Оказавшись на втором этаже, он не стал спускаться дальше, а свернул в боковой коридор.

– Никола, куда вы? Если я верно помню, то гардероб на первом этаже в той стороне, – Агата притормозила, с сомнением поглядывая на убегающие вниз ступени.

– Вы хотите через улицу в стационар идти? – с сомнением протянул Николай, покосившись на моросящий за окном дождик. – Или вам нужно выйти покурить? У нас возле одного из запасных выходов есть место под навесом, лучше там.

– Я не курю, просто нам же в другой корпус… Или часть стационара располагается прямо в учебном здании?

– А, вы об этом! Нет, стационар отдельно, но нам недавно наконец-то построили крытый переход между корпусами! Там, конечно, нет отопления и зимой прохладно, но перебежать можно!

Переход представлял собой выкрашенный белой краской стальной каркас, обшитый прозрачным пластиком. Панели были герметично подогнаны друг к другу, поэтому мелкие капли воды собирались в шарики и скатывались вниз. Ветер злобно завывал и пытался трясти конструкцию, но несмотря на кажущуюся хлипкость, та стояла крепко.

Но Агата всё равно на всякий случай взяла Николая под локоть. Исключительно, чтобы он не слишком спешил, убеждала она себя. Туфли коснулись прозрачного пластика, он едва ощутимо прогнулся. В ответ на вопросительный взгляд Николая Агата ободряюще улыбнулась, только костяшки пальцев побелели и будто бы затрещали тонкие ниточки халата на его рукаве.

Они шли неспешно, чинно обсуждая рабочие вопросы, Николай галантно игнорировал стремительно немеющее предплечье. Под ногами завывал ветер.

– Вот здесь нужно переобуться или надеть бахилы, – переход и стационар разделяла маленькая проходная комнатка с несколькими длинными полками и лавочкой. Николай обвёл их широким жестом и пояснил: – Это обязательно делать даже летом, а вот осенью и зимой мы в учебном корпусе тоже переобуваемся, уж очень грязно на улице. Да и жарковато в зимнем, когда отопление включают. Если что, здесь обувь можно оставлять, нас за это не ругают. Так что рекомендую обзавестись чем-нибудь удобным и что не жалко.

Он привычным движением достал с одной из полок стоптанные тряпичные кеды и быстро переобулся. Агата пристроила планшет на скамеечку и принялась сосредоточенно шуршать бахилами, пытаясь развернуть полотый кулёк. Она торопилась, но непослушные одеревеневшие пальцы то и дело соскальзывали. Агате было неловко заставлять себя ждать, но Николай сосредоточенно изучал какой-то листок на двери и не обращал внимания на её копошение.

Наконец, Агата распутала и надела бахилы, и они вышли в длинный белый коридор с кабинетами по обе стороны и окном в самом конце. Николай пояснил, что на втором этаже расположены процедурные и перевязочные кабинеты, ординаторская, сестринская и два операционных зала, которые почти не использовались из-за своего плачевного состояния. В одном из них летом закоротила старая проводка и произошло возгорание. Пожарные приехали за считанные минуты, быстро всё потушили и даже спасли дорогостоящее оборудование, но вот деньги на косметический ремонт руководство включило в смету только на следующий год, поэтому выглядели они ужасно: с пятнами гари на потолке, который не смогли оттереть санитарки, и с разводами от воды на стенах.

Третий и половину четвёртого этажа занимали разнообразные палаты: стандартные шести- и восьмиместные, трёхместные палаты повышенной комфортности с собственным санузлом, индивидуальные палаты и реанимационный блок. Оставшаяся половина четвёртого этажа и несколько кабинетов на первом представляли собой операционные, оборудованные по последнему слову техники. Николай даже похвастался, что им недавно привезли новый, особо тонкий эндоскоп и набор микрохирургических инструментов.

Агата так воодушевилась, что была готова оббежать хоть весь стационар, заглянуть в каждый кабинет, поассистировать на каждой операции. Пришлось Николаю притормозить её и напомнить, что для первого дня хватит и беглого осмотра будущего места учёбы. Он предложил сперва зайти в сестринскую, познакомиться со всеми и узнать последние сплетни. Агата тяжело вздохнула, оглядывая белые стены голодным взглядом, но покорно поплелась следом.

