Я вскочил с циновки и поспешил к ним, но вмешаться не успел.

— Это всё просто танцы! — выкрикнул Лев и нанёс новый удар — столь же резкий, ещё и усиленный с помощью техники открытой руки.

Горицвет встретил кулак раскрытой ладонью.

Хрустнуло!

Твою ж мать…

Ничем хорошим для простого человека парирование ударов тренированного оператора закончиться не могло — с тем же успехом Горицвет мог попытаться поймать пушечное ядро, вот только он остался стоять, а Лев согнулся в три погибели и зажал левой рукой покалеченную кисть.

— Простите… — выдавил он из себя после секундной заминки и поспешил на выход.

Горицвет спокойно похлопал в ладоши, призывая учеников к спокойствию, а я бросился вдогонку за Львом. Настиг его уже в коридоре.

— Ну-ка покажи!

Лев резко мотнул головой.

— Не нужно!

Но правая кисть моего одноклассника заметно опухла и понемногу начала синеть, я ничего и слушать не стал.

— Покажи, кому сказано! Мой профиль!

Как оказалось, удар был такой силы, что вызвал перелом и смещение костяшек, поэтому первым делом я стиснул запястье Льва и заблокировал болевые ощущения, только после этого принялся выправлять кости. С отёком так просто было не совладать, пришлось затянуть товарища в раздевалку, где я наморозил воды и ссыпал куски битого льда в полотенце, а уже тем обмотал повреждённую кисть.

— Идём в больницу!

Лев высвободился и буркнул.

— Спасибо, Петя, но дальше я сам.

— Какая тебя муха вообще укусила⁈

— Да просто узнал кое-что… — неопределённо пожал Лев плечами, развернулся и поспешил прочь, а мне вспомнился рассказ Альберта Павловича о том, что господин Горицвет никогда не бывал ни в Пахарте, ни в Нихоне, а его легендарный Махат Атман — всего лишь мистификация и не более того.

Надо понимать, кто-то просветил на сей счёт Льва, а тот слишком серьёзно относился ко всей этой ориентальное эзотерике, чтобы спустить такой обман, вот и решил разобраться с самозванным сенсеем на глазах у всех его учеников. Но — нашла коса на камень.

Интересно, неведомый сплетник не знал о том, что Горицвет практикует закалку тела и был лично знаком с основателем продвигаемого им стиля рукопашного боя, или не упомянул об этом намеренно? И с какой целью вообще посвятили Льва в чужой секрет? Хотели просто открыть глаза или тут присутствует некое двойное дно?

Очень интересно. Просто чрезвычайно. Как-никак практикам Михаила Прокопьевича уделена немалая часть финального варианта нашего исследовательского проекта!

Я двинулся было вслед за Львом, но сразу сообразил, что момент для расспросов сейчас отнюдь не самый подходящий. Да и в принципе в лоб действовать не стоит, для начала имело смысл посоветоваться с Альбертом Павловичем, вот только тот строго-настрого наказал держаться от него подальше, и нарушать этот приказ по столь пустяковому поводу определённо не стоило.

Ладно! Сам разберусь!

На следующий день я в кои-то веки встал поздно.

Ну а почему бы и нет? Сессия уже кончилась, до пересдачи экзамена по теории создания энергетических структур оставалось ещё без малого два месяца, а общественная нагрузка никуда не денется, даже если сутки напролёт в студсовете бумажки с места на место перекладывать стану.

С целью экономии позавтракал дома, потратился по дороге в институт только на стакан газводы с малиновым сиропом да свежий выпуск «Февральского марша» — очень уж бойко рекламировал его продававший газеты мальчишка, вопя что-то маловразумительное об арестах «контры».

На первой полосе обнаружилась фотография товарища Черника, а говорилось в статье о массовых задержаниях оперативниками РКВД предателей республиканских интересов и пособников мирового империализма, окопавшихся в заведениях культуры, искусства и науки. Речь преимущественно шла о подписантах наделавшего много шума требования вывести войска из Окреста. Далеко не все они были взяты под стражу, у многих в ходе прошедших этой ночью обысков не нашлось ничего компрометирующего, но случилось и несколько громких арестов; кто-то уже даже дал признательные показания о связях с иностранной разведкой.

