– То есть?

– Разве ты не разговаривал с Зарой?

– Зара предпочитает говорить со мной на другие темы. Постоянно нарушает права человека. Для нее я медицинское средство, вроде пиявок, и бесхозный биологический объект в одном лице.

Мод улыбнулась.

– Почему ты так считаешь?

– Иного не подумаешь, общаясь с этим заботливым диктатором. И как ее Абдид выносит?

– Зара прекрасный человек, – строго сказала Мод.

– Прелесть. Скорей бы повзрослела.

– Тогда ты не сможешь говорить, что она прелесть. Но шутки шутками, а в своей области Зара очень серьезный ученый.

– Надо же.

– Не знал?

– Нет. И что она изучает?

– Как раз инсайты. Точнее, влияние Кроноса на человеческую психику.

– Расскажи.

– Ты желаешь этого?

Я смутился.

– Увы. Пока лишь этого.

– Хорошо. Будь по-твоему.

И Мод прочла мне лекцию в постели, щедро открыв один из своих талантов. Сделала она это весьма качественно, как и все, за что бралась.

В четверть часа я узнал о мозге больше, чем за предыдущие четверть века. И что такое лимбическая система, и про внутренние наркотики нервной системы, ответственные за формирование зрительных образов, а также то, как астроциты помогают гигантским клеткам Беца. Оказалось, что разум – это не столько явление, сколько процесс, для которого остановка равносильна гибели.

Увлекшись, Мод подошла к брусьям, набросила на плечи мою рубашку, укрывшую ее до колен, и принялась расхаживать лекторским шагом вдоль кровати.

– …сначала думали, что серотонин всего лишь понижает половую потенцию…

Тут я встрепенулся.

– Спокойно, спокойно, – сказала Мод. – Тебе это не грозит.

– Серотонин, потенция… Прости, а причем тут Кронос?

– Резонный вопрос, студент Рыкофф. Кронос притом, что посылает гравитационные волны. Надеюсь, вы об этом слышали.

– Чуть-чуть.

Мод приподняла угол одеяла. Я стыдливо перевернулся на живот.

– Скромность украшает человека, – кивнула Мод.

– Эй, я хочу знаний! Внезапно.

– Будут тебе и знания. Так вот, гравитационные волны чуть-чуть неодновременно колеблют молекулы нервных клеток, вызывая короткие растяжения сигма- и пи-связей между атомами. Примерно так, как это происходит в антенных полях, которые выпускает наш Гравитон. Возникающие деформации приводят к изменениям биологической активности белков и нуклеиновых кислот. Лимитирующие ферменты…

– Стоп, погоди. Но антенное поле в миллионы раз больше самой крупной молекулы человеческого тела. Следовательно, у молекул в миллионы раз меньше времени, чтобы «почувствовать» гравитационную волну.

– Даже в миллиарды.

– И этого времени хватает?

Мод улыбнулась.

– Быстро соображаете, студент. Я всегда считала, что мужчина создан главным образом для головы.

– Спасибо. Но каков ответ?

– Ответ будет таков. Времени хватает.

– Каких-то мигов? Удивительно.

– Не очень. Знаешь, какова производительность среднего по мощности фермента?

Я пожал плечами.

– Какова?

– Несколько миллиардов каталитических актов в секунду.

– Ого! Каких актов?

– Каталитических, успокойся. Иначе говоря, довольно заурядный фермент нашего тела способен за секунду превратить миллиарды одних молекул в миллиарды других. Поэтому даже миллиардная доля секунды может привести к изменению соотношения молекул в клетке. Особенно, если гравиационные волны следуют одна за другой, что и происходит в окрестностях Кроноса. Теперь представь, к чему приведет изменение концентрации молекул-регуляторов, молекул-командиров. Например, усиливающих синтез эндорфинов. Понимаешь?

– Приблизительно. Кто такие эндорфины?

– Те самые внутренние наркотики нервной системы. Я о них уже говорила.

– Да-да, вспомнил.

– Так вот. Зара считает, что, модулируя силу и частоту гравитационного воздействия, можно в определенной мере управлять образным мышлением человека.

– То есть вызывать галлюцинации?

– Нечто вроде.

– Значит, Кронос нами манипулирует?

– Не исключено.

