Добираюсь правой рукой, до заметно увеличившейся груди, а второй сосок, ртом, втягиваю в себя. Слышу стоны и начинаю опускать руку вниз, наслаждаясь прикосновениями к её нежной коже.

– Немного кайфу, ещё никому не повредило, – отвечаю на вопрос, неохотно выпуская сосок изо рта.

Сглатывает и хватает меня за руку, останавливая.

– Маленькая, я буду очень осторожным, – обещаю, инстинктивно догадываясь, откуда у её страха ноги растут.

Хмурясь, думает несколько секунд и всё же позволяет забраться к ней под плавки.

Пробираясь пальцами между ног, не удивляюсь, что синеглазка там уже мокрая.

Стягиваю с неё треники и чувствую, как тонкие пальчики сжимают мои волосы на затылке.

Запускаю сразу два пальца и заглушаю стоны поцелуем.

В голове проскальзывает мысль, что мне самому-то сейчас, не так уж сильно много надо, чтобы кончить.

Забираюсь на диван так, чтобы Ника оказалась с правой стороны. Чувствую, как здоровая нога трясётся от напряга.

Жду, пока она оклемается от оргазма, потому что всё ещё вздрагивает, а я прижимаю её к себе, одной рукой.

В любой другой ситуации, я бы подождал инициативы от синеглазки. Или перетерпел бы, дожидаясь момента поудобней.

Вот только завтрашний вечер может всё усложнить и это ещё при хорошем раскладе.

Короче, хрен знает, куда кривая выведет, после тёрок с Паханом.

Беру Нику за руку, когда она тянется к футболке. Не хочу, чтобы она одевалась. Её голое тело – отдельный вид удовольствия. Особенно сейчас, с набухшими грудями.

Настороженно косится на дверь, типа только сейчас вспомнила, что сюда могут войти.

– Там закрыто на ключ, – успокаиваю. Кладу её руку на свой пах, не спуская глаз с красивого лица.

Отдёргивает ладонь. В синем взгляде ловлю замешательство и смущение.

Не настаиваю больше. Сжимая челюсти, пытаюсь пережить облом.

Никак не комментирую и продолжаю разглядывать изменившиеся изгибы тела, которые заметно округлились. Совершенными практически стали.

Вдруг Ника тянется ко мне. Задерживаю сбившееся дыхание, чтобы не спугнуть.

– Сними, – просит, взявшись за футболку.

Мне дважды повторять не надо и я освобождаюсь от всей одежды.

Берёт несмело член в руку и переводит взгляд на меня.

– Ника, сожми сильней. Не бойся, – пытаюсь говорить ровно. Но от её прикосновений, возбуждаюсь ещё больше и дышу рвано.

Накрываю хрупкую руку своей ладонью и делаю пару движений. Показываю, как надо.

Наклоняю её, к себе за шею и сразу же углубляю поцелуй. Моя выдержка даёт сбой, поэтому прелюдия отменяется.

Синеглазка, конечно, способная ученица, но только руки, мне мало. За эти две-три минуты, я раз пять порываюсь её тормознуть и усадить на себя верхом. Хочу войти в неё, но обламываюсь.

Чувствует, когда я ловлю приход и останавливается сама. Кисть не разжимает.

Кончаю, утыкаясь в её волосы и вдыхаю знакомый аромат.

– Принеси полотенце, – чмокая Нику в припухшие губы, наблюдаю, как она рассматривает свою руку, в моей сперме. – Всё нормально? – спрашиваю, перетягивая внимание на себя.

Кивает и уходит в ванную. Через минуту уже протягивает мне полотенце.

Натягиваю боксеры и вырубаюсь.

Просыпаюсь от того, что Ника дёргает меня за руку.

– Игорь, – слышу её голос и сразу подрываюсь. Настороженно смотрю на неё.

– Случилось, чё-то? – спрашиваю, вглядываясь в лицо синеглазки.

– Уже нет, – начинает отъезжать и это напрягает ещё сильней.

– Ника, говори, – говорю хриплым голосом, спросонья.

– Я испугалась, просто, – объясняет заикаясь.

– Чего? – всё ещё не доходит до меня.

– Подумала, а вдруг ты снова сознание потерял, – отвечает приглушённо.

– Давай, ещё поспим, – укладываю её, на своё плечо, решая, не разводить эту тему.

Глаза открываю, от тихого стука в дверь. Натягиваю треники, прихватывая футболку с собой и открываю.

