– Что еще? – не слишком приветливо отозвался лучник, едва оглянувшись через плечо.

– Меня кто-то за плащ дернул, – пояснил мальчик и подтянул длинные полы алого одеяния, собирая его.

– За плащ дернул? – тут же пробормотал Лукай и схватился за рукоять меча.

– Всевышний помоги! Осторожнее, Фив! – с чувством выругался Нибур, почесывая лысую макушку с вызывающей татуировкой.

Сквайр, ехавший рядом, покосился на бывшего оруженосца Ламберта и только пробурчал:

– Я тебя не трогал!

Тут на голову Нибура упала веточка, от неожиданности он снова вздрогнул и окинул Фива недовольным взглядом.

– Да не я это, – развел тот руками.

Стремительно вылетев из кустов волчьей ягоды, запястье опутала сухая лоза и с шипением дернула воина. Тучный сквайр, не ожидавший неприятностей, выпал из седла и, запутавшись в стремени, повис вниз головой. Казалось, что его распяли. Лоза, дрожа от напряжения, пыталась утащить воина в заросли, а лошадь плясала на месте, утягивая в другую сторону.

– Остановите это! – выкрикнул Фив, не в силах освободиться.

Раненое плечо, туго перевязанное поутру Героном, видно, резанула резкая боль, мгновенно отразившаяся гримасой на перекошенном лице сквайра.

Подоспевший Лукай одним взмахом меча разрубил гибкую ветвь, и ее хвост с шипением спрятался в волчьих ягодах. И тут лес зашевелился и задышал, ветви зашуршали, толстые стволы с корявой, покрытой наростами корой вздрогнули.

– Энты! – прозвучало как приговор.

Мгновенно сбившись в круг, воины приготовились к атаке. Живые деревья волновались, заметая путешественников яростным желто-красным листопадом. Каждый лист, сорвавшийся с толстых ветвей, летел на гостей зачарованного леса подобно стремительной стреле. Вокруг воинов закружил настоящий ураган листвы. Он клубился над землей, накрывая людей и не давая вздохнуть. От болезненных прикосновений не спасали ни одежды, ни капюшоны, мгновенно сдуваемые бешеными порывами воздушных потоков. Гул сменил прежнюю тишину леса, разбавляемую лишь шорохами да шепотом растений. Деревья кряхтели, словно пытались вырвать вросшие в землю корни.

– Здесь одним «мы пришли с миром» не обойдешься! – заорал Бигдиш самому себе, загораживаясь рукой.

Желтый кленовый лист с острой кромкой оставил на гладкой щеке с тонким белым шрамом длинную царапину. Словно услыхав его насмешку, нечто похожее на плетку стегануло по ногам, прошлось по боку лошади, ударило Лариэлла, прижавшегося к спине лучника. Лошадь взбрыкнула, Бигдиш едва удержался, хорошенько ругнувшись. Громко вскрикнув, мальчишка разжал руки и рухнул на землю. Едва справляясь с испуганной трусливой кобылой, Бигдиш пытался разглядеть в водовороте его фигурку, но ярко-красный плащ сливался с багряными листьями, делая Лариэлла невидимым.

Неожиданно все закончилось – в один момент. Ветер успокоился, медленно опадали последние листья, подобно разноцветным перьям диковинных птиц плавно кружась в воздухе. Свернувшись калачиком и прикрывая голову, засыпанный желто-красным ворохом, на дороге скорчился Лариэлл. Воины переглядывались, переводя дыхание.

– Парень… – Бигдиш перегнулся через седло.

Лариэлл осторожно убрал руки и чуть приподнялся, готовый в любой момент спрятаться, зарывшись обратно в образовавшуюся шуршащую кучу листьев.

– Вставай, – покачал головой лучник.

Поднимался с земли и Фив, потирая ноющее плечо.

– Отсюда нужно уезжать, – процедил сквозь зубы Ламберт, стряхивая с себя грязь и крохотные, похожие на лоскутки чешуйки растертых листьев.

– Тьфу, – выплюнул Вогнар попавшую в рот веточку, – говорил, не доверяй эльфийским картам!

– Повернем обратно, – приказал капитан, разворачивая коня, – поедем по торговым трактам. Эта дорога становится с каждым днем опаснее!