– А почему он это делает, когда мы спим?

– Ну, это просто. Когда мы спим, сознательная деятельность мозга отключается.

– Ясно. Меньше помех?

– Да.

– Что ж, гипотеза, как говорится, имеет право на жизнь. А что по этому поводу думает Круклис?

– Он не сомневается в том, что Кронос является инструментом разума.

– Ах, в чем только не проявляется разум!

Мою иронию Мод оставила без внимания.

– Если это правда, то мы наткнулись на проявления очень древнего разума, Сережа. Столь древнего, что даже дух захватывает. Знаешь, как на самом деле называются коллапсары?

– Что значит – на самом деле?

– Ну, как их именуют те, кто старше нас?

– Позволь, позволь. Ты в них веришь?

– Я с ними общалась.

– Надеюсь, в инсайтах?

– Да, конечно.

Я сел.

– Воистину не убежать от идолов! И как они выглядят?

– Выглядят?

– Ну, какой облик принимают в видимом спектре?

– Да так, сгустки какие-то. В четырехмерном пространстве, конечно. Сам узнаешь.

– Черные?

– Всякие. Могут иметь любой цвет, чаще просто сияют. Я видела запись из твоего скафандра, Сережа. То, что ты наблюдал на Феликситуре, мало подходит для роли материального носителя разума. Скорее всего, это был своеобразный зонд.

– Зонд?

– Да. Инструмент тех, кто старше нас, как мне кажется.

– Понятно. И как же называют коллапсары те, кто старше нас?

– Компакт-элементами низшего порядка. Примерно так это звучит по-человечьи.

– Малюсенькие такие элементики?

Мод мимолетно улыбнулась.

– Да. Они являются частями более сложной системы. Парамон полагает… Эй, обучаемый! Что за гримасы?

Я постарался совладать с лицом. Кажется, не успел.

– У кого?

Мод заглянула под кровать.

– Да кроме тебя здесь никого нет.

– Надеюсь.

– Неужели ревнуешь?

– И как ты могла подумать, – возмутился я.

Она посмотрела на меня с насмешкой.

– Уверен?

– Не очень.

– Сильно ревнуешь?

Я вздохнул.

– Очень.

– Да что ты во мне нашел?

Я сбросил с нее рубашку и включил бра. Мод машинально прикрылась ладошками, но тоже не успела. Впрочем, я и раньше успел оценить то, что она закрывала.

– М-да. Выходи за меня замуж.

Она отпрянула.

– Нет, ты нуждаешься в уходе.

– Ага. Хочу бананов.

– В бананах много серотонина.

– Не страшно, меня не убудет. Можешь спросить у Зары.

Мод улыбнулась.

– Это лишнее. Вполне достаточно собственных наблюдений.

– И как?

– Товар качественный, – сдерживая смех, сказала она.

– Вот видишь! Все без обмана. Ну, выходи за меня.

– Сию минуту?

– До завтрака потерплю.

Она ударила меня подушкой.

– Немедленно говори, что во мне углядел!

– Глаза. Ничего нового, любимая.

– Эй, осторожнее с острыми словами.

Глаза у нее блеснули, и она отвернулась.

– Нет, честно, – сказал я. – Страсть хочу жениться.

Спина Мод напряглась.

– Зачем я тебе?

Три упорных вопроса подряд. Что это значило? Слишком много для кокетства, которого у нее так мало.

Зачем мужчине женщина… Вот спросила! А еще умная. Что тут скажешь?

А сказать надо. Сейчас или никогда. Второго предложения делать не буду, поскольку одного достаточно. Для мыслящих существ мы и без того сексуальны чрезвычайно, прямо странное дело. Побольше бы целомудрия, побольше. Чтобы без неловкости глядеть в глаза тем, кто старше нас.

Иначе что получается?

Мужчина действительно создан для головы, а подчиняется совсем другому органу. Тому, через который женщина им управляет. Но если уж замуж невтерпеж – то лучше сразу и целиком.

– Зачем я тебе?

– Не знаю, – забормотал я. – Так, на всякий случай.

– Что? На какой такой случай?

– Ну… По дому что-нибудь сделаешь.

– Вот наказанье, – сказала Мод. – Нет, каков нахал! Горничная ему нужна, видите ли.