Приводят Мельде.
– Вы его знаете?
– Пардон, где моё пенсне? – Рытьё в древнем ридикюле.
Очки, какие в аптеках. Одной дужки нет. Внуки удивляют: могли бы новые купить.
Надев окуляры:
– Незнакомый мне джентльмен.
– Внимательней: он одет не так.
– Впервые вижу.
– Мельде…
– Я… не…
– Генрих, ты нам говоришь правду, а мы проверяем твои правдивые слова. Мы ведь найдём (такая работа) и давние твои контакты…
– Ладно, это бабушка Крыловых.
– Дурачок ты, батюшка! Они тебя впутывают в заговор. Пятьдесят восьмая…
– Наталья Дионисовна, вот эту бумагу предъявите на выходе.
– Она думает… другой год?
– Генрих, ты на нервах, но твои товарищи не только музыканты, а Крылов, например, и он, как ты, деятель культуры…
– Да, этот… Но я с ним не так…
– Ладно, выдам тебе как умному индивиду новую информацию: ты не причастен к Мельдову и его банде, но в другом деле мы никак не найдём оружие, а один товарищ (кто – не могу выдать) находился рядом с братьями Крыловыми, когда они про тебя говорили: «Мельде у нас бабахнул!»
– Я в тот вечер дома!
– Двадцать шестого января?
– Ну, да… – нехотя.
– Генрих, верю тебе, правдивому индивиду! Изложи правду об этом инциденте…
– Ладно, в полной конфигурации этого юридического дела… И могу домой?
– Немного проверим.
– С чего начать?
– С Крылова младшего. Где вы познакомились?
– В одном неприятном месте.
– В учреждении номер 1317. Так?
– Давно и нет охоты об этом говорить. А на воле в «Гамлете» он Гамлета играет, я флейту, но на трубе… А инцидент был в понедельник, в кафе дэка Дэзэ. Там я пиво пью, вдруг Крыловы. Ну, и говорят, улыбаясь, что мой друг Мишель…
– …улыбаясь?
– Ну, да, мол, такой он гусар…
– Револьвер какой марки?
– Не револьвер… Не имею понятия!
На бумаге: «Двадцать седьмого января я пил пиво в кафе ДК имени Дзержинского. И вдруг подходят братья Крыловы. И говорят о том, как у них в квартире М. С. Крылов произвёл выстрел из какого-то оружия. И с того дня я с братьями не виделся».
Мельде отправлен в камеру.
Другой фигурант «делает заявление»… Форма – монолог. Эмоций – одуреть! Ну, будто находишься не в кабинете тюрьмы, а в первом ряду партера. Кромкин повидал гадов. Этот немного удивляет.
Громко, не глядя на публику. Наверное, репетировал… на нарах:
– Как меня могли в таком обвинить! Бабушка, Сержик (это дорогие мне люди), недочитанный Кант… Там мальчик! А у меня племянник… Вы думаете, я могу ребёнка убить?!
«Можешь», – готов ответить зритель (этот актёр, не как Усольцев, – дилетант).
– Кровавый пир! Ха-ха-ха! Я не могу убивать! – Энергия ударяет в галёрку (тут её нет). – Я – интеллигент! Мой дед врач. Грандмаман говорит на двух иностранных языках! И на каких фактах вы обвиняете меня в кровопролитии?
Антракт.
– А никто в этом не обвиняет.
Будто вырублен водопроводный кран с горячей водой. Удивление, недоумение…
– В квартире выстрел. Участковый милиционер на тот момент у Брюхановых. Ищем «ТТ». И мы с того дня ведём наблюдение…
Гладит шрам на горле, оттянув ворот «водолазки». И у Кромкина такая, надевает в гости. Не в мундире же идти к родным и товарищам, не говоря о любовнице, которой нет? Этого прямо от любовницы в «воронок»…
– Девятого февраля вы входите в дом в переулке Шнайдера. В подвале в клети находим «ТТ» убитого милиционера, а пулю в квартире.
– Великолепно работаете, – хрипит. Вылитый самурай. Немного – и харакири.
– Миронова ты?
– Я купил!
– Портрет продавца…
– Где теперь его… Что мне будет?
– До одного года или штраф. – (И Филя лелеял этот вариант.) – Фотографии понадобятся у тайника, чтоб дело отправить в суд.
