Бледная девушка стояла перед начальством с высоко задранной головой, имея вид гордый и неприступный, а значит, ответа не имела от слова совсем. Кроме одного единственного, который точно был правдой, очевидной и для меня, и для Витиеватого — Кристина, растерявшись от такого поворота судьбы, просто-напросто решила убежать в норку Понеделья, под защиту имеющихся там людей, а затем разобраться в текущем моменте. Однако, мышку догонял вовсе не кот, а целый медведь, которому не составило труда разрыть нору и поставить всех раком.

— Вы что, думали, что Синдикат увидит Рао Тана в Понеделье и скажет сам себе нечто вроде «Ой, батюшки, это же Секретный Приказ! Бежим отсюда скорее!», — распалялся несчастный дед, — Так, что ли⁈ Чем вы думали, боярыня⁈ Вы мало того, что самого китайца под монастырь подвели, так еще и себя на блюдечке преподнесли! Себя! Красовский прямым текстом подтвердил, что с удовольствием бы сделал одолжение Парадину! Тот та еще сволочь, но за ним никогда не ржавеет! И что дальше? Терновы бы кинулись мстить Синдикату? Вам самой не смешно⁈ Мне почти смешно! Курв… ой, Корвин, да уйди ты, наконец!

Отчехвостив бедную брюнетку, старик встал, попытавшись меня даже поблагодарить, но сам себя оборвал, уточнив, что считает крайне дурацким делом благодарить того, кто заварил всю кашу, а затем расхлебал её лишь угрозой положить вообще всех. Причем реальной угрозой, так как оказалось, что тот самый злополучный Красовский, по докладам наблюдателей, остановил свой кортеж, увидев взрыв магии от Фелиции, а потом почти десять минут стоял в чистом поле, курил и о чем-то думал. Мол, вы, господин Дайхард, не лыком, оказывается, шиты, и честь имеете, не став бросать дурную баронессу на произвол судьбы, но…

В общем, свою долю внимания и ласки я тоже получил, но отнесся к этому с пониманием. В чем-то мафиози был прав, с таким количеством недоброжелателей как у меня люди долго не живут, а так как Руси я еще нужен (есть надежда, что акаи-бата всё-таки полезут меня убивать), любое суицидальное поведение в глазах Витиеватого вызывает глубокое осуждение. А может вызвать и чего похуже. Но это, пока что, к слову, так как сам Христофор Анатольевич меня ни в чем упрекнуть не может. Хочет, но не может. И жалко, что не может! Всего доброго!

— Какой интересный намек, — покачал я головой, закрыв дверь за поздним гостем.

— Намек? — подала голос давно уже молчащая Кристина.

— Да. Нас, по сути, обоих упрекнули в том, что соблюдение личной чести идёт в ущерб государственным интересам. А надо бы наоборот.

Девушка чуть постояла, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, а затем, устав, видимо, разглядывать меня, начесывающего Курву морду, предложила: мол, раз до занятий осталось всего часа два с половиной, так может, поговорим? Она, Кристина, хочет принять ванну, а Анна Эбигейловна, благо что не спит, за это время сочинит нам что-нибудь пожрать и свой прекрасный кофе. Много кофе.

Не задумываясь, ответил согласием. После такого нервяка спать нельзя, я бы даже в своем старом потёртом временем теле не уснул. Мало того, еще и сам организм ноет, генерация трехметрового разряда, который я представил ерундой, сожрала три четверти моих резервов, да еще и неслабо обожгла каналы. Так что убить время в относительно спокойной обстановке было бы прекрасным способом расслабиться.

Хорошо иметь в квартире пару ванных комнат!

Освежился, сразу почувствовал себя другим человеком. Слегка и успокоительно побурчал на до сих пор вяло ругающуюся даймона, которой происходящее пришлось совсем не по вкусу. Затем, замотавшись в халат, нагло выперся в общий зал. У нас была с Терновой договоренность на эту тему, мол, никаких пошлостей в комнатах общего пользования, но сил и желания натягивать на влажное тело что-то цивильное не было. А халат, что халат? Он здоровый, пушистый, закрывает больше, чем одежда. Пойдет.

К моему терминальному удивлению, Кристина тоже выползла в халате. Только не в таком пушистом и объёмном как у меня, а в чем-то наподобие шелкового черного платья, вовсю демонстрирующего, что хрупкость и худосочность боярыни даже сильнее, чем казались в её приталенных платьях. Правда, огромный шикарный плащ из распущенных волос Кристины почти полностью нивелировал откровенность надетого на тело шелка. Он был почти неестественно большим по сравнению с самой девушкой!

