Чтобы скрасить медленный подъём, Николай завёл рассказ об истории научно-исследовательского института мозга и его кафедрах. Он без запинки перечислил всех заведующих, их звания и основные награды. Агата слушала и могла только дивиться, как в его голове держится такой объём знаний. Большинство знакомых ей учёных и, признаться, она сама хорошо знали только свою сферу и неплохо – парочку смежных, а вот в остальных предметах их знания оставались посредственными, если не сказать ужасными. Или же вовсе отсутствовали как класс. Агата, например, историю не знала совершенно. Тройку в диплом нарисовали исключительно из жалости, потому что имена, даты и события в её голове не задерживались. Зато профессор анатомии считала её своей лучшей ученицей и всегда ставила Агату в пример остальным студентам.

На прямой вопрос, как ему удаётся помнить столько всего, Николай только хмыкнул:

– А я как Ёжик из «Смешариков»! Знаете, как там было: «У меня память такая, странная. Что раз услышу потом не забуду». Ну, вот и у меня мозг не совсем обычный.

– Никола, неужели вы тоже до сих пор смотрите детские мультики? Подруги в моей Faterland часто подшучивали над моей любовью к анимированным историям!

Агата не сдержала счастливую улыбку, будто спустя годы наконец-то нашла родственную душу. Николай в шутку напыжился и предостерегающе погрозил иностранной аспирантке пальцем, важно вздёрнув нос.

– Но-но! «Смешарики» – это не просто детский мультик! Мудрость, которую передают нам круглые герои… А, впрочем, я всё смотрю. Кроме, пожалуй…

– Любовных драм! – хором произнесли Агата и Николай, скривив одинаково-презрительные лица.

Они переглянулись и захохотали так, что Николай, лишённый опоры в виде перил, едва не повторил трюк с полётом с лестницы. Агата успела ухватить его за воротник майки, и присмиревшие аспиранты продолжили свой путь гораздо аккуратнее.

Лаборатории, отданные кафедре нейрохирургии, располагались в левом крыле на последнем, пятом этаже. Николай объяснил, что ими можно пользоваться без ограничений, нужно только договориться с другими аспирантами, если планируешь что-то масштабное и хочешь надолго занять одно из помещений полностью. Если же не хватало какого-то оборудования, можно было пойти в лабораторию другой кафедры, но те требовали записываться заранее, предоставлять кучу отчётов и делиться результатами исследований. Агата любила систематизировать знания и писать отчёты, поэтому не видела проблемы, но вот ждать несколько дней, а то и недель своей очереди её дух исследователя ненавидел, поэтому она обрадовалась, когда Николай предложил в случае необходимости обращаться к нему:

– У меня есть приятели на всех кафедрах, так что ненадолго могут пустить к себе без записи. Мы этим не злоупотребляем, чтобы заведующие не пресекли, но иногда выручаем друг друга.

Агата понятливо кивнула. В её прошлом институте подобное было строжайше запрещено: либо приходишь в оговоренное время и только на два часа, либо не приходишь вообще. Даже опоздание дольше чем на десять минут могло стать поводом для отмены записи. Получить больше свободы было… необычно. Агата знала, что для её исследования лаборатория вряд ли понадобится, но само знание приятно угнездилось тёплым комком где-то под рёбрами. Иностранную аспирантку не бросят одну: «Нужно только попросить, и мне помогут,» – хорошее ощущение.

– Вот этой лабораторией мы пользуемся чаще всего, – тем временем они подошли к большой раздвижной двери с герметичными резиновыми прокладками по краям. Николай заглянул в небольшое окошечко и взялся за ручку: – Вон и Коновалов, кстати, сейчас познакомитесь.

Протекторы скрипнули друг о друга, и створка отъехала в сторону.

Мерзкий запах ударил в нос, на секунду перебив все прочие органы чувств. Агате даже показалось, что уши заложило, а кожа перестала ощущать холод, который преследовал её с того момента, как она на два шага отступила от тепловой пушки. Больше всего «аромат» напоминал прокисший борщ, щедро разбавленный бензином.

Николай зажал нос двумя пальцами и рявкнул:

– Федька, чтоб тебя! Что за вонючку ты на этот раз намешал?! Дышать невозможно!

