Вернул Петра.
– Тут такое: участковый… Тогда, у дяди Саши-то Брюханова, – напоминает Кромкин. – «…В квартире братьев Крыловых пистолетный выстрел».
– На улице иногда шина так грохнет.
– Ну да. Но Жанна Крылова… «Пистолет на полу. Дым, пахнет порохом». Не вы – из берданки. А брат – из пистолета.
– Я говорил ему! Внедряет в дом инородный элемент!
Для неё брат Петра не так и красив: шрам на горле… Она, как у Пушкина: «прелестной прелести» какой-то образец. Вдруг ощущает прокурор: горько ему! Жанна эта в камере, в тюрьме. Трудно работать на таком эмоциональном фоне.
– Введите…
Крылов глядит на дверь. Предполагает увидеть «инородный элемент».
Светлячок: «…Варя говорит: “Михаил хотел пулю в голову, а это грех, он в бога не верует. Но мой муж Крылов Пётр не виноват. Умелец по плотницким работам. Не бьёт ни меня, ни сына. Никогда не бывает пьян, не курит. С трамплина прыгает. Командир Народной дружины. Имеет грамоту за привод в милицию хулиганов. Это подтвердит лейтенант Зернов. Петра хотят выбрать старшим в дому. Пётр – праведный. На этом стояла и стоять буду”».
Пётр торопливо:
– Варя, вокруг хитрые люди, молись богу! Для молитвы только и отверзай уста!
– Тихо-тихо-тихо! Варвара Афанасьевна, оружие у Михаила Крылова какое?
– Пистолет.
– А марка?
– Я в их не петрю.
– Пётр Сергеевич, ответьте: какой марки?
– Не вышло у меня взять вину. Я молю Господа бога простить мне неправду во спасение брата. Это «Вальтер». Владелец – Михаил.
– Варвара Афанасьевна?
– Мой муж правду говорит!
Перегляд чревовещателя с куклой. Она безмолвно: «Ну, как я, молодец?» Он – с одобрением.
– Куда вы кинули пакет?
– В мусорный ящик, Варя! – Пётр, как бабушка, не чёртова, а его родная.
– Крылов, тихо. Варвара Афанасьевна, говорите правду…
– Петя, я его в… пучину…
Её уводят в кабинет рядом. И Кромкин туда, где говорит с Варварой о мероприятии, которое теперь необходимо.
Вернулся.
У Петра на бумаге одно предложение: «…Согласен с показаниями Чурбакова, Горностаевой и Брюханова, моей жены Варвары Крыловой и Крыловой Жанны о том, что двадцать шестого января в двадцать три часа тридцать минут в нашей квартире номер… в доме номер… по улице Братьев Фарберов был выстрел, который произвёл мой брат Крылов Михаил из пистолета “Вальтер”, который он выкрал в клубе ДОСААФ во время хищения двух винтовок, за которые мы отбыли немало лет в колониях, и более никаких таких дел не творим».
– «Грехи молодости и преступлений моих не вспоминай», как говорит в двадцать четвёртом псалме царь Давид.
Похвально цитирование такого источника. Не агентурного, Кривого или Бляхи-Мухи… И хотя на бланке немало линеек для вранья Петра Крылова, но интонация у Кромкина, будто враньё для этого фигуранта неприемлемо, как для царя Давида.
– Пётр Сергеевич, участвовать в опознании будете? Вы ведь дружинник, – глядя не на Крылова, а в бумаги.
– Почту за честь.
Будто и честь, и совесть у него в норме.
– Мы вам не меняем меру…
– Да, я согласен. – Не требуется его согласие. – И напоминаю. Для правильного ведения дела необходима моя аудиенция с верующими людьми. Их данные… – Диктуе.
– А, ну, да, – кивает Кромкин.
И на кой они тебе? Информация от Усольцева: этот Архангельский не такой и ангельский. Например, то и дело гоняет в Ригу, вроде оттуда ушла на «Голос Америки» байка о погромах. Никаких таких «аудиенций».
Крылова выводят.
Звонок Евграфовичу:
– Эту акцию надо до темноты. Оцепление.
«Технику нелегко добыть. Но уговорю кое-кого».
Вдвоём в эркере у Святония: бутерброды, чай, коньяк… Рады отмене оперативки. Публика на проводах кураторов.
– Чамаев передаёт тебе привет…
Филя
В кабинете у Кромкина мент в погонах:
– Филякин, едем…
У крыльца бобик[17]. Майор рядом с водилой, Филе – в коробок.
