Под длинными пальцами старого Олана из большой арфы лилась лишь ему одному известная мелодия, молодые барды нестройно вторили ей на своих инструментах. Повсюду на земле были разложены шкуры и плащи, стояли бесчисленные поддоны с едой, глиняные сосуды с вином и водой. Казалось, щедрый Дагда Добрый12 зачерпнул из своего бездонного котла и рассыпал бесконечное множество разнообразных яств по поляне. В дни Безвременья никто никогда не оставался голодным. И тем более в великую ночь Самайна.

Все умеющие ходить женщины посёлка, от мала до велика, скинули свои накидки и плащи, открывая взглядам прекрасные одежды. Они взялись за руки и поплыли по кругу в грациозном танце. Песнь за песней к ним стали присоединяться мужчины, привнося в танец нотки необузданности, и вот уже все задвигались в безумных ритмах дикой пляски.

⠀

Музыка смолкла. Разгоряченные воины пошли в круг мериться силой своей недюжинной. Девушки традиционно перешли к прыжкам через огонь и к неспешным гаданиям. Друиды разговаривали с богами и готовились принести им в жертву молодого ягнёнка, чтобы затем предсказать будущее по его несъеденным огнём костям.

Айбе крепко сжала руку Теи, не давая толпе увлечь дочь к прыжкам через костёр. Она чувствовала смешанное со страхом возбуждение Теи, восхищенно наблюдающей за праздником, и Айбе знала, что в тот момент дочери казалось, что она чувствует сейчас весь свой род: всех, кто был до неё и всех, кто придёт после.

– Послушай, Дубрен, – обратилась Айбе к бредущему мимо старцу, – пока ты не нырнул в гадания и пророчество на жертвенных костях, помоги нам! Свяжись с духом Делии. Мы с Теей хотим знать, кто она. Почему я о ней ничего не знаю, а она говорит, что любила моего отца?

– Присаживайтесь! – Дубрен указал рукой на лежащие чуть поодаль овечьи шкуры, тяжело опустился на них и вздохнул. – Расскажу всё, что знаю. Слушайте! Делию к нам привёл Ардан, сын Фаррелла. Великий был воин. Но не знаю уж, посчастливилось ему или нет, но только влюбился он на чужбине. Рассказывал мне, что выкопал свою любовь из земли. Было это во время похода на римские земли. Народ там называет нас дикарями, а сам заживо закапывает в землю своих же красавиц! Вернулся Арден не как победитель, разбили отряд римляне, но живой и с трофеем – с молодой женой Делией. Она была ни на кого не похожая, странная, как ведьма. Но раз Арден её привёл, нам ничего не оставалось, как принять её. Зря, конечно. Она всех у нас заворожила. А особенно сына моей сестры Нары – Уэна.

– Уэна? Дедушку Росса? – переспросила Тея.

– Да, его. Уэн и Ардан дружили с детства. А Делия взяла и рассорила их навсегда. Уэн тогда уже взял в жёны Ровену, но всё равно попытался выкупить Делию у Ардана. Ардан, конечно же, разозлился. И однажды ночью решил убить Уэна. Но убил Ронана – брата Уэна. Почему и за что, не знаю. Сказал, что случайно так вышло. Фаррелл отказался платить за ужасный проступок своего сына, да и кто простил бы и оплатил бы убийство соседа, особенно, когда платить нечем? Совет принял решение изгнать из посёлка Ардана и его жену-ведьму. Они ушли. И никто не встречал их семнадцать лет. Никто ничего о них не знал. Но потом, за две ночи до Самайна, я по обыкновению хотел обратиться к реке, пообщаться с богами, и, едва дойдя до воды, увидел в реке женщину – Делию. На берегу её поджидал голодный волк. Зверь и река не оставили Делии шансов на спасение. Она успела мне прокричать что-то про Айбе, я не расслышал что. А потом она прокляла меня. Волка-то я убил. Но реке мешать не стал. На следующий день вернулся в то место, где убил волка, и полез в воду. Нырял до тех пор, пока не наткнулся на тело Делии. Вытащил её из реки и сжёг. Не хотел, чтобы кто-нибудь наткнулся на утопленницу во время гуляний. И стал наблюдать за Айбе, чтобы вовремя предотвратить несчастья, если чары Делии начнут действовать. Но всё было хорошо, пока не родилась Тея и Айбе не сошла с ума. Несмотря на то, что я видел в Тее ведьминские черты, ничего плохого не происходило. Невиданная хворь, забравшая многих – в том числе твоих родителей, Айбе, – отступила, из походов наши воины возвращались почти всегда живыми и невредимыми. Даже волки покинули нашу местность. И я понял, что поступил правильно, когда у реки сжёг зло.

