Но с каждым часом силы Даргана таяли. Ему казалось, что чума вновь сжигает его тело, будто он умирает во второй раз, умирает долго и мучительно.

Иногда ему непреодолимо хотелось поднять в воздух коня смерти и устремить в полет — в погоню за демонологом. Один он бы сумел за час-другой догнать предателя. Несколько раз он уже дергал за повод, но всякий раз себя останавливал. Да, настигнуть бы он настиг, а вот справиться с Идразелем — это вряд ли. Пожалуй, сейчас бы Дарган не смог победить даже одного-единственного слабенького сектанта.

— Ну что, я же говорил, что демонолог тебя обманет! — напомнил о своих подозрениях Ренард. Он подъехал к алкмаарцу, и теперь Ветер и Бешеный шли по тропинке голова в голову. — Так и вышло. Странно только, что он так долго хитрил, ждал чего-то и только теперь завладел талисманом.

— Ничего в этом нет странного, — отозвался Дарган. — Меченый уже пытался украсть медальон и сжег при этом руку по локоть. Так что Идразелю пришлось отложить похищение — до тех пор пока он не сплел перчатку из серебряной проволоки. Никто даже не заметил, что он занят рукоделием… ловкач…

— Я заметил, — отозвался едущий впереди Джастин. — Еще спросил его — зачем? А этот тип ответил: чтобы защититься от демонов. Якобы, если держать меч рукой в серебряной перчатке, то можно поразить самого герцога Преисподней. И добавил: это я тебе по секрету сказал.

— Ловкач! — хмыкнул Ренард.

— Мерзавец, — подтвердил Джастин.

— Но все равно ему пришлось дожидаться удачного случая, — заметил Дарган. — Он сильно рисковал. Я ведь мог в любой момент вас освободить и натравить на проклятого.

— Чего ж не освободил-то? — буркнул Гоар.

— Я ничего не подозревал.

— Угу, все мозги в башке сгнили… — Гоар заржал, но тут же скривился от боли.

— Я не зомби, — сухо ответил Дарган.

— А вдруг серебряная перчатка — в самом деле, талисман? — У Эмери загорелись глаза. — Вот здорово, мы же сможем обезглавить так легионы… а меня… на меня… — Эмери задохнулся. — На меня сразу изольется милость Всевышнего, и я превращусь в паладина Империи.

— Ну почему же только в паладина? Сразу в светлого мстителя! — хмыкнул Гоар.

— Можно и в мстителя, — ничуть не смутился Эмери.

— Мне с самого начала показалось странным, что демонолог решил кому-то помочь, — заявил следопыт. — Для проклятого он вел себя слишком по-человечески.

— Но он же человек… — напомнил Дарган. — Хотя нет, он в прошлом не человек, а эльф.

— Неважно, кто он в прошлом. Ныне он — проклятый и служит Бетрезену. Только ему. Я не помню вообще, чтобы кто-то из проклятых предал Падшего. Человек может предать, эльф может предать. Нежить, судя по тебе, может предать, коли обзаведется малой толикой воли.

— Я — предатель? — изумился Дарган.

— А кто же еще?

— Алкмаар я не предавал, а Мортис не присягал. Я просто шел за ними…

Дарган замолчал, нахмурился. Он молчал долго. Просто смотрел вперед — на дорогу, что серой лентой стлалась перед ними, огибая очередной холм.

— Значит, — вымолвил с трудом Дарган, — Идразель меня обманул. Нет никакого священного колодца в землях эльфов, испив из которого я смогу вернуть себе живое тело.

— Про колодец ничего не знаю, но в эльфийских владениях много чего волшебного, — отозвался Ренард. — Я говорил тебе про колодец Древних, только не слышал, чтобы воды его воскрешали нежить. В те дни, когда Мортис еще была богиней жизни Солониэль, она много чего сотворила в тех землях, которые потом отдала эльфам. Так что есть там живая вода или нет — мне неведомо.

— А как же наши храмы! — опять вмешался в разговор Джастин. Когда-то матушка учила его хорошим манерам между работой в поле и колкой дров, да только восторженный нрав раз за разом отметал все оковы вместе с правилами хорошего тона. — В храмах можно воскресить убитых. Мой брат Дайред воскрес и стал паладином Империи.

