– Кхем, вижу, вы уже поладили? – Дмитрий Сергеевич, про которого все благополучно забыли, кашлянул, привлекая к себе внимание. – Это хорошо. Тогда, Масочников, поручаю нашу новенькую тебе. Раз у тебя есть время шататься без дела возле моего кабинета, проведёшь ей экскурсию, всё покажешь и расскажешь.

– Да без проблем, – Николай хмыкнул и дёрнул плечом. – Мне реально заняться нечем, у Гали операции сегодня все плановые и скучные, а Давида Темуровича я за последние два дня так задолбал, что он пообещал надеть мне на голову утку, если я в его операционной появлюсь.

– Вот даже не могу определиться: я больше удивлён или напуган тем фактом, что ты вывел из себя моего спокойнейшего заместителя? – заведующий кафедрой выразительно поднял бровь, постукивая по сгибу локтя трубочкой из документов. – Масочников, ты страшный человек.

– Я не страшный, я дотошный, – с характерной интонацией домовёнка из советского мультфильма протянул Николай, но потом всё же пояснил: – Случай небанальный, я дополнительно в материалах покопался, поэтому уверен в своих выводах на тысячу процентов. Но мне пока никто не позволит такую сложную операцию самому выполнить, вот я и пытался донести Давиду Темуровичу свою великую мыслю. Чуть позже зайду к нему на свой страх и риск, но уж больно охота о результатах операции узнать. Да и фройляйн Агата там осмотрится. Ей же можно посещать стационар?

– Да, но пока только в твоём сопровождении, я выпишу временный пропуск, на изготовление постоянного потребуется три или четыре дня, – заведующий кафедрой занял любимое компьютерное кресло с удобной спинкой и принялся заполнять документы.

– Отлично, тогда сегодня мы идём на экскурсию!

Николай едва не прыгал от восторга, пока Дмитрий Сергеевич подписывал нужные бумаги и ставил печати. Он за несколько минут успел посмотреть в окно, поправить все неплотно прикрытые дверцы шкафа, занимавшего всю стену, и сунуть любопытный нос в документы на столе.

– Масочников, успокойся уже, – пожурил его заведующий кафедрой, протягивая несколько листов. – Не позорься перед иностранной аспиранткой, тебе двадцать шесть уже, а ведёшь себя как подросток! Чтоб завтра пришёл в приличной одежде и причёсанный! У нас в конце-концов, есть определённые правила.

– Не ругайте Николу, Дмитрий Сергеевич, – вступилась за коллегу Агата, – он очень добрый и выглядит милый! Он обязательно расскажет мне про правила и покажет чудо природы Коновалов! – Николай прыснул в кулак, но тут же попытался замаскировать смех кашлем, оставив Агату в недоумении: – Я что-то не так сказала?

– Нет-нет, фройляйн!

Аспирант быстро взял себя в руки, хотя подрагивающие губы выдавали его с головой, пригладил чёрные волосы и заправил за уши отросшую чёлку. На правом виске Агата успела заметить довольно длинный тонкий шрам, настолько ровный, будто был оставлен рукой профессионального хирурга. Но расспрашивать нового знакомого об истории происхождения этой отметины Агата посчитала неэтичным.

Сам Николай, если и обратил внимание на излишне долгий, пропитанный любопытством взгляд, то вида не подал, галантно открыл даме дверь и протянул руку:

– Идёмте, осмотримся, Агата.

Они вышли в коридор и, как только дверь захлопнулась, стены кабинета заведующего кафедрой затряслись от его хохота. Николай закрыл рот ладонью, его плечи крупно вздрагивали, и через пару минут он уже тоже хохотал, скрючившись возле стены. Агата переводила растерянный взгляд с Николая на дверь и обратно. Наконец, она не выдержала и взмолилась:

– Никола, скажите, что ist не так? – от волнения иностранный акцент стал особенно заметен, Агата забыла самую простую фразу.

– Всё в порядке, фройляйн! – Николай кое-как сделал вдох, утирая выступившие слёзы. – Просто вы даже не представляете, насколько правы! Коновалов у нас действительно то ещё чудо природы!

– Но вы же сам его так назвал… я ошиблась и неправильно употребила слово? – Агата беспомощно заламывала руки.

