Когда я умолк, лицо Бэйзела, мертвенно бледное, отражало непонимание и растерянность. Ретч выглядел не лучше. А мне показалось, что вместе с этой историей я утратил нечто важное.

– Шесть магов, – прошептал Бэйзел, словно говорил сам с собой. – Насколько эти смерти могут оказаться неумышленными?

– Разве закон касается твоего наследника? – заметил Ретч.

– Дело не в законе, – и Бэйзел обратился ко мне. – Ты дерзишь своим учителям, зная, что в любой момент можешь отомстить за их наказание?

– Нет! – я задохнулся от волнения и того, что у меня возникло чувство, будто я лгу. – Нет. Я не хотел… я заставлял себя не думать об этом… но… я ничего не могу поделать с этим во сне!

Выкрикнув под конец это признание, я развернулся и помчался прочь. Позади меня раздались окрики с приказом остановиться, но я, глотая слезы, которые не смог удержать, нырнул на полутемную лестницу, проскользнул мимо дремавшей стражи и растворился во тьме двора.

Ранним утром Бэйзел подошел к стойлу Шэда. Конь лежал на соломенной подстилке в дальнем углу и даже не подумал шевельнуться, когда повелитель темных колдунов положил руку на новую перекладину, спешно установленную на месте сломанной.

– Я знаю, что ты здесь, – позвал отец. – Мы не окончили разговор. Он слишком серьезен, чтобы его откладывать. Пойдем.

Я выбрался из-за спины Шэда, отряхивая соломинки с одежды, и, не смея смотреть на отца, последовал за ним.

– Все действительно слишком серьезно… Ты будешь официально представлен Совету – я должен знать их мнение. Ступай к матери, она подготовит тебя.

Мерлинда, явно уже бывшая в курсе происходящего, заметно встревоженная, молча проследила, чтобы я вымылся и надел чистую одежду. На мне впервые оказалась серая рубашка из тонкого батиста. Она чуть поправила пару прядей, непокорно падающих на глаза, внимательно оглядела со всех сторон.

– Чтобы ни происходило, чтобы ни говорилось на Совете – молчи, – предостерегла она. – А теперь запомни всех, кто составляет Совет. По правую руку от Бэйзела Ретч, дальше твое и мое места, Лич – лекарь, Бейл – маг воды, Тиквит – маг изучения миров, Балахир – обладающий магией присутствия, Нордек – маг присваивания и материализации и один из главных оппонентов твоего отца. По левую руку – Дарт – маг-охранник, Дейра, Глиб – маг земли, Фотивир и Вард – маги архитектурной материализации, Окьюл – маг визуализации и… Укротитель животных, Тейм, теперь мертв…

– Я не знал, что он в входил в Совет… – прошептал я и отважился спросить Мерлинду. – Что ты думаешь?

Она обняла и прижала к себе.

– Надеюсь, они не пожелают смерти двенадцатилетнему мальчишке… – через силу отозвалась она.

Спустя пару часов Мерлинда подтолкнула меня в дверях просторного светлого зала – зала колдовского Совета. Судя по выражениям лиц, собравшиеся уже успели что-то обсудить. Колдуны как один воззрились на меня. Мерлинда подвела меня к пустым креслам, и я сел между ней и Ретчем. Напротив сидела Дейра, увидевшая меня впервые, как и остальные собравшиеся здесь.

– Вам следовало дождаться нас, – заметила моя мать. – Прежде чем приступить к обсуждению…

– А что здесь обсуждать? – прервал ее Нордек. – Ты знаешь закон.

– Почему бы не отправить его к Ментеперу? – заметил Балахир. – Он единственный, кто обладает даром гипномагии. Пусть научит, как сдерживать дар…

– Нет! – Мерлинда и Бэйзел произнесли это одновременно и чуть удивленно переглянулись.

– Не каждый взрослый маг переживает ученичество у него, а ты хочешь, чтобы мы послали туда мальчишку? – это высказался вместо них Ретч.

– Тогда я не вижу другого выхода… – Балахир передернул плечами.

– У тебя есть еще один сын, – заметил Нордек.

Дейра открыла рот, но, увидев выражение лица Бэйзела, не решилась ничего произносить.

– Мы все знаем закон, – вымолвил отец. – Но способности, которыми он обладает, слишком редко появляются среди нас.

Теперь все поняли, куда он клонит.

