[9] Здесь и далее мы опираемся на издание: Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М.: 1958.

[10] Ключевое понятие, выделяемое В. В. Бибихиным в работах Людвига Витгенштейна. Собственно, этому понятию и посвящена книга Бибихина «Людвиг Витгенштейн. Смена аспекта» (М.: Институт философии, теологии и истории Св. Фомы, 2005). Проиллюстрировать такую смену можно, взяв конкретный пример из Витгенштейна — рисунок, который можно прочесть и как вазу, и как два профиля, обращенных друг к другу, открытие одного прочтения мгновенно перекрывает возможность другого. Ты не можешь видеть одновременно и вазу, и профили. Но в тот момент, когда происходит «смена», ты как будто бы получаешь толчок, происходит озарение, которое позволяет тебе видеть «еще что-то», видеть незримое — «другую возможность», даже прежде чем она наполнилась конкретным содержанием. Ты видишь «то же самое» в различии с самим собою, «чистую форму», которую зафиксировать в рисунке не получится никогда.

[11] Цит. по: Седакова О. Свобода. Доклад на конференции «Религия и политика». Университет Пармы, 1 декабря 2011 года; http://www.olgasedakova.com/Moralia/1048

[12] «Ne pas céder sur son désir» — формула-лозунг Жака Лакана, которой он придерживался на протяжении всех своих курсов.

[13] Беккет С. Три диалога // Как всегда — об авангарде: антология французского театрального авангарда. М., 1992. С. 120–128.

[14] Седакова О. Церковнославяно-русские паронимы: материалы к словарю. М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 2005.

[15] Ольга Седакова: «По-церковнославянски „теплый“ — значит огненный…» Интервью Александру Кырлежеву, см.: http://www.religare.ru/2_13807.html

[16] Трудные слова богослужения: как появился словарь. Рассказывает Ольга Седакова //www.pravmir.ru/trudnye-slova-iz-bogosluzheniya-kak-poyavilsya-slovar/

[17] В частности, о порочном понимании «причин» см. статью «Мужество и после него» (Седакова О. Т. 4: Moralia. С.122–123). О забытом мышлении под знаком «надежды»: Седакова О. Данте и мудрость надежды. СПб., 2021. С. 15–29.

[18] Один из примеров таких головоломок, которые люблю складывать я:

«Поэт есть тот, кто хочет то, что все».

хотят хотеть: допустим, на шоссе

винтообразный вихрь и черный щит —

и все распалось, как метеорит.

Есть времени цветок, он так цветет,

что мозг, как хризопраз, передает

в одну ладонь, в один глубокий крах.

И это правда. Остальное — прах.

(«Стансы первые»)

[19] Справедливости ради надо сказать, что, по свидетельству Ольги Седаковой, ее стихотворение имеет в виду скорее стихотворение Пастернака «Больной следит. Шесть дней подряд…», чем «В больнице». Однако наш анализ, как ни странно, движется против такого свидетельства. Тема «драгоценности» присутствует в стихотворении Ольги Седаковой гораздо меньше, чем в раннем цикле «Болезнь» Пастернака. И в прямом диалоге и споре (как с Рильке) это стихотворение стоит скорее именно с поздним пастернаковским решением, с темой понимания драгоценности, которая трактуется иначе. Позволим себе привести цитату из позднего Пастернака о его понимании болезни: «Не сам он, а что-то более общее, чем он сам, рыдало и плакало в нем нежными и светлыми <... > словами» (Борис Пастернак. «Доктор Живаго». Кн. 2, часть 13).

[20] Пастернак Б. Темы и вариации. СПб.: Азбука-классика. 2006. С. 33.

[21] Мандельштам О. Собр. соч.: В 4 т. М.: ТЕРРА-TERRA, 1991. Т. 1. С. 12.

[22] В своем поэтическом посвящении (которое он при публикации снял) Иван Жданов создает портрет Ольги Седаковой — и главная роль в нем отводится именно боли: «Что боль поет, как взгляд поет в ресницах»; «Вода в глазах не тонет — признак грусти»; цит. по: http://www.vavilon.ru/texts/prim/zhdanov1-1.html#10 — этим замечанием мы обязаны Ольге Седаковой.

[23] Седакова О. Два путешествия. С. 72.

[24] Возьмем хотя бы поздний сборник стихов «Недописанная книга», состоящий всего лишь из трех стихотворных шедевров. Не вдаваясь в более детальный анализ, заметим, каков порядок стихотворений: сначала призыв к равно-му, к брату, «жениху», с кем можно было бы жить вместе в «леторасли земной», умершему поэту, Велимиру Хлебникову, прийти («Бабочка или две их»), затем приход издали поэта, но уже не равного, приход «старца Варлаама» к юному царевичу Иосафу. Затем «Хильдегарда» пишет о том, что происходит с «детских лет» — о мире состраданья, но пишет уже к отцу, то есть к старцу, как бы от себя ребенка. Три стихотворения — три позиции, три взгляда на одно и то же. Из близи — в даль, из дали в близь, и снова из близи в даль, но меняя вектора времени. И это только три стихотворения. Там, где их больше, — больше и перемен «аспектов».

[25] Имеется в виду позднее стихотворение «Дождь» из сборника «Начало книги»:

— Дождь идет,

а говорят, что Бога нет! —

говорила старуха из наших мест,

няня Варя.

Те, кто говорили, что Бога нет,

ставят теперь свечи,

заказывают молебны,

остерегаются иноверных.

Няня Варя лежит на кладбище,

а дождь идет,

великий, неоглядный,

идет, идет,

ни к кому не стучится.

[26]

И все будет хорошо

И всякой вещи будет хорошо

Когда языки пламени свернутся

В венценосный узел огня

И огонь и роза будут одно.

(«Юлиана Норвичская», перевод мой).

[27] Ср.: «Видимое возникает из огромной непробудной невидимости, тьмы осязаемой, и как бы помнит о том, что очень легко может опять раствориться в ней, что невидимость всегда рядом — из-за бренности вещей „мира сего“ или из-за нашей близко обступающей слепоты. Так что то, что нечто видимо, — событие уже само по себе. Зрение — событие само по себе (Седакова О. Путешествие с закрытыми глазами. Письма о Рембрандте. М.: Арт-Волхонка, 2021. С. 69).

[28] Характерно, что теперь «тот свет и этот» в их более узком значении Запада и Востока поменялись у Ольги Седаковой всеми своими признаками и местами. Работа о русском искусстве написана на английском («The Light of Life») и никогда не была переведена (см.: Седакова О. Т. 4: Moralia. C. 677–826), а работа о главном живописце западной традиции — наоборот, на русском.

[29] Это свидетельства многих, кто детьми видели людей, возвращавшихся из лагерей.

[30]

Сколько раз мы виделись,

а каждый раз, как первый,

задыхается, бегом бежит сердце

с совершенно пустой котомкой

по стволу, по холмам и оврагам веток

в длинные, в широкие глаза храмов,

к зеркалу в алтаре,

на зеленый пол.

(«Падая, не падают»)

[31] Это связано с определенной врачебной этикой: карлик не зло, зло — это его мучение. И потому тон здесь — не обвинение, а скорее видение «причин»: «Но злому, злому кто поможет, когда он жизнь чужую гложет ...» И далее сравнение не с чем-то низким или недостойным, а как бы с естественным, привычным и от этого печальным, но никак не отвратительным: «Как пес украденную кость».