Не успеваю расслабиться, как спящая красавица закидывает на меня свою стройную ножку. Сжимаю резко челюсти, чтобы не заорать и тихо мычу от боли, потому что её коленка упирается прямо в мою повязку на ноге.

Терплю и думаю, чё мне делать?

Если разбужу Нику и она узнает, что попала ногой в мою рану, то потом ещё долго будет от меня шарахаться. Такой вариант меня точно не устраивает.

Аккуратно приподнимаюсь и дотягиваюсь рукой до заднего кармана джинсов синеглазки, достаю пальцами её телефон. Так же медленно и осторожно подпихиваю гаджет под лежащую у меня на груди руку, прикладывая указательный палец к камере.

Случайно заметил, как она разблокирует свой телефон, оказывается не зря.

Нахожу контакт “Рома” и нажимаю не задумываясь. Прикидываю, как долго мне придётся терпеть давящую боль, если Бодрый сейчас у себя дома.

– Ника, ну как? Получилось? – спрашивает лысый заспанным голосом.

– У неё получилось, – отвечаю, хотя понятия не имею, о чём он говорит. – Бодрый, ты где? – интересуюсь, задирая голову кверху и стараясь разговаривать не громко.

– Клим?!! – орёт в трубку и мне приходится убрать телефон в сторону. – Я тут, у твоей палаты, а ты откуда звонишь? – тупее вопрос, по ходу сложно придумать, но Бодрый бы и это смог, я в нём не сомневаюсь.

– Я-то? Откуда и должен, уже на девятый круг пошёл, решил с тобой впечатлением поделиться, – стискивая зубы, выдаю чёрный юмор, намекая, что я в аду. – Лысый, кончай тупить. Зайди ко мне, только тихо, – говорю, уже теряя терпение.

Дверь в палату, почти сразу открывается и в проёме появляется бритая башка.

– Заходи, короче! Не светись там! – шиплю на него агрессивным шёпотом. Без психа, конечно, потому что осознаю в этот момент – чё бы не было, но я рад этому балбесу.

Заторможено закрывает дверь и пялится на меня, как на привидение.

– Сработало, значит, – несёт, только ему понятную охренею.

– Про гороскопы, давай, попозжа, – предупреждаю заранее. – Иди сюда, чё встал? – нервничаю я потому что ногу мне всё ещё больно.

– Причём тут гороскопы, – подходит, недовольно поглядывая на спящую синеглазку.

– Убери ногу Ники с меня. Только нежно очень и не вздумай лапать, – смотрит на меня исподлобья и берёт её за щиколотку, тянет и разгибает ногу, убирая с меня.

– Ты ещё до стрелки кукухой поехал, я смотрю ничего не изменилось, – хмыкает Бодрый, разглядывая выражение моего лица и отходит от Ники на другую сторону кровати.

– По-любому изменилось, ещё хуже стало, – отвечаю, сдерживая вздох облегчения.

Отказываясь от всех этих чувств, несколько лет назад, я был уверен, что смогу контролировать эмоции, чтобы оставаться хладнокровным.

Появление Ники застало меня врасплох и вначале могло показаться, что она во мне нуждается, но всё вышло в точности до наоборот.

Два пулевых, не меньше двух дней в отключке, но стоило появиться синеглазке и вот я практически здоров. Это я в ней нуждаюсь и не сдох до сих пор, потому что эта девочка есть.

– Рассказывай, а то я опять, по ходу самое интересное пропустил, – даю Бодрому правильную наводку на тему.

– Чё конкретно ты хочешь знать? – спрашивает подозрительно и стоит передо мной, как вкопанный.

– Про друга нашего, например, – с нескрываемым сарказмом озвучиваю свой интерес.

– Друга? – напрягается и морщится, явно не понимая моих намёков.

– Ну да. У нас после Гитлера только один остался, Михей который, – подсказываю, уже не рассчитывая на его сообразительность.

– А, да. Он тоже боты склеил, – коротко угарнув, говорит лысый.

– Зашибись, значит мы с тобой остались без друзей, – усмехаюсь и жду продолжения.

– Это я в него случайно попал, стрелял, даже не целился, – чуть ли не оправдывается Бодрый.

– Я чего-то не догоняю? У нас проблемы, что ли из-за трупика? – начинаю перебирать причины.

