– Рома сказал Лёшке, что сам мне перезвонит позже, но.., – осекаюсь, решая оставить догадки при себе.

– Пожалуйста, – пронизывает неморгающим взглядом.

– Думаю, это дежурная отговорка и он не собирается мне звонить, – озвучиваю свои подозрения.

– Раз пообещал, значит сделает, у них не принято разбрасываться словами, – так странно, что учительница литературы, напоминает мне о законах порядочных арестантов, но это работает и я действительно начинаю верить, что Рома позвонит мне.

– А ещё мне показалось, что Лёшка, что-то недоговаривает, – делюсь своими ощущениями.

– Нужно набраться терпения и ждать. Друг Игоря обязательно всё прояснит, – только сейчас я замечаю, что этой мудрой и отважной женщине тоже очень страшно.

– Ладно, – втягиваю носом воздух и отпиваю остывший чай. Понимаю, что надо, чем-то отвлечься от этого разговора, но никак не могу придумать, что-то стоящее. – Почему Игорь винит себя в смерти Олеси? Что с ней случилось? – вдруг хочется узнать, что произошло двенадцать лет назад. Теперь я готова, хотя уже догадываюсь, что будет жёстко. Если уж придётся держать удар, то надо знать, что там было на самом деле.

А ведь в какой-то момент, я даже пыталась забыть этого крутого Хозяина, лишь бы держаться подальше, от всего того треша, который был в его жизни. У него почти получилось убедить меня в этом.

– Игоря сначала в колонию для несовершеннолетних отправили, сразу же после суда. Ему же ещё восемнадцати не было, – Анастасия Мироновна настороженно вглядывается в моё лицо. Она скорее всего специально начала рассказывать издалека, чтобы успеть распознать мою реакцию и во время остановиться. – А Олесе, вообще, шестнадцать было. Дети совсем ещё, – выдыхает заботливо, а я затыкаю “глотку”, своей проснувшейся ревности, представляя, какими они были.

“Наверное, как Денис с Лизой”, – думаю я и тут же мысленно на себя наезжаю, за такое сравнение. Пусть суеверной глупо быть, но хочется, чтобы у Дена с его девчонкой, всё хорошо сложилось.

– В ноябре, сына перевезли на зону, а Олесе даже общего свидания было не положено, потому что официально-то она Игорю никто, – поясняет, видимо за долгие годы научилась разбираться в этой системе. – Они тогда больше года не виделись, и я в глубине души, надеялась, что пройдут чувства у девчонки. Думала, что там любовь-то ещё детская, забыла бы и может другого бы встретила. Жалко её было очень, – признаётся Анастасия Мироновна. – Но они не сдались, зарегистрировали брак, прямо в зоне, как только Олесе восемнадцать исполнилось, – отвожу глаза, чтобы не показывать, как тяжело мне слушать про эту влюблённую парочку. Хочется пропустить лирическое отступление и перейти к самой сути.

Какое-то время мама Игоря молчит, и я не мешаю ей собираться с мыслями. Естественно замечаю, что нелегко женщине, этот разговор даётся. Кажется, что она постарела лет на двадцать, всего за пару часов.