– Нет же, всё в порядке, фройляйн! – засуетился вокруг неё Николай. – Не обижайтесь, пожалуйста! Вообще поменьше обращайте внимания на мои шутки, это у нас местный юмор, а у меня ещё и плохо получается! И я не над вами смеялся, правда! Давайте найдём Коновалова, вы сразу поймёте!

– Хорошо, Никола.

Агата немного успокоилась. Она старалась гнать от себя тщеславные мысли, но вид суетящегося Николая приподнял ей настроение. Мужчина, который не оправдывал безразличие равноправием, который ненавязчиво помогал там, где она могла сама справиться, казался настоящим принцем из сказки. И хотя «принц» выглядел как нескладный подросток, Агата уже мысленно сравнила его с бывшими однокурсниками, и сравнение оказалось не в пользу последних.

Они направились по длинному коридору вглубь крыла, мимо дверей с табличками. Агата вспомнила страшилки и завертела головой, выискивая маньяка. Но маньяк никак не находился. На свежевыкрашенных белых стенах не было трещин, которые могли маскировать тайные ходы, тёмный линолеум оказался крепко прибит плинтусами по периметру, а за дешёвыми дверями из прессованных опилок скрывались только скучные кабинеты со стопками бумаг на огромных столах или рядами стульев перед интерактивной доской.

– Никола, а знаете, какие истории рассказывают про вашу кафедру? – Агата решила попытать счастья и узнать всё из «первых рук». – Я, признаться, чуть им не поверила! У вас были случаи, когда находили людей со свёрнутый шеями?

– Да, было такое, – спокойно кивнул Николай, будто подтвердил ребёнку давно всем известный факт. Они подошли к большой двухстворчатой двери, и Николай потянул ручку, открывая вход на лестницу. – А что?

– Правда? Вы меня не разыгрываете? – огромные голубые глаза распахнулись ещё шире, светлые ресницы почти коснулись бровей. – У вас на кафедре был маньяк?!

– Чего?! – теперь уже Николай от шока сбился с шага и едва не запнулся о собственные шнурки. – Какой ещё маньяк?!

– Тот, который убил десять студентов вашей кафедры. Я когда сказала, что буду поступать сюда, подруги были в ужасе, рассказывали страшные истории про маньяк в маске, который ночами ищет засидевшихся студент.

– Мне нравится такая версия, давайте на ней остановимся, – важно произнёс Николай, поправив рукав великоватого халата.

– Никола, вы разжигаете моё любопытство! Я вижу, как вы смеётесь надо мной! Говорите, пожалуйста!

– Разве не лучше сохранить красивую легенду, фройляйн? Вдруг правда вам не понравится? Как же я буду смотреть вам в глаза после такого! – аспирант картинно прижал руку ко лбу и закатил глаза.

– Никола! Говорить! Bitte!4

– Хорошо-хорошо, не буду томить. У нас действительно был случай, когда утром уборщица обнаружила тело аспиранта со свёрнутой шеей. Но! Было это лишь однажды, и никакой тайны полиция не обнаружила: он выпил, стал спускаться с лестницы и потерял равновесие. И всё, понимаете, фройляйн? Вы могли верить в маньяка, а теперь будете знать, что опаснее всего обычная лестница!

Обвиняюще указав на выложенные кафелем ступени, Николай насупился. Агата моргнула. Пугающие картинки, которые рисовало воображение, покрывались сеточкой трещин и пылью осыпались под ноги. А вместе с фантазиями исчезало и таинственное очарование нового места учёбы: скользкие лестницы были в любом учебном заведении, хоть в России, хоть в Германии, хоть в Японии, а вот маньяк обитал только в этом.

– А я говорил, что порой лучше не знать правды, – Николай развёл руками. – Но, чтобы загладить вину за разрушенные иллюзии, я вам покажу кое-что интересное! Нужно подняться на пятый этаж в лабораторию, может и наше чудо-Коновалов там же окажется.

После рассказа Николая выложенная грязно-жёлтой плиткой лестница стала как минимум вдвое круче и на порядок более скользкой. Агата вцепилась в шаткие перила из стальных прутьев и, глубоко вдохнув, будто собиралась прыгнуть в воду, поставила ногу на ступеньку. Как ни странно, та внезапно не исчезла, не раскрошилась, и Агата даже не провалилась вниз. Второй шаг дался проще, но в отличие от кроссовок Николая, её изящные туфли на небольшом каблучке всё-таки немного скользили по гладкому кафелю.