– Наташенька, – ослепительно улыбаюсь от уха до уха, – мы можем поговорить наедине, как девушка с девушкой?

– Ну… – она делает шаг в мини-спальню.

– Знаешь, – театрально вздыхаю, – мне очень этого не хотелось, но…

Кусаю губы, изображаю разочарование.

– Меня им мало… – шепчу.

– В смысле? Зачем я здесь? – она подозрительно мнётся.

– Мои мужчины захотели тебя, – смахиваю скупую слезу.

– Эм…

Я вижу, как она сомневается. Слишком сладкий кусок. Огромный шанс для неё. Сколько я работала в «Авроре», постоянно слышала истории о том, что эти девули тоже не лыком шиты, я про стюардесс частных самолетов.

И с радостью прыгают в койки к богатым клиентам в надежде на содержание.

– И что я могу сделать? – она хлопает своими наращенными ресницами.

Так, рыбка на крючке.

– Знаешь, Наташенька, я привыкла угождать своим мужчинам. И если они хотят разнообразия…

Вижу, как загораются её глаза.

– Я сейчас пойду и шепну, что их ждет сюрприз в спальне. А ты пока раздевайся и располагайся. Ужин подождет.

Она верит. Боже мой! Я бы никогда не поверила! Но недоЖанна тут же сбрасывает пиджак. Принимается за пуговицы рубашки.

А я выхожу, с трудом сдерживая хохот. Закрываю дверь спальни снаружи и возвращаюсь к мужчинам.

Сажусь на колени к Марату и долго его целую.

Вырываться из спальни стюардесска не посмеет. Будет ждать. Я видела, как плотоядно она смотрела на Яра. Стервятница.

– Перч… – тянет Марат, – ты голая под рубашкой?

– А ты проверь, – мурчу, трусь лицом о его щетину.

Руки Акаева беспардонно залезают под одежду. Он мнёт, гладит, щупает.

– Голая… бляяяя… Карри…

– Что? – на его коленях очень удобненько.

– Ты моё искушение…

– Яяяр! – разворачиваюсь к своему голубоглазому обольстителю, – там дверь заело, я закрыла, но как-то странно замок щёлкнул… ты не посмотришь?

Он вздыхает, поднимается. Подходит и хватает меня за волосы, натягивая их на кулак. Впивается в губы.

Ревнует.

Ничего, мне тоже его «Наташенька» не по душе.

Затем уходит. Слышу возню, как Яр заходит в спальню. Тыкаюсь носом в грудь Марата, с трудом сдерживая смех.

– Это что? – голос Волкова звенит, словно сталь, – что ты здесь делаешь?

– Простите! Простите! – верещит стюардеска, затем слышу, как она скачет на своих каблуках мимо.

Поднимаю взгляд. Она голая, прижимает к груди свою форму и летит в сторону второго туалета. Вся пунцовая от стыда. Поделом, овца!

Яр садится напротив, невозмутимо глядя на меня. Затем взрывается мальчишеским смехом.

Марат тоже начинает смеяться. И я…

– Ты жестокая перчинка, – хохочет Акаев.

– Ревнивая девочка, – Яр довольно откидывается в кресле.

Я слезаю с колен Марата, перемещаюсь к Волкову.

– Никаких больше Наташенек, – впиваюсь ногтями в татуированные плечи, – вы мои, оба.

– Да ты что? – Яр делает глоток виски, затем целует меня.

Ставит бокал на столик. Под темным взглядом друга касается моих губ своими. Вливает в меня пряный дорогой алкоголь. Часть напитка стекает по подбородку, янтарные капельки ручейком бегут к груди.

Яр медленно расстегивает рубашку прямо на мне, слизывает капли с кожи шеи, затем переходит к ложбинке между ключицами.

Умираю от удовольствия. Откидываюсь, запрокидываю голову, постанываю.

Ниже, ведет языком по моей набухшей груди. Слизывает виски с соска.

– Ну вы даете… – боковым зрением замечаю бугор в штанах Акаева.

Он возбудился, наблюдая за нами. Но тут резко самолет ведет вниз, мы словно падаем в пустоту. Я вскрикиваю, вцепляюсь в Яра, жмусь к нему. Мужчина целует в висок.

– Это всего лишь воздушная яма, девочка моя. Не бойся…

– Раньше ты называл меня девочкой, а теперь добавил, что твоя? Что изменилось?

– Ты ведь и правда моя… – урчит он, – ревнуешь так яростно. Готова защищать то, что принадлежит тебе.

