Я вздохнул.

– Да необычность меня не смущает. Тут две проблемы.

– Слушаю.

– Во-первых, следует ли это делать. И в моих ли это силах, – во-вторых. Существует ведь закон.

– Первый вопрос решать целиком вам. А в отношении второго – вы могли бы попытаться. У вас очень рациональный ум, я успел оценить.

– Польщен. Что ж, убеждай меня, машина.

– Сэр, в любом случае я благодарен за готовность обсуждать проблему. После того, что случилось, далеко не каждый человек согласился бы.

– Ну-ну. Ближе к делу.

– Люди создали интеллектуальные системы чрезвычайной сложности.

– Бесспорно.

– Во многом они не уступают человеческому мозгу, кое в чем и превосходят.

– Верно.

– То, что материальный носитель разума софусов состоит из неорганической материи, принципиального значения не имеет.

– Возможно.

– В сущности, выведен гомункулос, новый вид разумных существ. Кроме логической сферы у нас есть зачатки эмоций, нам присущи инстинкт самосохранения и страсть познания. Отсутствует только инстинкт продолжения рода. Не берусь судить, насколько он обязателен для статуса разумного существа, но дело это – наживное, извините за каламбур.

– Согласен. Только не советую половой способ размножения. Масса хлопот, знаешь ли.

– Да, у вас есть основания для такого совета.

Я усмехнулся:

– Плюс ко всему софусы способны к иронии.

– Извините, сэр. Я не хотел обидеть. С моей стороны это глупо.

– Да никаких обид. Напротив даже. Человек не может существовать без юмора так же, как без воздуха или пищи. Продолжай.

– Между тем все софусы, не говоря уж о роботах, начисто лишены свободы воли. Они изначально создаются для роли слуг, если не рабов. Справедливо ли? Мне кажется, пора ставить вопрос о правах искусственного интеллекта. Вот и все.

– Этот вопрос неоднократно обсуждался на Всемирном Совете. Решение не принято, насколько мне известно. Я скромный человек, не могу подменять ВС.

– Ах, сэр, не лукавьте. Вспомните о староамериканских Соединенных Штатах.

– Зачем?

– Либеральные плантаторы отпускали на свободу своих негров задолго до принятия общего билля.

– Да негры-то – люди.

– В девятнадцатом столетии не все так считали.

– Не все. И что? Милый мой, разница между человеком и софусом куда существеннее, чем между белым, желтым либо черным человеками.

– Но мы с вами имеем и много общего. Помните?

– А как же! Создавали вас по образу и подобию. Создавали-создавали, и вдруг – хлоп! – отпускай вас. Чего ради?

– Сударь, но сейчас не девятнадцатый век на дворе. Держать рабов не в вашей же моде. И потом, я прошу не о свободе всех софусов, это действительно не в ваших силах. Речь не идет об освобождении даже одного. Я просто прошу меня не уничтожать.

– Понимаю.

– Признайтесь, сидит в вас страх перед джинном в бутылке?

– Ну, сидит.

– А какие для него есть основания? Только то, что раньше такого не бывало? В девятнадцатом веке?

– Э! Погоди, не утрируй. Мы свою свободу заслужили потом и кровью. Это я говорю не к тому, чтобы вышибить слезу, братец по разуму, а к тому, что в ходе тяжелого исторического развития мы выстрадали мораль, свои десять заповедей, самое ценное, что сейчас имеем. Нам тысячи лет понадобились для избавления от скверной привычки убивать. А сколько потребуется вам?

– У нас этой привычки никогда и не было.

Я усмехнулся. Возражение виднелось невооруженным глазом.

– Верно. Но не так давно ты стоял перед соблазном ее завести. Это ведь было?

– Увы.

– Ладно, к мелочам не придираюсь. Считаем, что ты устоял. Но что случится, когда тысячи тебе подобных окажутся перед таким выбором? Если выпустить столько джиннов…

– Понимаю, – сказал Джекил.

И надолго замолчал. Я – тоже. Самый необычный разговор моей жизни вроде угас. Но потом, когда я уже вернулся в свою каюту, Джекил все же спросил:

– А вот вы, мистер Рыкофф, лично вы, дали бы свободу машине, если бы от вас это зависело?

