– Что случилось?

– Посмотри в верхний иллюминатор.

Рональд протер стекло и прижался к нему носом. По склону горы, поднимая облака мути, катился камень.

– Обычная история, – сказал Якоб.

– Это опасно?

– Не очень. Наружный слой обшивки эластичен. Кроме того, у Берта есть запасной батискаф.

Удалившись, тем не менее, от опасной зоны, «Нерей» продолжил подъем. Багровое свечение превратилось в зарево, видимое даже сквозь свет прожектора. Внизу показался огненный ручей, стекающий по склону. Вода над ним кипела. Мириады пузырей рассеивали электрический свет, поэтому прожектор пришлось выключить.

Через гидрофоны слышались шипение, треск, бульканье, раздавались глухие удары. Языки лавы, соприкасаясь с водой, покрывались прозрачной коркой и продолжали течь уже под твердой поверхностью. Но она часто рвалась, магма вновь прорывалась наружу. Место прорыва при этом расширялось, образуя ответвление. Остывая, потоки превращались в темнеющие на глазах трубы, каменные подушки, капли. В батискафе стало жарко, хотя кондиционер работал на полную мощность.

– Ладно, плывем дальше, – крикнул сквозь шум Рональд.

– А к жерлу подниматься не будем?

– Нет. Полюбовались, и хватит.

– Жаль, – сказал Якоб. – Зрелище любопытное.

– Жаль, – согласился Рональд.

«Нерей» послушно обогнул огненную гору и вернулся к левому борту разлома. На протяжении следующего получаса он шел вдоль однообразной осыпи, скрывающей склон.

– Хочу тебя спросить, Ронни.

– Да?

– Бывает, что ты в своих видениях ошибаешься?

– В последние годы не бывает. Но точность предсказаний различна. К тому же наитие приходит не сразу и не при всякой необходимости. Иной раз неделями мучишься, а уверенности все нет и нет. Тут главная сложность – разродиться.

– Понимаю. Ну а в отношении канала ты насколько уверен? Штука весьма необычная, прямо скажем.

– Не более необычная, чем исчезновение тринадцати миллионов человек.

– Довод сокрушительный. Но других пока не видно.

– Значит, надо найти.

– И все же, какие доказательства мы ищем?

– Убедительные.

– Ронни, хватит увиливать. Говори прямо.

– Хорошо. Убедительным было бы наше исчезновение.

– Что?!

– Исчезновение.

– Никак не привыкну к твоему юмору.

– Я не шучу. Якоб, ты готов исчезнуть?

Ван Вервен сокрушенно вздохнул.

– Ох, уж эти мне горячие финские парни! Кажется, у нас не от вулкана так жарко.

– И чем же плохи финские парни?

– Да ничем. Но чем хуже голландцы?

– Понятия не имею, – усмехнулся Рональд.

– Молод ты еще, полковник.

– Так я и не собираюсь помирать.

– Вот как? А мне показалось, что ты предлагаешь отправиться прямиком на тот свет.

– В общем – да. Но исчезать и помирать – не одно и то же.

– Сложное что-то для профессора. Ты хочешь сказать, мы можем остаться в живых?

– Вполне.

– Честно?

– Честновато.

– Уже лучше. Ладно, где риск, там и надежда.

– Амен, брат-северянин.

По флотской традиции на борту «Вихря» пробили склянки. Началось очередное совещание.

– Главный инженер. Состояние систем штатное. Напряженность защитных полей – тридцать процентов. Активирован второй реактор, остальные работают в холостом режиме.

– Старший офицер. Готовность экипажа – номер два.

– Служба локации. Неидентифицированных объектов в пространстве нет.

– Штаб планетных операций. Граница поисков населения Кампанеллы расширена до семидесяти километров от центра Трои. В работах участвуют пять человек и семь роботов. Район прикрывается дежурным шнелльботом. Второй дискоид работает с «Нереем». Возможно, обнаружена рыба неземного происхождения. Началось погружение батискафа во впадину Дит.

– Что на Эстабрионе?

– Поиски Нолана и мальчика пока безрезультатны. Сама «Цинхона» на всякий случай переведена на высокую орбиту.