– Не-е, менты Михея нашли на другой стороне трассы. Наркота там везде была, в тачке, в карманах и в крови. Видать он, как окочурился, шохи его тут же киданули, – оживляясь, выдаёт мне весь расклад. – Я пробил по нашим связям, – добавляет уже не так шустро.

– А у тебя с рукой, чё? – показываю головой на забинтованную и подвешенную к шее конечность.

– Зацепило, – опять, как-то пришибленно отвечает.

У меня, вообще, ничего не сходится, после этой рваной истории, поэтому пытаюсь выяснять дальше.

– А как мы с тобой до больнички добрались? Я вырубился, а ты однорукий? – спрашиваю хмурясь. – Скорую, что ли вызывал? – предполагаю.

– Михалычу я естественно сразу отзвонился, но к нему нас привёз Шмель, – запутывает меня своим ответом ещё больше.

– Шмель?! – выгибаю брови и смотрю на лысого с наездом. – А он-то там откуда взялся? – вопрос ближе к риторическому, потому что я уже не надеюсь на вразумительный ответ.

– Я написал Илюхе, куда мы поехали. Ну так, на всякий случай, – жмёт плечами и отводит взгляд. – Он подъехал, когда мы уже отстрелялись, – приглушённо заканчивает Бодрый.

Киваю задумчиво, несколько раз. Осознаю вдруг, что этой мрази-Михея, больше нет и забываю о том, что рассказ у Ромыча вышел корявый и хромой.

– Ну, ништяк, чё, – выдаю философски и вижу, как он расслабляется.

Во сне я чувствую себя в полной безопасности и это происходит впервые, за очень долгое время.

Просыпаться не хочется и я изо всех сил стараюсь заснуть крепче. Получается с переменным успехом, потому что периодически всплываю на поверхность и близка к тому, чтобы проснуться окончательно.

– Я не понял, а трубка моя, где? – слышу я сквозь сон голос Игоря и в голове срабатывает, что мне всё это снится.

– Треснула, не выдержала напряга. В бардачке у меня, где-то валяется, – отвечает, кто-то, очень знакомым басом, но я не могу его вспомнить.

– Значит купи другую и в гостиницу заскочи, шмотки привези, какие-нибудь, – слушая неприметный диалог, я снова начинаю проваливаться в сон, наверное, потому что мой мозг, ничего интересного и важного не находит.

– Нахрена, Клим, не звони пока в Москву, очухайся хотя бы, – выдёргивает меня из дрёма резкая интонация. Теперь я точно распознаю встревоженный тон Ромы.

– Бодрый, если я буду тянуть время и откладывать встречу с Паханом, то проблема вряд ли сама себя порешает. Наоборот может всё против меня обернуться, – слишком спокойный голос Игоря настораживает, инстинктивно я чувствую угрозу.

– Меня это, вообще всё напрягает. Может притормозишь ненадолго, а то у меня, чё-то аж очко играет, – признаётся его друг в том, о чём обычно вслух не говорят.

– Ромыч, я на этот раз сильно заинтересован остаться в живых. Я же летом, отцом стану, – от слов Игоря вдруг становится обидно, хотя он ведь не со мной сейчас разговаривает. Всё равно, начинаю ощущать себя безмолвным сосудом для вынашивания его ребёнка, потому что на мою причастность даже намёка нет.

Догадываюсь уже, что это опять чёртовы гормоны взбесились и пытаюсь остановить запущенный, внутри меня процесс.

– О! Игорь! – раздаётся громкий, мужской голос и я вздрагиваю от неожиданности.

– Михалыч, ты чё орёшь? – недовольно отзывается воскресший пациент и укладывает меня обратно к себе на плечо. Целует при всех меня в волосы и я тут же забываю про свои обиды.

– Ты зачем капельницы выдернул? – спрашивает строго врач, когда Рома выходит из палаты, так и не успевая выразить своё мнение по поводу предстоящего отцовства Игоря. – Надо было медсестру хотя бы позвать, – продолжает отчитывать, как нерадивого больного, а я сползаю с кровати.

Туалет с душем находится прямо в палате и я поспешно скрываюсь за дверью.

Включаю воду и умываюсь над раковиной, больше не прислушиваясь к разговору.

Специально делаю всё медленно, надеясь, что врача уже не будет, когда я выйду из туалета.

К сожалению, вижу, что Никита Михайлович ещё в палате, светит Игорю, каким-то фонариком прямо в глаза.

Слышу спасительный звонок своего телефона, где-то на кровати. Не глядя принимаю вызов, использую его, как причину, чтобы уйти.