[Тёма] при этом делает вид, что не понимает, насколько несменяемая развращающая власть порождает всё то говно, которое…
<…> Он всего лишь говорит: я занимаюсь в этой жизни тем, в чём могу make a difference. И это не борьба за изменение политической системы в стране.
Разве мы с тобой не могли бы сказать о себе того же?
Я хочу, чтобы был свободный рынок, и готов отказаться ради этого от других свобод.
Прости, но я не заметил, чтобы Тёме, тебе или мне приходилось в сегодняшней России отказываться от каких бы то ни было свобод. Мне кажется, что мы не ограничены ни в своих высказываниях, ни в получении информации, ни в выборе места работы, ни в свободе жить или не жить в Москве, и сколько дней в году мы в ней живём.
Та свобода, от которой, по твоему мнению, отказывается Тёма – это свобода для абстрактного Народа, который страдает, и который уже не первый век норовят освободить разные народовольцы, от Перовской и Бакунина до Каспарова с Лимоновым. Именно условный Народ лишён в России свободы получать правдивую информацию, свободно критиковать власти, выбирать место жительства и т. п. Беда в том, что этот самый Народ совершенно по этому поводу не переживает, если верить социологам и собственным глазам. Когда Народ начинал переживать, то менял режим, о чём Тёма и пишет: «Можно его спихнуть, но не ждать, когда он сам заменится».
Я не готов переквалифицироваться из профессиональных медиа-менеджеров в революционеры, и провести остаток жизни на трибунах, добиваясь перемен в политической жизни страны. Полагаю, ты к этому тоже не готов. Просто у нас с тобой нет внутренней потребности выходить с такой позицией на широкую публику: для нас это вопрос внутреннего выбора, который мы сделали, сообразуясь со своим умом, совестью и бытовыми обстоятельствами.[539]
Демьян не стал возражать. Во всяком случае, публично.
Казалось, что восторги и упоения взметнувшегося в декабре 2011 года белоленточного движения должны были поколебать веру друзей-мушкетёров в теорию малых дел. И действительно: по возвращении с индийской зимовки в 20-х числах января 2012 года Антон горячо вписался во вновь возникшие активности. В том числе, разумеется, в легендарное ныне «Белое кольцо» 29 января – пешеходное кольцо державшихся за руки людей с белыми ленточками (собственно, и закрепившими название) вдоль Садового кольца и приветствовавшие их машины, некоторые – украшенные плакатами. И предоставил о нём подробный отчёт.[540]
Заметим кстати, что вписаться ему было приятно, наверно, ещё и потому, что сам символ – белую ленточку – предложил[541] в декабре 2011-го его ближайший друг Арсен Ревазов, лишний раз подтвердив репутацию гениального рекламщика.
4 марта 2012 года на Пушкинской площади состоялся очередной митинг.[542] Выступавшему на нём Константину Крылову участие Носика запомнилось следующим образом:
Носик там появился. Вид у него был крайне скептический. Как у такого маленького верблюдика. Он там тусовался на сцене. Представь себе, огромнейшая толпа, и вот маленький кусочек на этой самой трибуне, где люди выясняют отношения.
Возможность выступить у него была, но у него был настолько скептический вид, типа – «Ну ребят, ну что это такое? Фигня какая-то происходит». Я, в общем-то, в душе был с ним даже согласен. Мы встретились, лапки пожали, что-то друг другу сказали. Появился Шендерович. Носик на него посмотрел тем же скептическим взглядом. А дальше Шендерович вырвал микрофон и побежал, крича, что из Путина течёт ботокс. Это была такая дешёвка… У меня даже появилось желание уйти.
Носик ко всей этой истории относился следующим образом. На словах он это всё поддерживал. В реале он просто понимал, что ничего из этого особенного не выйдет. И искал, собственно, одного: что можно из этого дела полезного срубить? Не для себя даже. Вообще – может ли быть польза?