– Аналитический центр. Исчезновение «Гепарда» на Эстабрионе связано с объектом, который с большой вероятностью можно считать макулой. После вспышки она исчезла вместе с дискоидом. Над горизонтом в это время всходил один из спутников. С помощью его приборов удалось оценить мощность взрыва. Энергии выделилось на несколько порядков меньше, чем должно было выделиться в случае полной аннигиляции материи массой в восемьсот шестьдесят тонн. Взрыва бортовых запасов дейтерия тоже не было.

– Так что же это было, Милдред?

– Похищение.

– Так далеко от Кампанеллы?

– Боюсь, что так.

– Не мы ли привели макулу на Эстабрион?

– Исключать ничего нельзя. Но не представляю, как это могло произойти.

– Живы ли Виктор и Артур?

– На этот вопрос может ответить только Рональд. У него более сильный дар, чем у меня, командор. Зря его отправили на Кампанеллу и в первый, и во второй раз. А погружение следовало запретить вовсе.

– Он полковник, Милдред.

– А вы – любимая женщина, Маша.

– Вот что, – решительно вмешался Мбойе. – Давайте закроем эту тему. Рональд не мальчишка, имеет право на взрослые решения. А личные отношения оставим в стороне.

Начальница аналитического центра упрямо тряхнула своими косичками.

– Дело не в личных отношениях. Рональд не просто лучший интравизор экипажа. Он один из сильнейших среди людей вообще. Рискуя собой, он рискует всей экспедицией.

– Он не мог поступить иначе, – сказал Мбойе. – Кроме всего прочего, он еще и офицер корпуса космической пехоты.

– Ох, уж эта мне мужская гордыня! Вот где сидит. Офицеры мы… Прошу немедленно вызвать батискаф. Маша, я требую, чтобы ты приказала им немедленно всплывать, и всплывать в аварийном режиме. Иначе эта история плохо кончится. Хотя и слабый, но я тоже интравизор, понимаешь?

Маша впервые видела Милдред в таком волнении.

– Давай, Александер, вызывай, – вздохнула она.

– Слушаюсь.

Пальцы старшего офицера шевельнулись. На экране появился Бертран Ли.

Выглядел он несчастным.

– Что? – испуганно спросила Маша.

Бертран молчал.

– Все ясно, – жестко сказала Милдред. – Взрослые мальчики доигрались.

Повернувшись носом к склону, «Нерей» продолжал спуск.

Перед глазами проплывали каскады остывшей и окаменевшей лавы. Различались отдельные вертикальные трубы, делавшие стену провала похожей на неф исполинского органа. Свет носового прожектора медленно скользил по черной поверхности этих невероятно вытянутых каменных капель. Якоб качал головой, удивляясь скудности проявлений жизни. Лишь изредка попадались губки, да пару раз мимо иллюминаторов проплыли коматулы – уникальные иглокожие, способные активно перемещаться в водной среде.

– Да, – сказал Ван Вервен. – Сорок лет назад с живностью здесь было побогаче. И виргулярии попадались, и горгонарии.

– Скучно без виргуляриев да горгонариев?

– Разве это жизнь? – улыбнулся океанолог. – Тебе не понять, пехота.

Еще более безотрадный вид открывался под днищем батискафа. Его там и не было, вида. Яркий свет нижних светильников просто тонул в чернильной мгле, уходящей в глубочайшую пропасть планеты. Склон был настолько крут, что только у верхней границы пояса пещер нашлась небольшая площадка для донной сейсмической станции. Такие приборы устанавливались и раньше, но все они почему-то перестали работать.

В плане впадина Дит имела форму неправильного овала, от которого разбегались многочисленные трещины. А на батиметрических картах она напоминает срез серии бобов, вставленных друг друга, поскольку с глубиной ее размеры уменьшались. Желая осмотреть все склоны, Рональд попросил спускаться по спирали, вставляя нос почти в каждую крупную трещину и пещеру. Это отнимало массу времени, и через несколько часов начала сказываться усталость. Якоб был вынужден посадить батискаф на пологом откосе и минут сорок поспать. Заранее предупрежденный об этом «Гепард» не беспокоил.

Рональд же решил использовать представившееся время для интравизии.