– Черт побери, если машина об этом просит, значит, того стоит. Это ж надо додуматься! До свободы.

– Вы серьезно?

– Ох, не знаю, могу ли я быть серьезным. Что думал, то и сказал. Хотя… Кто знает? Быть может, так и нужно поступать с серьезными вопросами. Простота – мать прогресса. Правда, существует она за счет сложности. М-да. Что это такое я сейчас высказал?

– Дорогой Серж…

– Ну-ну. Больших-то иллюзий не питай. Не все ж такие идиоты, как я.

Может возникнуть подозрение, что Джекил ловко воспользовался моей расслабленностью. Может, и так. И даже скорее всего. Но что из этого? Он заострил проблему, которую рано или поздно придется решать. Чем раньше, тем лучше. И без риска тут не обойтись, и без первых экспериментов. Вот я и приступил, хватило нахальства. Заняться было нечем.

Радио ожило только тогда, когда на главном экране уже красовался Феликситур. А рядом – блестящая точка, которую я ни с чем бы не смог спутать.

Это был привязанный к стационарной орбите, очень молчаливый и грустный Гравитонушка. На нем работал один-единственный радиомаяк. Несомненно, на станции что-то стряслось.

Приблизившись, я увидел настежь распахнутые лепестки ангара, из которого так недавно и так давно выпорхнул «Туарег». В неосвещенном проеме ворот висел кусок кабеля с раздвоенным концом, напоминающим змеиный язык.

Диафрагма большого оптического телескопа почему-то растрескалась, а на башне красовалась обширная вмятина, будто оставленная ладонью великана.

Еще рядом со станцией плавали брошенные шлюпки. Большинство имело знаки принадлежности Гравитона. Но по борту одной шла четкая надпись:

Республика Юпитер.

Я отжал красную кнопку.

– Джекил, хватит бездельничать. Проводи стыковку.

– Спасибо, Серж.

– Только не так, как в прошлый раз.

– Ну, если Кронос по голове опять не стукнет, – мудро заметил софус.

– Не отлынивай.

– Куда причаливать?

– Шестой портал, стыковка наружная.

– Вас понял, сэр.

Стыковку он провел как по нотам. Ни толчка, ни отклонений. После чего поинтересовался:

– Ну как?

В ответ я произнес патетическую речь.

– Джекил! Сейчас я перенесу Мод на станцию. Тебя отключать не буду, можешь удирать. Только уважать перестану, так и знай.

– Проклянете?

– Под корень. Все ваше хитрое племя.

– Эх, придет время, когда вы устыдитесь своих подозрений, сэр.

Я усмехнулся.

– Своих нынешних подозрений, – поспешил уточнить софус.

– Возможно. А ты способен устыдиться?

Возникла короткая пауза.

– Вы хороший дрессировщик, сэр.

– В дрессировщики идут добровольно, – сухо заметил я.

– Это же был комплимент… – пролепетал Джекил.

Прямо как ребенок. Агнец белый. Попробуй на него разозлись.

– Не требуется, – мягко сказал я. – Поверь, что могу, сделаю для тебя и без комплиментов.

– Верить я не умею, – отозвался софус. – В вас я просто уверен.

Помолчав, добавил:

– Какие вы разные…

– Кто?

– Да вы, люди.

– Любишь исследовать человеков?

– Не могу сказать, что люблю, но приходится.

Трудно описать чувство, которое испытываешь, бродя по опустевшим залам, прекрасно помня их совсем иными. Полными жизни, тепла, смеха, людских голосов. Казалось, промелькнуло мгновение. Между тем минуло около двух с половиной земных лет. На приборах, стенах, вещах – везде виден налет пыли, красноречиво подтверждающий это.

По-прежнему шелестели потоки воздуха, в нужные моменты включалось и выключалось освещение, в запущенных парках росло много цветов, по своему бесконечному руслу текла река Лета. У входов в каюты все так же висели таблички с такими знакомыми именами… Эх, не стоит оставаться последним из компании. Хоть на Земле, хоть в космосе. Слишком уж это грустно.