Даже если она опять обиделась, то сейчас это мелочи, которые я не считаю проблемой. Как только разберусь, сразу к ней рвану и мы помиримся.

Усмехаюсь своим мыслям. Понимаю, что синеглазка с Бодрым, скорее всего, ещё из здания больницы не успели выйти. Зато я уже к ней собрался.

Задумчиво шарю глазами по белым стенам. На звук открывающейся двери не реагирую. Решаю, что это Михалыч или медсестра пришла укол ставить.

– Клим, братан, ты как? – слышу голос Прохора и резко поворачиваю голову в его сторону.

Первое, о чём я догадываюсь, это то, что они стопудово пересеклись с лысым и Никой, где-нибудь в коридоре.

– Живой, вроде, – отвечаю и цепляю глазами Пахана.

Сталкиваюсь с его тяжёлым взглядом, но смотрю дальше, не прерывая зрительный контакт.

Хочу, чтобы столичный смотрящий, прямо здесь и сейчас начинал осознавать, что не стоит на меня давить, угрожая например Никой. Это очень плохая идея.

В запаре забываю про больное плечо и порываюсь опереться на левую руку.

– Э-э, давай, без героизма, – хмурясь, предупреждает Серёга, глядя, как я со стоном, падаю обратно на подушку.

Стискивая зубы от боли, сажусь в кровати и протягиваю ему ладонь, чтобы поздороваться. Забываю про свои планы, изображать потерпевшего.

Пахан неторопливо скидывает пальто на диван и тоже идёт ко мне.

– Я смотрю с тобой шутки шутить не собирались? – показывает головой, на моё левое плечо. – На глушняк валить хотели, да промахнулись? – намекает, что целились в сердце. Жмёт руку, но не уходит. Сверлит взглядом, видимо ждёт ответа.

В этот самый момент, в моей памяти всплывает картинка, где лысый прикрывает меня собой и толкает левой рукой, стоя полубоком.

– Не промазали, близкий прикрыл, – уточняю.

– Повезло тебе, – в интонации Пахана улавливаю, что-то типа зависти и не могу врубиться, в чём прикол.

– Да уж, я по жизни везунок, – усмехаясь, я сдерживаюсь, чтобы не начать перечислять “самые яркие” эпизоды моей удачливости.

– Ты не в курсе, наверное, – садится на диван и закидывает ногу на ногу. – Моего близкого убили, башку ему на разборках прострелили. Как раз за день до вашей стрелки с этим сосунком, – поясняет Паша и смотрит на носок своего туфля.

Только сейчас я замечаю, что он в чёрной рубашке и костюм тоже на нём чёрный. Значит в трауре, по Оспе.

– Мои соболезнования, братан, – произношу заторможено, не скрывая, что в шоке, от его новости.

– Оспа, почему-то считал, что раз он, моя правая рука, то пули должны его облететь. Но пуля – дура, – возможно у меня с головой, чё-то не то, но я чётко слышу неприкрытый намёк.

Перевожу взгляд на Прохора, но он сидит с непробиваемым фэйсом.

Молчу и уже начинаю думать, может Пахан мне тоже смерть предскажет. Ну так, за косяки мои, чисто между делом.

Теперь мне уже не чудится, я почти уверен, что это он Оспу приговорил. Не захотел позориться на весь криминальный мир, просто убрал его. Не сам, конечно, но не в этом суть.

Представляю себя, на месте Паши, а Бодрого ставлю мысленно туда, где Оспа был и мне сразу удавиться хочется.

Сейчас я вполне согласен, что мне повезло.

Успокаивает одно – я точно знаю, что Бодрый лучше по шее от меня получит, чем наворачивать, какие-то делишки станет за моей спиной.

– Так я не понял, ты нахрена попёрся на эту стрелку? Да ещё в лес? – спрашивает с наездом Паша и косится на Серёгу.

– Прикинь, это чучело обдолбаное, вдруг решил бы меня, где-нибудь в городе замочить? Ему точно было бы насрать, что он может, кого-то левого зацепить. Это Бодрый в курсе, что со мной рядом находиться опасно. Но это его выбор, – говорю, как есть, понимая, что самый главный смотрящий, прилетел на “край света”, только из-за меня.

– Да он и Ромку хотел ко мне в Москву отослать, – сдаёт меня Прохор с потрохами. – Я во время чухнул, что Бодрый пошлёт меня, куда подальше, поэтому и не стал тогда, ничего ему говорить, – добавляет, не глядя на меня.