— Ага, храмы воскрешают, — подтвердил Ренард. — Если сразу же туда положить убитого — через несколько минут после смерти, например. И если Всевышний при этом ниспошлет достаточно магии. Но обычно рядом с полем боя храмов не бывает. Так что я не встречал еще ни одного парня, которому бы успели вернуть утраченную жизнь…

— Я же говорю, мой брат Дайред… — возмутился Джастин и смолк, обидевшись.

— Знамя не надо терять! — отозвался Гоар сзади. — Если знамя сохранишь, отряд сохранишь, все восстанут…

— Байки, — буркнул Ренард. — Для упертых паладинов. А вот что абсолютно точно, так это то, что Идразель к этому колодцу не собирался нас вести. Ему нужен был талисман — и больше ничего. Я же говорил тебе, Дарган, наивная ты нежить!

— «Свет души»! Ну почему я не догадался! — простонал Дарган.

— Да уж… думаешь, остальные не заметили, что твой талисман пожирает магию быстрее, чем твой коняга трупы, — хмыкнул Ренард.

— Не каждый день и не каждый час…

— Ничего, теперь твой друг Идразель позаботится, чтобы медальон пополнял свою энергию постоянно. Уж чего-чего, а магии демонолог отыщет столько, что талисман этот станет всесильным артефактом… и… — следопыт запнулся и умолк, помрачнев.

— Сможет освободить Бетрезена? — закончил за него фразу Дарган.

— Почему бы и нет? Вопрос лишь один — сколько магии позволит вместить медальон. Или, быть может, твоя душа?

Дарган едва не сказал:

«Моя душа безмерна…»

Но решил не делать столь неосмотрительных заявлений.

Весь день они были в пути. И лишь когда кони и люди выбились из сил, решили сделать привал. Даргану становилось все хуже. Следопыт снял алкмаарца с коня и уложил на нарубленный лапник подальше от огня. Остальные сварили себе похлебку из оставшихся припасов. Цесарея попробовала немного лекарить — но ее силы почти сразу иссякли, а Всевышний лишь на мгновение откликнулся на призыв. Крошечные шарики света вспыхнули на ее ладонях и тут же погасли. Рука Гоара все-таки срослась, правда, немного криво.

— Есть будешь? — спросил Ренард, протягивая Даргану свою миску с похлебкой.

— Не брезгуешь делить еду с мертвецом? — спросил Дарган.

— Ты просто не представляешь, с какой мразью мне приходилось хлебать из одного котла, — отозвался Ренард. — Так что нежить — это не самое страшное в нашем мире.

Но Дарган смог проглотить лишь пару ложек.

— Мне кажется, медальон где-то рядом… совсем близко, — прошептал алкмаарец, протягивая миску назад Ренарду.

— Почему же он не возвращает тебе силы?

— Возвращает, я чувствую… Но медленно. Я их трачу быстрее… — Дарган помолчал. — Знаешь, утром, если я сам не смогу открыть глаза, подними мне веки… Хорошо?

— Ладно, подниму. А пока попытайся вытянуть хоть немного магии из медальона. Потому что без тебя с твоим конягой мне не сладить. А без Бешеного соваться в бой с демонологом и горгульей — дело дохлое.

— Для меня теперь любое дело дохлое, — заметил Дарган.

Алкмаарец вытянулся и закрыл глаза. На всякий случай Ренард накрыл его плащом. Потом покрепче привязал Бешеного к дереву — никто не знал, какая фантазия взбредет в башку этому зверю.

Дарган принялся шептать заклинания, концентрирующие магию. Он не видел, как с веток кустарника срываются зеленые огоньки и, слившись в комок яркого света, устремляются куда-то, оставляя за собой светящийся след. Весь лес вскоре оказался пронизанным тонкими зелеными огненными нитями.

Дарган этого тоже не видел. Но он это чувствовал. Медальон находился где-то рядом и собирал магию. И часть этой магии возвращалась в тело хозяина.

Но это наверняка не укрылось от Идразеля.

Рано поутру следопыт поднялся на вершину горы и осмотрел окрестности. Ренард долго разглядывал склоны холмов, надеясь заметить хоть где-то необычное колебание деревьев, — они бы выдали место, где укрылась мраморная горгулья. Ренард чувствовал, что демонолог и его тварь затаились совсем близко. Просто потому, что они не могли уйти далеко. Вчера на тропинке он видел следы черной крови — свежей крови. Демонолог еще не оклемался от полученной раны, а лечить магией проклятого было некому, горгулья на роль лекаря никак не подходила.