– А вы принадлежите? – устраиваюсь удобнее, чувствую накатывающие волны сонливости.

Мне так хорошо.

– Да, перч, – Марат ухмыляется, – мы оба уже давно твои.

– А я ваша… – шепчу, зевая.

И засыпаю. Чувствую, как меня куда-то перекладывают. Устраиваюсь удобнее. Тихий разговор мужчин. Безмятежный рокот самолёта. Свершенная месть. И четыре дня в раю.

Распахиваю глаза от стойкого аромата вкусной еды.

– О! Перчинка решила покушать?

Оба мужчины по-прежнему без рубашек. Красивые. Потягиваюсь. Не хочу привыкать! Хочу каждый раз поражаться и радоваться.

Любить их до полного опустошения. Пусть внутри ничего не останется…

– Ну так ты голодная? – повторно уточняет Волков.

Вой желудка становится ответом.

– Сколько нам лететь? И куда мы вообще… – устраиваюсь ровно на просторном кожаном сиденье, рядом с Яром.

Марат закуривает.

– Не кури рядом с ней! – рявкает Волков.

– А, ну да… – Акаев убирает сигарету, – пардон, малыш.

Он берет мою руку и целует все пальцы по очереди.

– Какая забота, интересно, с чего бы? Не с того ли, что вы оба накачали меня спермой по самый желудок? – ехидно спрашиваю.

– Если ты и забеременела, это пока неизвестно наверняка, – невозмутимо заявляет Яр, – просто сигаретный дым вреден.

Краснею. Блин! Всё так просто… а я уже начала выпускать когти.

– Я говорила, что не готова к детям, – двигаю к себе тарелку с морским коктейлем и начинаю лопать.

– Почему? – спрашивает Яр.

– Просто… – пожимаю плечами, – а вы всё делаете, чтобы я залетела.

– Кончать в тебя очень приятно, перч, – выдыхает Акаев, – слишком сладко.

– А ответственность?! – вспыхиваю.

– Мы готовы принять всю ответственность, – серьезно говорит Ярослав, – детей воспитывать, тебя содержать, школу твою финансировать. Это благое дело.

– Вы в своей этой схеме кое-что забыли… – рычу, – меня спросить.

– Мы договорились, что будем думать за тебя. А ты снова ёрничаешь, – взгляд Волкова становится хищным.

– Не думала я, что этим кончится. Тогда купите мне противозачаточные.

– Ты настаиваешь? – вздыхает Яр.

– Да.

– Эти таблетки не вредны для тебя? – прищуривается.

– Нет. Мне их прописал хороший врач.

Когда я встречалась с Юрой, так боялась забеременеть, что и таблетки пила, и резинки сама покупала.

– Насколько хороший? Уверен, что стоит провериться еще раз, – настаивает Волков.

– Ну Яр, блин!

– Ладно. По приезду в особняк ты всё получишь. Но как вернемся, сходи в хорошую клинику. Я проверю.

– Окей! – быстро соглашаюсь.

Погодите! Особняк? Я думала, мы летим в отель. Ох! Только не говорите мне, что это ИХ дом!

– До получения мной контрацептивов никакого секса, – заявляю жестко.

– Ну пеееерч! – хнычет Акаев, – ты жестокая девчонка! К тому же, даю восемьдесят три процента, что ты уже беременна.

– Интересно, кто из нас победит? – невозмутимо размышляет Волков, – уверен, что ребенок мой.

– Эй! Минуточку! – пытаюсь встрять в их разговор, но тут приносят десерт.

Мороженое с манго. Моё самое-самое любимое! Акаев довольно лыбится. Словно победитель по жизни.

– Нет уж! Папочка я! – Марат откидывается в кресле, – и пацан будет.

– Да щас, – Волков хрустит костяшками.

Эээ…

– Детский сад, – бурчу, – куда вам детей, если вы сами… стоп, а почему восемьдесят три процента?

– Я аналитик. Умею отлично просчитывать вероятности, – гордо заявляет Марат, – так что точно говорю: ты ждешь моего сына.

– Но здесь ты точно лоханулся, – скалится Яр, – я за девочку. Мою дочь.

– Да что ты?! – закипает Акаев.

Я смеюсь. Они такие милые. И вот-вот передерутся. Ну вот честно! Мои знакомые девчонки отчаянно боялись залететь от своих парней, потому что в случае чего их бы и след простыл. А эти двое делают всё, чтобы я доверяла им. Причем искренне, неподдельно. Хотят быть со мной. Не боятся последствий. Я нужна им. Это подкупает…

Мы летим уже более десяти часов.