– Я не понял, чё за хрень, Клим? – его брови стремятся к переносице. Пахану явно не нравится то, что он сейчас слышит. Сжимаю челюсти и кошусь на Серёгу. – Рассказывай, давай. Всё, с самого начала, я никуда не тороплюсь, – показательно садится в свободное положение и смотрит настырно, в ожидании трешовой истории.

Пока ещё, я не чувствую себя, как на допросе, но и “амнистией”, даже близко не пахнет.

– Сухаря знаешь? – спрашиваю, отключая все свои эмоции. Разговаривать будем хладнокровно и только по делу. Мне не нужно снисхождение.

– Ну так, слышал вроде, чё-то, – отвечает расплывчато, явно не врубаясь к чему я веду.

– Короче, мы с Богданом, на зоне вместе сидели, он в карты играл, – вкратце пытаюсь нарисовать портрет, бывшего владельца “Зажигай”. Заодно и причину по выразительнее расписать, нахрена я, вообще, во всё это влез. – Катало он был здравый, за долги никого на ремни не резал и на проценты не ставил. В общак отстёгивал с каждого выигрыша, да и тут на свободе платил исправно, – сознательно-нудно перечисляю все заслуги Сухаря, перед преступным миром. Пахан должен понимать, что я не мог не помочь ему. – Нормальный он чувак, но встрял по-крупному. Проигрался конкретно в подпольном казино и не единожды, – снова поясняю. – Вот и позвонил мне, по весне, предложил выкупить у него стриптиз-клуб, хотя покупатель другой, сразу нашёлся. Клубешник раскрученный, самое популярное место в городе у молодёжки, – пока включаю “заставку”, из дежурных слов, думаю, как обойти упоминание о Нике. – Пять секунд, – предупреждаю и беру телефон.

Звоню Бодрому, чтобы узнать, где он.

Оказывается лысый уже оставил синеглазку у Лёхи и едет обратно в больницу.

Говорю ему, чтобы заехал в гостиницу и в ресторане сказал кашеварам, пусть чай покрепче заварят.

Чифир для нас, бывших арестантов, как трубка мира для индейцев.

Конечно, я уже давно не сижу так плотно на чае, как к примеру раньше на зоне было. И всё же частенько бывает, что на движухе, пересаживаюсь на чифир, если уже кофе не берёт, когда надо не спать.

– Нахрена Сухарь тебя дёрнул? Слил бы свой клуб, этому “Зёме” и катать сейчас, было бы нечего, – хмыкает недовольно Пахан.

– Богдан всё правильно сделал, разумно поступил. Отдал злачное место в надёжные руки. Это я всё на самотёк пустил, – цокаю языком, каясь прилюдно.

– В смысле? – хмурится.

– Я несколько месяцев в этом клубе не показывался, после того, как он моим стал, – признаюсь честно. – А другим претендентом, кстати, на покупку “Зажигай”, был Михей. Тот самый, который стрелял в меня, – наконец произношу и наблюдаю за реакцией столичного авторитета.

– Был он у меня в Москве, но я не воспринял всерьёз слова этого мажора, – вид у Паши откровенно охреневший. – Папиком своим, заммэром, прикрывался, как щитом. Я ещё подумал тогда, что синтетика, это не то, что ранишный герыч. От разноцветных таблеток, сосунок, вообще связь с реальностью потерял, раз решил, что может за свои сраные бумажки, смотрящим здесь стать, – говорит оправдывающимся тоном. – Я даже деньги его сраные не взял, чтобы общак не замарать. Отмахнулся тупо, – теперь в голосе чётко слышится сожаление, потому что понимает – недооценил он торчка. – А про тебя сказал, что.., – в этот момент дверь в палату открывается и в проёме появляется Бодрый с пакетом в руках.

Мы троём наблюдаем, как он проходит к столу и вытаскивает термос.

– Ромыч, спасибо, – говорю, сползая с кровати. Он смотрит на меня недоверчиво. – Давай, дальше мы сами, – подхожу к столу и сам вытаскиваю кружки. Не хочу, чтобы лысый тут, как шнырь воспринимался. – Метнись к Михалычу, он мне трость обещал. Притащи, а? – озадачиваю, чтобы он здесь не метлесил.

– Щас, принесу, – направляется обратно к двери.

– Ну и чё там, про меня Михей сказал? – напоминаю Паше тему прервавшегося разговора.

– А да. С понтом вы с ним биксу, какую-то не поделили. Типа шлюху клубовскую, – смотрит вопросительно.

Далеко не сразу я догадываюсь, что сейчас речь идёт о Нике.