– Деньги сын начал нам отправлять ещё до того, как они с Олесей поженились. Так что, никакие передачки мы Игорю больше не собирали и с баулами не таскались, он избавил нас от этого, – не похоже было, что она гордится его прошлыми достижениями, просто не могла не упомянуть. – Олеся поступила в университет, на экономиста учиться, очно. Её учёбу тоже Игорь оплачивал, но нам объяснять, где деньги берёт, он не торопился, – догадывается, конечно, что такие серьёзные суммы не с потолка сыпались, но вслух ничего не говорит. Я же для себя убеждаюсь окончательно, что Клим ещё с зоны с криминалом связан. – Сначала Олеся, раз в пол года ездила к Игорю на свидание, потом чаще стала. Здоровенные парни приезжали прямо к дому, на дорогущей иномарке и увозили её в аэропорт, там встречали тоже на машине и доставляли уже до места и так каждые три месяца. Возвращалась счастливая, рассказывала, что комната свиданий, как номер в дорогой гостинице, если на решётки не смотреть, – качает головой, будто отказывается верить, что это было всё наяву. – У меня редко получалось ездить к сыну, из школы отпускали неохотно, а прогуливать работу я не привыкла. От провожатых таких я тоже отказалась, а деньги, которые сын присылал, я Татьяне отдавала. Ей нужней, у неё мальчишки росли, – Анастасия Мироновна не оправдывается и Игоря не судит, но чем дальше она рассказывает, тем обречённее становится её лицо. – Конечно, в отличии от меня Олесе очень нравилась вся эта роскошь и внимание. Она же глупенькая, кроме станицы-то нашей, ничего путём не видела. Однажды плакала, когда рассказывала, как уговаривала Игоря на ребёнка. Он не согласился, не хотел, чтобы его дитё, без него росло, – после этих слов, сердце у меня сжалось и я быстро опустила глаза, чтобы Анастасия Мироновна ничего не заметила по взгляду. – Срок тогда у сына уже заканчивался, когда он позвонил и просил помочь уговорить Олесю не ездить на последнее свидание, – её голос дрожит и я чувствую, как противные мурашки разбегаются по телу, предвещая мне минимум стресс. А ещё мне вдруг чудится, что я знаю эту страшную историю, но тут же отгоняю навязчивую мысль. – Не понимаю, с чего Игорь взял, что она меня послушает. Олеся отмахнулась от моих доводов и сделала по-своему, – в этот момент вспоминаю, какую я истерику закатила, когда он отправлял меня сюда. Если бы Игорь решил спросить моё мнение, то я бы тоже никуда не согласилась уезжать от него. Видимо со своей женой Клим не захотел так обращаться, как со мной, без всяких компромиссов и от этого понимания, обида снова подступает комом к горлу. – Сын отзвонился мне, когда Олеся приехала к нему и я даже вздохнула с облегчением, – молчит около минуты, наверное, настраивается на что-то. – Потом этот звонок с номера Игоря. Мужчина сообщил мне, что Олеся сгорела заживо на КПП. Было короткое замыкание и охрана не позволила открыть решётки, потому что не положено по технике безопасности, – чёткое ощущение, будто в помещении резко исчез весь кислород и мне стало нечем дышать. Я, как рыба открываю рот, но говорить не получается, кажется, что шею сдавило стальными обручами. Чувствую, как щёки становятся мокрыми и наконец всхлипываю.

– Господи! Как такое, вообще, возможно, – мой голос звучит хрипло и жалобно.

– Никуша, тебе плохо? – Анастасия Мироновна кидает на меня быстрый взгляд и подскакивая с табуретки, наливает в стакан воды. Она, наверное, думает, что меня так смерть Олеси шокировала, но я её уже давно пережила. Может это цинично с моей стороны, но ей ведь уже не больно, она умерла. Нет разницы, кто и что про меня думает, потому что я и есть, настоящий бесчувственный монстр. – Пей, – напуганная женщина суёт мне воду и я послушно выпиваю.

– Представляете, я рассказывала эту историю Игорю, – со слезами восстанавливаю всю последовательность событий. Начиная от подслушивания родительского разговора про гибель девушки и потом, как я поделилась этим трешем с ним. – У него даже ни один мускул не дрогнул, – оправдываюсь, сдерживая рыдания. Я, как будто покалупалась пальцем в его кровоточащей ране, а потом ещё солью посыпала. В итоге Игорю пришлось извиняться передо мной за то, что его слова мне грубыми показались. После этих воспоминаний начинаю реветь в голос.

– Тише, тише, моя хорошая, – Анастасия Мироновна гладит меня по растрепавшимся волосам, но никаким спокойствием даже и близко не пахнет.

– Как он такое выдержал? – спрашиваю заикаясь. Кажется, что Игорю достались, какие-то нечеловеческие ресурсы.

– Я сына только через пол года смогла увидеть, после смерти Олеси и то на краткосрочном свидании. Посмотрела в его глаза и обомлела. Игорь был похож на живого мертвеца. Я тогда была уверена, что он похоронил себя, мысленно, вместе с женой, – говорит, продолжая успокаивать меня.

Слёз нет больше, сижу, глядя в одну точку. Тело до сих пор, как деревянное и в голове усваивается далеко не всё, что я сегодня услышала от мамы Игоря.

Поздно вечером Анастасия Мироновна уезжает на такси к своей подруге. Берёт с меня обещание, что если будут новости от Игоря, то я сразу ей сообщу, даже ночью.