– У меня получится… Должно получиться. В этот раз точно! – длинные тонкие руки дрожали, стискивая пробирку с вязкой жёлто-оранжевой субстанцией.

– Если ты решил убить весь корпус своей «химической атакой», то у тебя почти получилось!

Николай подошёл к щитку на стене, щёлкнул тумблером и вывернул его на максимум. Зажужжала мощная вытяжка, заглатывая пропитанный вонью воздух. Затрепетали полы халатов, голова с растрёпанными рыжими волосами повернулась к неожиданным вторженцам.

– Ты не понимаешь, я на пороге величайшего открытия! – Коновалов выронил свой эксперимент, который с глухим стуком упал на блокнот и залил исписанные мелким неаккуратным почерком листы. Он подлетел к Николаю, хватая его за грудки, и принялся трясти как тряпичную куклу. – Моё открытие спасёт мир! Спасёт её!

– Шёл бы ты со своим открытием… к химикам! Я вообще так до сих пор и не понял, почему ты не у них, а на кафедре нейрохирургии. – Николай перехватил чужие запястья и осторожно, но уверенно отстранил коллегу от себя.

– Так надо, так должно быть… – Коновалов друг безвольно ссутулился, опустил плечи и, покачиваясь, побрёл обратно к столу.

– Ну, ты и кадр, Федька! – Николай догнал его и похлопал между лопатками. – Ты хоть обратил внимание, что я не один пришёл?

– А?

Растерянные карие глаза на узком лице моргнули и сфокусировались на Агате. Она замерла, вжавшись плечом в косяк, и не решалась сделать шаг в лабораторию. По рассказам Николая новенькая аспирантка уже поняла, что Коновалов – довольно своеобразная личность, но полагала, что он безобидный, просто очень увлечённый. Однако безумный взгляд, с которым тот кинулся на Николая, напугал Агату. Она представила, что тощие руки с длинными пальцами могли стиснуть воротник её водолазки, совсем близко к горлу, чтобы не дать вздохнуть…

Сотни крошечных ледяных игл вонзились в спину, плечи свело судорогой, и Агата бессознательно обхватила себя руками, силясь сдержать мелкую дрожь.

– Мгновение, фройляйн! Мой прокол, не подумал! – Николай по-своему истолковал её действия и метнулся к неприметной двери в дальнем конце помещения. Через несколько секунд вынырнул обратно, на ходу расправляя чёрную толстовку с кислотно-зелёными узорами на рукавах, и протянул её Агате. – Вот, наденьте. Тут без отопления и так не особо тепло, а когда вытяжка работает, то вообще дубак.

– Спасибо, Никола, – Агата на автомате взяла предложенную вещь. Сознание неодобрительно напомнило о том, что невежливо забирать одежду у тех, кого только сегодня встретила, и надо было отказаться, но заледеневшие пальцы уже крепко вцепились в толстый флис.

Просторная толстовка по-матерински тепло обняла продрогшую аспирантку, даря ощущение уюта и защищённости. Даже Коновалов перестал казаться жутким подобием Слендермена, только сейчас Агата заметила, какой у него несчастный и потерянный вид.

Высокий молодой человек выглядел донельзя измождённым: худой, бледный до синевы, с тёмными кругами под впалыми глазами – он как будто не ел и не спал несколько дней подряд. Его взгляд сфокусировался на Агате, но вот мозг, похоже, не понимал, кто перед ним и что нужно делать.

– Федька, – зашипел Николай, – челюсть с пола подбери и поздоровайся! – его острый локоть ткнулся Коновалову в бок.

– А-а, э… – Коновалов выдавил из себя несколько невразумительных звуков, кашлянул, прочищая горло, и заученно затараторил: – Здравствуйте, я Коновалов Фёдор, можете звать меня просто Федя, очень рад знакомству!

Он вытянулся в струнку, расправив плечи и высоко вздёрнув напряжённый подбородок. Агата почувствовала себя очень неловко и сделала подобие реверанса, пролепетав:

– Я Агата Штольц, мне тоже очень приятно познакомиться с вас!

– Ну вы, товарищи, даёте, – беззлобно проворчал Николай, с силой проведя рукой по лицу. – Федь, чего пооригинальнее придумать не мог? Ты сколько уже свою очередную гениальную бурду смешиваешь?