Покосившись друг на друга, сели чаевничать. Ну, сперва, то есть да, чаёвничать, но ровно до момента, пока зубы не впились в первую плюшку. А затем началось хоть и культурное, но очень быстрое и решительное пожрать — тонкая и изящная девушка рубала споро и активно, ничуть не чураясь возможности схватить за край напластованный кусок ветчины, а затем, расположив его на разогретой булке, зажрать, не особо вдаваясь в этикет, а вдаваясь в кофе. Я не отставал, не делая больших различий между домашним печеньем, теми же булками и холодными блинами. Любое печево получало сверху кусок чего-нибудь мясного, а потом лопалось, запиваемое крепчайшим кофе. Выражение «заесть стресс» приобретало размах и душевность солидного мероприятия.

Затем, наконец, когда в нас уже больше не лезло, а Мишлен, засевший на подоконнике, лишь лениво оглаживал взглядом предложенный кусок колбасы, Кристина Тернова, явный агент Тайного Приказа, и, судя по всему, очень гордая девушка, потупившись, буркнула себе под нос:

— Витиеватый был прав. Ты спас меня и, наверное, мою семью. Спасибо…

— Да как-то не за что, — сыто выдохнул я, отваливаясь от стола, — Просто хотел сдохнуть подостойнее, раз так всё вышло. Вас-то всех бы тоже накрыло.

— Подостойнее… — протянула худенькая брюнетка, — Знаешь, я хочу тебе кое-что рассказать.

С утра, поняв, что после орды древлинских «оченьрадов» я совсем утратил соображалку, решил саботировать остальные занятия, банально прогуляв. Особо прогуливать было негде, да и Тернова бы не отнеслась с пониманием, попробуй я покинуть академию без нее, так что пришлось осуществлять взлом с проникновением. Ну как взлом? Если проникал я собственной персоной, то вот двери мне предательски открыли изнутри, наверняка на запах захваченных в столовой пончиков.

В апартаментах у господина Азова обнаружилась как и пустившая на охраняемую территорию Пиата, нервно рассматривающая большой пакет из промасленной бумаги у меня в руках, так и её хозяин и повелитель, бессовестно прогуливающий тоже. Только вот мой хрупкий блондинистый друг вовсе не предавался безделью, а сидел за столом, заваленным бумагами, рассматривал их, бурчал и что-то чиркал пером. Меня, судя по всему, он был сильно рад видеть, но недостаточно, чтобы отвлечься от работы.

Что меня вполне устраивало. Насыпав в глубокое блюдо уйму горячих пончиков, я поставил угощение поближе к Косте, а сам с пакетом завалился у него на софу, планируя тупить в потолок и пожирать жирную сладкую вкусность. С последним не задалось, потому что извлеченный из пакета пончик… просто испарился из моих пальцев. Только челюсти клацнули впустую.

По причине уже отказавшего мозга, почуявшего, что тело находится в покое и комфорте, я тупил еще где-то три попытки зажрать вкусную теплую вещь, каждый раз оказываясь без добычи. Отогнав тупую мысль облизать пальцы и хоть так насладиться вкусом убегающей вкусняшки, я озарился умной — посмотреть вокруг. Может, кто-то виноват в этих бедах?

И точно. Рядом со мной обнаружилась стоящая в напряженной позе эйна. Не просто Пиата, а Пиата с жирными губами.

Но зачем она стоит, вот вопрос! На блюде, куда я выделил долю одиннадцатому сыну графа Азова, пончиков на три Константина и четыре Пиаты! Может быть, это не она? Ну вот же, стоит, имея вид слегка нервный и придурковатый…

Четвертый пончик исчез точно также как и предыдущие три, но несколько быстрых жевков на кукольном личике миниатюрной девочки я засек своим острым взглядом. Пятый повторил судьбу предыдущих, а вот потом я пошёл на хитрость — собрав все имеющиеся в запасе резервы, я быстрым движением достал шестой и седьмой пончики один за другим! Преступница, произведя уже заученные и отточенные движения, не соизмерила возможности своего рта с объёмом пончиков, от чего выпучила глаза, начав напоминать переборщившего хомяка. У нее определенно что-то заклинило в челюсти.