Было видно, что это человек, который пришёл смотреть на загибающийся проект. Представь – в фирме платят зарплату, но уже экономят бумагу. Вот так вот. Вид у него был такой: можно ли с этого хоть что-то поиметь?
Насколько я понимал, выводы для него были неутешительные. И он больше особо не проявлялся.
Впрочем, поскольку Антон не удалился, как Глеб Смирнов, «в эстетическую эмиграцию» (определение самого Смирнова) в Венецию, а остался вписан всё в ту же московскую тусовку, он продолжал принимать участие во всех её ритурнелях. В том числе – в подготовке выборов в «Координационный совет российской оппозиции» 20–22 октября 2012 года. Эта попытка воплотить в жизнь школьный курс истории СССР и создать альтернативный и параллельный орган, претендующий на легитимность благодаря «настоящей избирательной кампании» и «настоящему голосованию», проходила исключительно в Интернете, и обойтись без Носика, разумеется, оказалось невозможно.
Но его участие в выборах КС оказалось чисто номинальным. (В отличие от других «не совсем настоящих выборов» – референдума[543] за отделение Венето от Италии, в который Антон, не имея на то юридического права, с радостью вписался[544] в марте 2014 года.) Об этом мне рассказал Леонид Волков, в момент описываемых событий – председатель Центрального выборного комитета:
Что касается ЦВК по выборам в КС, то надо честно сказать: Антон нихрена не делал. Даже ни на одном собрании не был. Он согласился поставить своё имя в список экспертов ЦВК (и этим, безусловно, очень помог) – но в практическом смысле не делал вообще ничего, в отличие от того же Сегаловича, который участвовал во всей работе крайне активно.
Я ни в коем случае не в претензии, наоборот. И это, конечно, было важным вкладом. Так же было и во время выборов мэра Москвы в 2013 году, и вообще всегда, когда я обращался к Антону за публичным эндорсментом в том или ином виде – если он видел, что движуха хорошая и её делают люди, которым он доверяет, он ставил своё имя рядом смело, не опасаясь последствий.
Прогулки по московским бульварам в ходе разнообразных «маршей несогласных» тоже до самого конца оставались для Антона «хорошей движухой». Но он, безусловно участвуя в них, порою – с сыном на плечах, предпочитал сбивать гражданственный пафос, уверяя, что ходит просто повидать хороших знакомых. И вообще представлял как дело сугубо частное и дружеское.
В апреле 2012-го, описывая на «Дожде» своё участие в «Марше правды», он говорил Юлии Таратуте:
– Насколько целесообразно проводить сейчас малочисленные митинги?
Абсолютно нецелесообразно.
– Ты там был при этом.
Я увиделся с Людмилой Улицкой, Дмитрием Быковым, Верой Кичановой, прогулявшей все мои семинары на журфаке, с Алексеем Кортневым. Для меня это – радость человеческого общения.[545]
Последний митинг, в котором ему довелось принять участие, – предложенная Алексеем Навальным прогулка по московским бульварам 12 июня 2017 года. Эта политическая «прогулка» c самого начала перешла для Антона в очаровательный променад по летней Москве с двумя юными итальянками, обучающимися в Лондоне и, как и подобает синьоринам из хороших семей, живо интересующимися уличной политикой («L'Unità», «Lotta continua» и прочие традиции легендарной итальянской левизны).
Одна из них – Саша, дочь поэта Бахыта Кенжеева, – подробно описала их прогулку в фейсбуке.[546] Из её рассказа следует, что двух интеллигентных барышень равно восхитили две вещи: как много их неожиданный чичероне знает о самых разных вещах – от истории московских домов до «Божественной комедии», и как много людей знают его – от завсегдатаев «Детей райка», куда они, естественно, заглянули, до случайных со-путников по «прогулке». Ещё Сашу Кенжееву впечатлило, что Антон вёл онлайн-трансляцию[547], и что всякий раз умудрялся уводить их из мест, где могла назреть опасность.