь. Я знала, что те соседи, которые были в данный момент дома, прибегут на крик.

Я металась от одной двери к другой, громко стуча по ним кулаками. Сама не заметила, как вокруг меня собралось очень много народа, кто-то стал меня трясти за плечи и спрашивать, что случилось. Я лишь повторяла одно: «Он там. Он там», – показывая при этом в сторону своей квартиры.

Несколько мужчин, не раздумывая, ворвались внутрь. В коридоре стояла плачущая, напуганная и сильно избитая Тоня. Вся одежда на ней была разорвана в клочья, но сама она, не считая побоев, была цела.

Физрука как ветром сдуло, скорее всего, он слился с толпой и просто удрал.

После того случая Тоня перестала со мной общаться. А для всех соседей я стала плохой девочкой, которая бросила свою подругу в трудный момент. Я же так не считала и всё задавалась вопросом, почему взрослые, которые умнее детей, не понимают, что таким поступком, я спасла нас обеих? Если бы я впустила Тоню в ванную, мы бы не успели закрыть двери. Этого никто не хотел понимать, да и слушать меня особо никто не желал. Даже мама. Она в принципе не разговаривала со мной на эту тему, как, впрочем, и на любую другую.

Я не парилась, что со мной никто не общается. С раннего детства я много читала. Всех подруг, любое общение, развлечение очень легко могла заменить новая книга.

Я росла изгоем, даже в собственной семье я не чувствовала любви и поддержки. Отец ушел, когда мне было девять. Причину развода родителей я до сих пор не знаю: в детстве мне никто ничего не докладывал, а потом мне это стало неважно и неинтересно. А так как отец много пил, применял физическое насилие над матерью, я решила, что развелись они именно поэтому.

Помимо книг, я много времени проводила с сестрой. Мы гуляли, общались и играли. Этого мне хватало.

Как-то раз мама сказала мне, чтобы я вынесла мусор. Взяв ведро, я пошла на помойку, которая находилась в конце двора. И вот иду я себе, никого не трогаю, как слышу сзади смех и тихое: «Тише, тише».

Я обернулась и увидела толпу девочек, соседок по дому. Человек двенадцать. Они крепко держались за руки и шли за мной, по их лицам я поняла, что идут по мою душу.

Я остановилась и спросила, что им надо. Они окружили меня и по очереди стали толкать. Кто был посмелее, пинал. А Анна, самая добрая и милая, какой я всегда ее считала, подбегала сзади и со словами «оп-па, оп-па» пыталась задрать подол моего платья. Я каждый раз уворачивалась и старалась пнуть ее по рукам.

В итоге самые наглые вырвали из моих рук ведро и вывалили его содержимое к моим ногам. Противная жидкость затекла в тапки, в которых я выскочила на улицу. Меня это очень разозлило, но я понимала, что невозможно противостоять толпе в одиночку. Пнув по ведру, пытаясь угодить хотя бы в одну из противных девчонок, я лишь вызвала смех и новые пинки. Тогда я схватила ведро и, замахнувшись, кинула его в девочек. Оно угодило в Анну. Она тут же расплакалась и побежала домой. «Сейчас нажалуется и мне снова влетит». Я подобрала ведро и поплелась домой.

– Собери мусор, – начали ругать меня сидящие на лавочке бабульки.

– Сами собирайте! – огрызнулась я.

– Хамка!

Ничего не ответив, я скрылась в подъезде.

Быстро забежав в ванную, я закрыла двери на засов, сняла тапки и начала отмывать их под краном, затем собрала волосы и вышла в коридор. Маме что-либо говорить было нельзя, я же еще останусь виноватой.

Отпустить этот инцидент было против моего характера. Никогда в жизни я не давала себя в обиду.

Выловив каждую шутницу по одной, я выместила все свои обиды на них поочередно. Я била, не жалея ни их, ни себя, прекрасно осознавая, что после этого дома мне влетит. Я знала, что мою кожу вновь иссечет шнур от кипятильника, но так уж повелось: его я никогда не боялась.

Первых обидчиц я подкараулила у их подъезда. Драла им волосы и раздавала тумаки по всему телу. Не смогла побить лишь одну девочку, ту самую Анну. Это была миловидная блондинка с голубыми глазами. Я знала, что она очень хорошая, просто попала в тот день под влияние своей старшей сестры и ее компании.

– Попалась, – сказала я, остановив ее на лестничной площадке.

Мы жили в одном подъезде, она на третьем этаже, а я на четвертом.

– Чего глазки выпучила? – спросила я, глядя в ее испуганное лицо.

– Пропусти меня, – пытаясь обойти меня, пищала Анна.

– Ну нет, – ответила я. Глядя на нее, я понимала, что она единственная, кого я не стану бить. Но проучить ее все-таки надо. Я схватила ее за лицо, прижала к стене и со всей злостью и ненавистью сказала: «Только еще раз меня тронь». И со всей силы впечатала ее в стену.

Она посмотрела на меня испуганными голубыми глазами и, не проронив ни слова, быстро поднялась по лестнице и зашла домой.

Я прекрасно осознавала, что это возмездие от Тони. Что с ее подачи девочки набросились на меня. Возможно, она и не убеждала их бить меня, но в любом случае все это произошло из-за той истории.

Сестру Анны я настигла спустя три дня.

– Жанна, подожди меня, – крикнула я, увидев ее как-то днем во дворе дома. Жанна явно куда-то торопилась и вот-вот свернула бы за угол.

Жанна была старше меня на год. Ей было девять, но для меня это не имело абсолютно никакого значения. Про Жанну я знала только одно: она старшая сестра Анны. Мы никогда не общались и даже не здоровались.

Когда стало ясно, что Жанну мне не догнать, я подняла с земли камень поувесистей и швырнула его в сторону обидчицы.

– А-а-й! Ай! – завопила она.

«Походу, я переборщила», – подумала я, но не показала виду, что испугалась за нее. Камень прилетел точно между лопаток.

– Подойдешь еще раз, вообще убью! – крикнула я.

Остальным досталось примерно одинаково. Что меня удивило, практически никто не пытался ударить в отместку. «Только когда вместе смелые», – размышляла я как-то перед сном.

Двух последних обидчиц, Веронику и Лизу, я выловила по одной. Одну я отлупила каким-то проводом, вторую, от которой ждала самого сильного отпора, отдубасила палкой, да так, что она не смогла скрыть слез от боли. В этот момент меня увидела мама, которая возвращалась домой.

– А ну иди сюда! – на весь двор крикнула она.

«Мне конец», – подумала я и поплелась к ней.

– Это еще что такое?

– А пусть не лезут, – сказала я, глядя матери в глаза.

– Быстро домой!

Мы зашли в подъезд и пока поднимались на четвертый этаж я все думала, будут ли сегодня меня бить шнуром от кипятильника, или шлангом от стиральной машинки? Вот бы это был шланг, им не так больно…

Мы прошли в квартиру.

– Уроки сделала? – зло спросила мама.

– Сделала, – тихо ответила я.

– Иди займись делами.

«Фу, пронесло», – подумала я и пошла заниматься делами.

В мои дела в подобных ситуациях входила имитация бурной деятельности. Даже тогда, когда все дела переделаны.