Какое-то время Дубрен и Айбе с Теей сидели молча и смотрели на гуляющих у костров односельчан. Затем Айбе повернулась к Дубрену:

– Дубрен, всё равно вызови, пожалуйста, дух Делии. Давай послушаем что расскажет она. Я хочу понять. Странно любить одного, потом другого, да ещё и зачем-то околдовывать меня и Тею. И причём тут мой отец? Ты ничего про него не сказал, а Делия говорила, что любила его…

– Да кого она только не любила, – вздохнул старый пророк и извлёк из глубоких складок своего серого одеяния небольшой мешочек с рунами, вырезанными на костях той самой ведьмы, дух которой ему предстояло вызвать.

Сгорбившись над рунами, старец бормотал непонятные слова. Айбе и Тея напряжённо сидели, держась за руки, и не сводили с него глаз. Вдруг кости зашипели, поднялся белёсый дымок, Дубрен резко выпрямился и произнёс голосом Делии:

– Я Делия, жрица Весты, мудрой богини домашнего очага. Твой отец, Айбе, пришёл в мой город с мечом, убил многих достойных мужей. И не ведал он, что творил. Раз увидел меня, подкараулил, когда шла я из храма в дом весталок. Говорил он непонятные слова и вставал предо мной на колени, его синие глаза обещали мне счастье, а руки его мне на палец кольцо узорчатое надели. Ни жива я была, ни мертва от страха ужасного, убежать от него пыталась. Но увидели нас. Обвинили в прелюбодеянии. Схватили его и на месте убить пытались, но он выжил чудом. А меня похоронили тем же вечером. Живую в землю закопали. Так положено у нас: весталку, спутавшуюся с мужчиной и тем самым предавшую мудрую Весту, ждёт бесчестная и мучительная смерть. Не путалась я тогда с Арденом, не хотела даже, но разве объяснишь это тем, кто в ненависти своей ни слова не слушает?

Но Ардан тогда, весь разбитый, дополз до места погребения и из земли меня вытащил. А потом увёз с собой навеки. Стала я женой его. Язык его выучила и обычаи. И была бы я тут счастлива с вами, коли не рок злой, насмешливый. Друг Ардана, что по соседству жил, Уэн стал вдруг недругом, захотел меня за семь коров у мужа выкупить. Ардан отказал и предложил силой помериться. Бились они, когда ночь начала уступать дорогу рассвету – чтобы не увидел никто. Я молилась всем известным мне богам. У Уэна брат был, Ронан. Тайком он пришёл и промеж двух мечей волком кинулся. Уэн его раньше Ардана увидел и успел меч назад убрать, а меч Ардана встретил Ронана.

Не простили Ардана люди, да и сам он себя не простил, так и умер с тяжким сим грузом. Изгнали нас тогда из деревни навеки вечные. На сносях я была в то время, но никто не знал того. А когда пришло время ребёнку белый свет глазами увидеть, поняла я, что не выживет он в скитаниях. Завернула в плащ дитё златокудрое, так сильно на Ардана похожее, и вернулась я тайно в деревню, за помощью, в дверь к соседям нашим бывшим – Мэйв и Конну – постучала. Мэйв как раз разродилась от бремени, да только дочка её мертвою вышла. И решили Конн и Мэйв мою малышку в дочери взять и как свою вырастить. Мою Айбе. Мою! Никому ничего не сказали. Я же взяла мёртвую девочку и снова к Ардану ушла. Похоронили мы младенца в лесу, и опять в скитания отправились.

Так промаялись мы долгие годы, повидали мы горя всякого. Но всегда были вместе, пока римляне не напали на галлов. Пал Ардан смертью храбрых. А я к дочери побежала. Сюда. Долго шла. И не знала сама, как иду, дороги не ведала, но вело ноги мои сердце материнское. А река меня не пустила. Волка на меня натравила и на дно утянула. И не было душе моей покоя. Дубрен из воды моё тело вынул и изжёг вместе со шкурою волчьей. А я с тех пор жила с вами рядом, охраняла от духов злых. Вспоминала я в дни Безвременья жизнь свою и, на вас смотря, всё мечтала в человечьем обличье в ночь Самайна пред вами предстать. Знайте! Рядом я. И зовите…