Легавка. На дверях: «Заместитель начальника горотдела милиции майор С. Е. Шуйков». Филе ждать в приёмной. Нет, не для битья. Молодой ментик с чаем в подстаканнике:
– Это вам…
«Вам»! Хвать татуированной рукой. Да ведь он на воле!
– Благодарю. – И не добавляет: «гражданин начальник».
– Там один, пусть входит, – громкая связь.
Майор в кабинете. Обращение полным именем. Это немного пугает. Редкое и громкое. И у майора. Евграфович! Немалый начальник открывает сейф. Пододвигает бумагу, в ней не фамилия – «Агент “Ар.”». Пятая часть оклада в «крематории»! И оправдательный документ. В цехе поймут: водитель автокары ни дня не прогулял.
Удовольствие идущего из тюрьмы. Ни с одним корешом не фиг корешиться. Алкоголя ни капли. Но и в эти минуты: эхма, винный не работает… Вот и картинная галерея, в которой не бывает. Увидит пацана! Да и Тоньку… Даже Ольгу Леонидовну. В торбе нет её пирогов. В легавке деньги дают! Он на тайной работе. Отец пацана – в органах, не в оцепке. «Агент “Ар.”».
До ареста (на «скорой») хоронят они дуру на верховой[18], откуда могли его спихнуть с крыши… А прятки у Марго? В туалет не выйди – вдруг караулят! «Я – Пётр Крылов», – в голове «точки-тире». Без этого Капитана его гаврики вряд ли будут активны. Харакири выдумает налёт на инкассатора, ещё какую-нибудь хрень. На такое ответ: «Ага, я в деле» – и в картинную галерею, где телефон-автомат: «В2-22-22 (номер – двойки, родная цифра школьных годов). Степан Евграфович, надо бы перетереть». Не в ментовке. Я, говорит, подъеду на автомобиле… Во как!
Во дворе нет Муму.
– Кто?
– Дед Пихто!
– Ой!.. – Тонька открывает.
В комнате Алёшка, Ольга Леонидовна… Но кроме них румянолицый парень, улыбающийся робкой улыбкой.
У Ольги Леонидовны морда пятнами.
– Где Муму?
– Удяди Васи! – Ребёнок кинулся.
– Мы уходим, – говорит тёщина товарка.
«Вовчик» – её сын, «боец пожарной команды», – проходя мимо, виновато подмигивает, даёт руку, но Филя не принимает этой руки.
– Папа, идём к дяде Васе за Мумою!
От Митрича втроём.
Водку переливает в гранёный стакан. Еды много. Тонька говорит, как искала его, как на работе обзванивала больницы.
– Я у Кромкина, это мамина инициатива: тётя Анфиса – «борец с огнём»…
Он и на улице Нагорной боролся.
Опять мечта об отдельном доме. И обида: не будет денег с кодлы. Но и небольшая сумма радует бабу. Главное, сын! Его-то в пять лет батяня то в форточку, то в чердачное окно. Они храбрые, удалые, как в цирке акробаты, канатоходцы!
Мельде
Будит троллейбус. Тот же. Но слышит не оттуда. Медленно катит мимо тюрьмы. Отъехал. А с ним и мелодия о том, будто он в домике на диване «Юность» фирмы «Авангард». «По тебе бы товарняк отправлять», – ремарка Андрея. Во двор с лопаткой. Отгребёт от окна, ледяную дорожку обколет ломиком.
Камера у входа. В низком окне и вольные ноги и ноги тех, кого конвоируют. Мелкий паренёк Лёшка, но иногда говорит в правильной конфигурации: «И прокуроры отдыхают». Думал, будут долго пытать. Ведь что гады творят! Табурет ломкий! Падая, мог вывихнуть руку! А как кнопки нажимать на трубе? Как играть? Эх, надо бы трубу! «Будешь играть, если не сыграешь в ящик!» – Дундуков в обиде, ведь Генрих прямо в рыло ему догадку: ты агент! Они дрыхнут. А в правильном немецком черепе удивление: пальба в далёкой от него квартире – и он в допре? Второй троллейбус… Волшебная думка: он в домике, Эльза в кухонном уголке… Не выходить бы из сна в тюрьму.
– Ты во сне говоришь.
– Что?
– Ты и наяву трепло, – ремарка Дундука.
Дверь: железом по железу…