– Как дела? – интересуется Михалыч. – Ника проснулась? – пытается зайти в палату, но я его выпихиваю, натягивая на ходу футболку.

Предупреждаю настырного доктора, что не дам будить синеглазку.

Ещё сообщаю, что вечером ко мне приедут очень важные люди.

Через пару часов движуха уже начинается в полный рост.

– Как всё прошло? – спрашиваю Нику, усаживая рядом с собой на диван. Она вернулась от гинеколога и я не в курсе, что значит это недовольство на её лице.

– Прошло и ладно, – отвечает расплывчато.

– У нас всё норм? Или уже надо начинать беспокоиться? – захожу с другой стороны.

Не получая внятного ответа, я иду к Михалычу, узнать, в чём дело.

Он звонит своей коллеге и просит подняться к нему в кабинет.

Женщина, на вид около пятидесяти, имя которой я даже не пытаюсь запомнить, уверяет, что у Ники всё отлично, как и у ребёнка.

На мой озадаченный вид, отвечает предположением.

Оказывается синеглазка ненавидит гинекологическое кресло, а лезть на него всё равно пришлось.

Михалыч предлагает мне трость, когда врачиха уходит. Отказываюсь, оговариваясь, что потом заберу.

Он делает понимающий фейс, решая видимо, что я комплексую перед Никой. Я не спорю и не переубеждаю.

На самом деле собираюсь изображать перед Паханом, типа пострадал больше, чем есть. Вряд ли меня это спасёт, если чё, но отмаза лишней не будет.

– Лёха знает, что ты в городе? – интересуюсь невзначай.

– Ну да, я ему звонила, – отвечает удивлённо Ника.

В памяти всплывает, как мы в прошлый раз хреново расстались. Теперь думаю, что мне, как-то надо уговорить её поехать к брату, но не обидеть ещё больше.

Мы обедаем вместе, доставкой из ресторана.

– Ника, мне надо, чтобы ты к вечеру уехала отсюда, – говорю, накрывая её руку своей.

– Зачем? – снова в синих глазах подозрение и недоверие. Обречённо понимаю, что придётся объяснять подробней.

– Ко мне из Москвы приедут, – поднимаю взгляд и догадываюсь, что сейчас она завалит меня вопросами.

– Я могу, где-нибудь подождать, – предлагает вариант, который нам, вообще не подходит.

– Мне надо, чтобы тебя никто не видел, – начинаю выкручиваться.

– Это то, о чём мне Рома говорил? Тебе опять, что-то угрожает? – спрашивает дрожащим голосом.

– Нет, конечно. Бодрый делов не знает, вот и наговорил тебе дичи всякой, – пытаюсь придать тону незамороченности, но получается так себе.

– Ты врёшь, – сжимает губы и отворачивается.

– Отвечаю, Ника, я разберусь во всём и утром уже приеду к тебе, – в эту минуту, больше всего на свете хочу, чтобы это утро, где я хрен знает, как разобрался, настало прямо сейчас.

Ника парит мозги до талого. То одно забыла, то другое.

Мы с Бодрым, откровенно нагруженные, наблюдаем молча, за её суетой. Где-то в глубине подсознания, я практически уверен, что так должно быть.

Попробуй скажи, хоть слово, этой сопящей девчонке и она зацепится за него, как за причину, чтобы остаться.

Наконец синеглазка натягивает на себя пуховик и смотрит на меня таким взглядом, типа ждёт, чтобы я остановил её.

Матерюсь про себя, самыми грязными ругательствами, проклиная весь преступный мир. Тут же, зачем-то думаю – хорошо, что моя мать не знает, как я умею лаяться. Короче, в голове хаус.

– Пока, – пытаюсь изобразить улыбку, зная заранее, что не дождусь ответа.

Пялюсь на закрытую дверь, наверное, целую минуту. Разворачиваюсь и обвожу взглядом палату.

Диван собран, одеяло с подушками унесли к Михалычу в кабинет. Как если для больнички, то всё выглядит вполне цивильно, а на остальное похрен.

Всерьёз думаю, чтобы позвонить Михалычу и попросить поставить мне капельницу. Для усиления образа больного, но потом обламываюсь.

Вечер, понятие растяжимое, они же не сказали во сколько точно приедут. Поэтому я забираюсь на свою койку. Укрываюсь тонким одеялом, лежу и смотрю в потолок.

Вместо того, чтобы придумывать, какую-нибудь жизнеспособную отмазку для Пахана, я продолжаю думать о Нике.