– Ты хочешь, чтобы Совет простил его? – поинтересовался Нордек. – Невиновным мы признать его не можем. Как ты тогда собираешься оградить остальных учителей от его дара?

– Он пообещает Совету, что подобное больше не повторится…

Нордек фыркнул, а по моему лицу разлилась бледность.

– Я не могу этого обещать, – слова вырвались, прежде чем я вспомнил, что мать запретила мне открывать рот на Совете.

– Тогда ты пообещаешь это мне! – Бэйзел вперил в меня потяжелевший и мрачный взгляд. – И ненадолго оставишь школу. Я сам пока позанимаюсь с тобой. Но потом ты вернешься. И к этому времени ты должен научиться управлять своими способностями!

Так Бэйзел произнес свое окончательное слово. Возражающих не нашлось. Даже Нордек хмурился, но ничего сказал. Совет разошелся.

– Найди себе где-нибудь комнату, – пожелал напоследок Бэйзел. – В школе тебе жить тоже сейчас необязательно.

Я кивнул и выскользнул прочь. Рассеяно бродил по обители, пока ноги не занесли наверх одной из башен. Здесь я уселся на парапет, свесил ноги вниз и задумчиво поглядел вдаль. Я никогда не боялся высоты, а простор, открывшийся вокруг, вдруг чем-то неожиданно напомнил Брингольд. Солнце пекло в голову, а нагревшаяся, мокрая после дождя земля пахла весной и только-только пробивающимися травами. Я просидел здесь до самой ночи, смотря, как садиться солнце, как воздух окрашивают удивительно яркие и чистые краски заката… И тут, наконец, дошло, почему мне так хорошо здесь. Вся обитель находилась за защитной завесой, наподобие той, что окружала здание школы. Только эта завеса являлась настолько мощной, что во всей обители нельзя было использовать магию открытия порталов. Но здесь, наверху башни, никакой завесы не чувствовалось! Я поднялся на ноги, зашагал по площадке. Завеса обнаружилась в трех футах от края, где я только что сидел. Здесь возникало только одно объяснение – завесу привязали к скалам, на коих стояла крепость, а не к крепостным стенам. И редкие несильные колебания земли вполне могли поспособствовать сдвигу этой границы. И уж если я и захотел вдруг где-то жить, то только в этой башне. Я спустился чуть ниже. Башня давно стояла нежилая. Находясь по соседству с библиотекой, все ее комнаты оказались забитыми старыми книгами и мебелью. Я глянул вниз на лестничную клетку. До земли этажей десять, не меньше. Не долго думая, я остановил выбор на самой верхней комнате. Здесь, в отличие от нижних комнат имелся небольшой открытый балкончик. Я сообщил о своем выборе отцу. Он вряд ли остался доволен, но возражать все же не стал. И я устроился в облюбованной комнатке, очень быстро превратив во вполне пригодную для жилья.

Через пару дней после Совета, я ехал с отцом и Ретчем на северо-запад. Кто знает, зачем затеял Бэйзел эту прогулку? С северо-запада шла гроза. Грохот грома волнами катился по черному небу, едва поспевая за всполохами молний. Ветер резкими порывами в своем неистовстве пригибал траву и сметал дождевые струи, заставляя их нестись вдоль земли, прежде чем они обрушивались на нее водяными стрелами. А мы мчались навстречу грозе. И она нещадно хлестала дождем по лицу, заливала глаза, пыталась сорвать одежду, словно ждала, что кто-то из нас отвернется от нее, не выдержав хмурый, наполненный мглой взор. Кони храпели, встревожено пряли ушами, вздрагивали и на какой-то миг почти замирали, едва не поднимаясь на дыбы, когда сверху обрушивался гром. Только Шэд, которого мне на объездку временно отдал отец, бесстрашно и уверенно несся вперед. Однако мне было тяжело, я еще ни разу не сидел в седле, а сейчас оно, как и мокрый повод, сделалось предательски скользким. И с каждым скачком черного жеребца мне казалось, что я вот-вот кубарем полечу из седла. Поэтому я сидел, сдавив дрожащими от напряжения коленями бока скакуна и, давно забыв о поводе, вцепившись побелевшими от холода и ветра пальцами в луку. Бэйзел на миг отвернулся от грозы, поглядел на меня. Его усмешка проскользнула по лицу, словно белая молния. Но в тот же миг ветер сыграл с ним плохую шутку и почти выбил из седла. Ретч улыбнулся, а я натянул капюшон почти на самые глаза, хотя он промок до нитки.