Но они не успели даже тронуться с места. Те, кто следил за ними и прятался в живом лесу за кустами, налетели стремительно, не давая передышки. В одно мгновение лязгнули мечи, и отряд не сразу сумел осознать, что подвергся нападению. Скорее по привычке, нежели от понимания, Бигдиш сорвал привязанный к луке седла арбалет. Жалящая стрелка сорвалась с тетивы, устремляясь в нападавшую тень. Раздался всхлип, и под ногами лошади распласталась фигура в сером плаще, а листья окрасились густой кровью. Кто-то гибкий и быстрый налетел на Лариэлла, и мальчишка ловко отпрыгнул, словно кузнечик. Алый плащ мелькнул покрывалом, изящный наклон, и в руках Лариэлла оказался легкий меч повергнутого лучником врага.

Бигдиш успел скатиться с лошади ровно за мгновение до того, как воздух со свистом вспорол наточенный клинок нового противника. Нападавшие походили на нежить, жестокую и не знающую пощады, и действовали нахрапом, молниеносно, безжалостно.

Лариэлл, пошатнувшись, отразил удар воина в потрепанном плаще. Выпуская стрелку в противника мальчика, Бигдиш видел, как Лариэлл увертывается, не смея нанести последнего смертельного удара. Убийство – это черта, за которой не будет возврата, и испачканная чужой кровью душа никогда не станет прежней, девственной и чистой. Бигдишу было поздно думать о душе…

Острый наконечник короткой стрелы, вонзившийся в грудь врага, отбросил того наземь. Воин падал уже мертвым, раскинув руки, будто хотел объять небо, едва видное из-за ветвей. Лариэлл, широко распахнув глаза, остолбенел с поднятым над головой легким мечом. На одно страшное мгновение ему показалось, что он сам совершил смертоубийство, пока на одеждах вокруг торчавшего древка не растеклось кровавое пятно. Внезапная жалость стоила парнишке удара, который он бы пропустил, если бы подскочивший Бигдиш не сбил Лариэлла с ног. Вместе они покатились по листве, а вокруг в ужасающем танце кружились фигуры воинов, и с земли поднималось облако пыли.

Со всего маху Лариэлл влетел в кусты, а следом за ним и лучник, не в силах остановить бешеное мелькание перед глазами. Мгновенно их тела опутали жесткие лозы, свернулись кольцами на ногах, обхватили ядовитым ремнем Лариэлла и сковали руки Бигдиша. Мальчишка яростно махал мечом и, позабыв про свое спасение, старался освободить лучника. В разные стороны летели щепы, живые щупальца леса шипели и снова нападали. Клинок мелькал в воздухе, пока они оба не оказались свободными. Из-за кустов на дороге доносились вопли и звон мечей, ржание испуганных лошадей и такие яростные ругательства, какие не произносят в присутствии высокородных леди. Спрятанные за зарослями мальчик и лучник всего на секунду позволили себе распластаться на мягкой, усыпанной листьями земле и перевести дух. Через секунду они уже вскочили на ноги с желанием броситься в бой.

Внезапно они сделали открытие, от которого Бигдиш едва не потерял дар речи.

– Всевышний… – только сумел пробормотать Лариэлл с округлившимися глазами, когда тоже заметил страшную находку – выкованный крест Инквизиции на рукояти меча убитого противника.

Мальчишка не смог вымолвить ни слова, судорожно сжимая меч. Пока Лариэлл ошалело разглядывал оружие, к его ноге медленно подползало тонкое щупальце лозы, готовое обвернуться вокруг лодыжки.

– Инквизиторы! – вскричал Бигдиш и, ломая кусты, бросился на дорогу в гущу драки.

Мальчишка прыгнул за ним, и щупальце только яростно зашипело и, пытаясь змеей ужалить жертву несуществующим жалом, безрезультатно дернулось в воздухе.

– Что, Инквизиция теперь не гнушается и нечистью нарядиться?! – выкрикнул Бигдиш и мощным ударом сломал накинувшемуся на него противнику челюсть.

Кулак пронзило резкой болью, лопнула кожа на костяшках. Инквизитор застонал, роняя занесенный меч, и широкий капюшон слетел с головы, открывая перекошенное человеческое лицо. Это мгновение стало откровением для защищавшегося отряда Ламберта.

– Ах, базарные арлекины! – прошипел Нибур и с яростью взмахнул полуторным мечом-бастардом. Противник отпрянул, со стоном хватаясь за грудь, и из-под пальцев выступила кровь. Казалось, что алым были залиты все листья и живые деревья, кряхтевшие и качавшиеся, обезумели от запаха еще теплых человеческих соков.