Николай постучал в сестринскую, но никто не ответил. Он изогнул одну бровь, пробормотал: «Да ладно, кто сумел это чудовище выманить? Вы ничего не слышали, фройляйн,» – и на всякий случай подёргал ручку вверх-вниз. Та укоризненно скрипнула, но чуда не произошло, и дверь осталась наглухо запертой.

– Агата, похоже, нам придётся в ординаторскую идти, – Николай отпустил ручку и развёл руками. – Может, там кто найдётся, а то весь корпус будто вымер!

В пустом коридоре шаги звучали особенно громко. Агата вздрагивала каждый раз, когда сперва слышала шуршание бахил, а потом каблуки её туфель с непозволительным грохотом опускались линолеум. Она старалась ступать только на носочки, но даже это было не тише ударов набата. Вот Николай будто и вовсе не касался пола: несмотря на плохого качества резиновую подошву кед его быстрые шаги оставались бесшумными – ни скрипа, ни удара. От волнения он ускорил шаг, и осторожничающая Агата заметно отстала.

Невысокая фигура материализовалась возле поста медсестры будто из ниоткуда. Николай едва успел отскочить в сторону, чтобы не сбить с ног девушку в зелёном костюме хирурга. Правда на его пути оказался письменный стол, на котором от удара опасно закачалась старая лампа.

– Галка, ты откуда выскочила? Я и заметить не успел! – воскликнул Николай, потирая ушибленное бедро.

– В смысле «откуда»? Из двери, вестимо! – палец в голубой перчатке указал на пластиковую дверь с большим стеклом, закрывающую выход на лестницу. – А ты чего тут носишься как ужаленный? Ты вообще в курсе, что сегодня Вика дежурит? Если будешь шуметь – на неделю запретят приходить!

– Да ладно, я уже столько раз ей попадался! Выкручусь и в этот раз!

– Ага, ты выкрутишься, а наша новенькая? – Галина хмыкнула и кивнула ему за спину.

Она стянула с волос хирургическую шапочку, красивые ровные локоны рассыпались по плечам. Агата невольно залюбовалась и почувствовала укол зависти: её волосы были от природы прямыми и плохо держали форму после укладки. Не помогали ни пенки-муссы-лаки, ни бигуди, ни плойки. Последняя надежда оставалась на дорогущий фен, подаренный дедушкой перед отъездом, и Агата твёрдо решила испытать его уже завтра.

– Я Галина Крапивина, можете звать меня просто Галя, – освобождённая от перчатки рука появилась перед Агатой, и она машинально пожала её.

– Я Агата Штольц, очень рада знакомству.

– Наконец-то в нашей маленькой компании появится ещё одна девушка! – засмеялась Галина. – А то прям наказание какое-то: приходят, а через пару месяцев на заочное переводятся! Мне даже не с кем о косметике и модной одёжке поговорить!

– Неужели ты теперь перестанешь брать меня с собой по магазинам? – делано обиделся Николай, надув губы и скрестив руки на груди.

– Ну уж нет, шоппинг с тобой я ни на что не променяю! Агата, представляете, он недавно придирался к красной футболке, утверждая, что она «какая-то недостаточно красная»!

Галина тихо рассмеялась, прикрыв рот ладошкой. Её лицо и в особенности приметные зелёные глаза показались аспирантке странно знакомыми. Она как будто уже видела их сегодня, только не могла вспомнить, на чьём лице.

Видимо, Галина заметила чересчур долгий и пристальный взгляд и со спокойной улыбкой пояснила:

– Мы с отцом очень похожи, я дочь Дмитрия Сергеевича.

– Простите, я не хотеть была невежливой, – щёки Агаты вспыхнули.

– Я не в обиде, мне стесняться нечего. Папа очень принципиальный, поэтому протекции у меня никакой не было, везде поступала на общих основаниях и благодаря своим знаниям. Тяжко пришлось, конечно, но ничего, разобралась, работаю. Я в этом году защищаю диссертацию, и меня уже допустили до большинства нейрохирургических вмешательств. Но тяжёлые случаи у нас оперирует Давид Темурович, у него уже докторская степень и больше тридцати лет стажа.