Впечатление после прочтения передовицы у меня сложилось двойственное. С одной стороны, загребли всего лишь болтунов, а с другой стороны — эти болтуны были вполне способны причинить реальный вред, служа рупором иностранной пропаганды и провоцируя своими заявлениями общественный разлад.

Но не слишком ли много пафоса?

Как по мне — так через край. Одни только «кровавые скоморохи и бездарные шарлатаны» чего стоят!

За изучением принципов построения схем энергетических структур я просидел в читальном зале до самого обеда, а когда покинул это царство тишины и шелеста страниц, то обнаружил, что столичные новости студенческим сообществом незамеченными не остались. Обсуждали случившиеся этой ночью задержания, быть может, и не столь горячо, как недавние вести с западного фронта, зато под окнами ректората случился очередной стихийный митинг. Оттуда доносились возмущённые крики: пока шагал к столовой, неоднократно слышал нечто вроде: «позор!», «бойкот!», «под арест!», «отстранить!» и даже почему-то «уволить!»

Кто именно навлёк на себя немилость манифестантов я разбираться не стал, прошёл мимо. Отобедав, отправился в студсовет и застал там Касатона Стройновича в состоянии крайней ажитации. Он распустил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу сорочки и вышагивал от стены к стене, не обращая ни малейшего внимания на увещевания Ирины Лебеды, которая призывала его успокоиться и попутно набивала на печатной машинке очередной протокол.

— Эти борзописцы совсем совесть потеряли! — возмущался Касатон, а стоило только мне переступить через порог, схватил со стола газету. — Ты это видел⁈

Я совсем уж было собрался ответить утвердительно, но вовремя обнаружил, что размахивает мой старший товарищ номером «Новинского времени».

— Только «Февральский марш». А что такое?

— Сам почитай! — Касатон кинул мне газету, не утерпел и начал перечислять: — Преступное бездействие! Пригрели на груди предателей! Недомыслие или осознанная политика? Отход от курса соцпартии! Беззубые органы! Импотенция правоохранителей!

Автор передовицы «Новинского времени», а принадлежала та перу главного редактора, в равной мере возносил осанну руководству РКВД и разносил в пух и прах функционеров наблюдательного совета особой научной территории, ректората РИИФС, сотрудников контрольно-ревизионного дивизиона ОНКОР и оперчасти комендатуры. Досталось и студенческому сообществу, представители которого «с покорностью овец внимают лживым речам предателей».

Гнев главреда вызвал тот факт, что никого из подписавших злополучное воззвание жителей особой научной территории не только не задержали, но даже и просто не опросили. В первую очередь газетный борзописец метал громы и молнии в адрес одного из авторов открытого письма и «популяризатора пацифистских бредней» профессора Чекана.

— Слышишь, беснуются? — указал Касатон в распахнутое окно. — Демид Кручина требует отстранить от работы Чекана. Сам на кафедре без году неделя, а уже в заведующие метит! Бездарь и карьерист!

— Успокойся, Касатон, — вновь попросила Ирина. — Начинай мыслить конструктивно. Возьми и накатай на этого Кручину отрицательный отзыв, если уж он такой негодяй. Ты ведь сейчас рекомендации по преподавателям готовишь?

Стройнович встал в позу.

— Что значит — возьми и накатай⁈ Я не позволю личным отношениям повлиять на работу!

— Ясно и понятно, — кивнула Ирина. — Ты уже успел дать на его заявку отрицательное заключение. Тем более не вижу повода мотать себе нервы.

Касатон фыркнул.

— Петя, надо будет людей организовать и провести пикет у редакции «Новинского времени», — сказал он мне. — И ещё у «Гранд-отеля», там и хозяин газеты столуется. Поставим этих бумагомарак на место!

Я кивнул.

— Это можно. Я на себя «Гранд-отель» возьму.

Но обговорить детали мы не успели. Распахнулась дверь, и к нам заглянул Всеволод.