– Будьте добры, ваше имя и должность?
– Советник юстиции прокурор-криминалист Кромкин Семён Григорьевич…
– Ого, какие люди, а дело вроде маленькое.
– Табельный милиционера. Убитого.
– Ах да, продавец наверняка его убийца!
– Вы стрелялись?
– О, нет! Чистил, думая идти в милицию для оформления… Но был напуган, ну, и убрал в тайник от греха… – Доволен.
Довольным бывает иной пленник в тюрьме!
Кромкин добавляет:
– Никто не убит из него… Но так хранить не имели права! – грозит пальцем и велит отправить в камеру.
– До скорой встречи! – Михаил Крылов уверен: публику одурманил.
– Да, много дел, так ещё и переделывать…
Филя
По утрянке[4] в кандее[5] братва занята делами. Уголовными. Он тоже. Контролёру брякает. Мол, вспомнил кое-чё…
…Они с ребёнком в тихом бору. Впервые пацан видит гриб. «Папаня! Это кто?» Там грибы на кухне кухарки готовят. Но первый свой гриб не отдаёт пацан. Папаня обещает: найдём таких много!
Ведут… Кромкин рад: у Фили с памятью нормалёк. Алёшкой отец гордится:
– Утром тянет: айда, а то другие найдут! А у тебя кто?
– В смысле?
– Ну, сын, дочь, дети?
– Никого. На Злоказовке шампиньоны у бани…
– …и на сковородку! Пока дядя Гера и тётя Раня на работе…
Бакланят, как два другана. В тюрьме, которая отвратная баня, не будет долго парить! Воля, бля!
Время тикает. В камеру наталкивают жориков[6], утомлённых на исповедях[7]. Труба не утихает. Эту музыку[8] блатную выдумал башковитый мужик (кликуха Морзе), кент он браткам. Отбить «Фил» не проблема, но плоховато отгадывает, один тут легко:
– «Я – Пётр Крылов». У кого друган Пётр Крылов?
Никто не идёт в сознанку. Филя дёрнулся, будто в бубен[9]дали. Что теперь с ним, ведь этот в допре! А второй брательник? Будут гонять по делам с ними. Он так ответит: «Доверие ко мне Крыловых из-за Генки. Жизнь парню спас. И они дали пушку на хранение, мол, с давнего их дела. О милиционере трёпа не было».
В родовом доме контора мертвецкая. Над дверью в камне: «Купец третьей гильдии Филякин». Буквы видно плоховато, но эти хвалят… Именно с болтовни о родовом доме и начались его дела с Крыловыми.
Мельде
Будто он не в камере, а на воле, в дэка строителей перед фильмом, в котором неприятный японский гамадрил проявляет насилие к миленькой японке. «А ты напомнил Артуру о катании с гор?» Ответ неверный: «Да-да!» Инструкция Петра: выведать, где обитает, – и никаких напоминаний! Мишель не уточняет о вариации, о том диалоге, которого не было в задании, расписанном по нотам во дворе ресторана с ударом под дых. И узнай об этой вольной интерпретации братья, Мельде мог бы схлопотать на лыжной прогулке и в голову (минимум – лыжной палкой). «Ладно, давай в кино, барон». Как ему надоело их кино, оно не в лад с его музыкой!
Или «операция», когда ездил с ними туда, откуда мог и не вернуться. На окраину к Артуру, как на смерть. Не на свою, на чужую, но и о личной думка в темени. И… никого. Парни не верят. Пинают в дверь, молотят в окна. Какой-то мужик говорит: «Наверное, нет их». – «Его нет! – У Петра гляделки – два тонких сверла фирмы “Золинген”. Тык – в череп, и – боль. – Барон, ты предупредил друга?» И тут бабулька: «Обоих на “скорой”!» – «В больницу?» – выдаёт малоумное его брат. «А куды ещё на “скорой”?» – «Дурак ты!» – шипит Пётр на брата. Мельде благодарен этой бабульке. «Надо найти больницу», – вывод Петра. Мельде отговаривает: «Не надо, Артур поправится…» – «А с передачкой навестить?» – хохоток актёра. Да, братья найдут Артура! Тот ответит правдиво. Но не найден вёрткий индивид! Наверное, далеко от города!
