– Не слишком светлых?

– О, разумеется.

– А как это может повлиять на планы графа Бельтрамоно? Мы-то ведь прекрасно знаем, что десант высаживали, а вот эпикифора не захватывали и никаких двойников не оставляли.

– Мы – да, мы знаем, – согласился майор. – А вот граф – нет. Между тем, с большой долей вероятности можно предполагать, что в Ситэ-Ройяль он ездил для секретных переговоров с люминесценцием. Просить же мог только одного – военной поддержки против своего законного короля. Очень похоже на государственную измену, не так ли?

– Настолько, что невозможно отличить, – усмехнулся дон Алонсо.

– Так-так, – сказала Камея. – И теперь граф думает, что эпикифор – в наших руках?

– Он не может исключить такой возможности.

– Послушайте, – сказала Камея, – а ведь ему не позавидуешь.

Герцог улыбнулся.

– Что поделаешь! Государственная измена – это очень некрасиво, ваше высочество. Чем бы она ни оправдывалась.

Камея ненадолго задумалась.

– Дон Алонсо! А мы ведь точно не знаем, справедливы ли наши подозрения.

– Не знаем. Вот пусть сам Бельтрамоно и даст ответ. Если он согласится на переговоры, то очень усилит эти подозрения.

– Допустим. Только эпикифора у нас нет. И вообще, а красиво ли будет…

– Заниматься шантажом? Ничуть. Однако этим мы попытаемся сохранить мир в целой стране и, быть может, спасем множество жизней. Разве это недостаточная цена? Представьте на минуту: мы признаемся, что никакого эпикифора не изловили. А Бельтрамоно спокойно двинет свои отряды на Карлеиз и поднимет бунт в самом дворце. Может такое случиться?

– Да, – грустно согласилась Камея.

– Увы, перед нами тяжелый выбор, ваше высочество. Либо честно поставить под угрозу жизнь тысяч людей, либо эту угрозу отвести. Ценой некоторой неправды. Типичная ложь во спасение… И даже не ложь, а умолчание. Нам ведь не потребуется доказывать, что де Умбрин спрятан где-то в трюме «Денхорна». Мы просто не должны отвечать на вопрос так ли это. Не будем забывать, что сохранение мира в Альбанисе соответствует еще и государственным интересам Поммерна. Как только к власти придет партия Бельтрамоно, нашим кораблям тут же предложат покинуть Кингстаун.

– Хорошо, если этим все и ограничится, – сказал фон Бистриц. – Нас могут попытаться и не выпустить из проливов. Точно так же, как часом раньше пытались удержать принцессу во дворце.

– Так вы поддерживаете дона Алонсо, герр майор?

– Нет.

– Нет? И почему?

– Граф Бельтрамоно – человек гордый и далеко не робкого десятка. Даже косвенное давление на него может привести к противоположному результату.

– Отчего же столь гордый человек отправился на поклон к эпикифору? – спросил несколько уязвленный герцог.

– Поддался эмоциям, совершил ошибку. С кем не бывает? Кстати, если он отправился за помощью, значит, не так уж уверен в своих собственных силах.

– Резонно, – кивнул герцог. – Следовательно, вы за то, чтобы сказать ему правду?

– При первой же возможности. Обязательно наедине и с максимальным тактом. Будет лучше, если за это возьмется ее высочество.

– Почему? – удивилась Камея.

– Принцесса, на вас невозможно обижаться. Простите за откровенность.

Дон Алонсо скупо улыбнулся.

– Это так. А вы уверены, что Бельтрамоно в полной мере оценит жест?

– Не уверен. Инерция заговора очень велика. Но если слухи о пленном эпикифоре приведут графа на борт «Поларштерна», это и будет максимум того, что можно из них извлечь, не рискуя всем делом. Дальше нужны другие доводы.

– Другие доводы? Какие же?

Майор вынул из кармана вчетверо сложенный лист.

– Вот здесь мои предложения.

Де Сентубал пробежал глазами бумагу и нервно забарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

– Сдаюсь, – наконец сообщил он. – Это может сработать. Впрочем, что я говорю? Это должно сработать!

Потом герцог встал и протянул руку.

– Благодарю. Вы меня кое-чему научили, барон.

Такое признание из уст дона Алонсо Камея услышала впервые в жизни. Сгорая от любопытства, она несмело спросила:

– А мне можно поучиться? Вы же знаете, с дипломатией у меня проблемы…

Сои проблемы имелись и у шаутбенахта Сванта. Едва «Поларштерн» успел отойти от причала, как стих ветер. Какое-то расстояние судно прошло по инерции, а потом замерло. Пришлось бросать якорь в каких-то двухстах саженях от берега.

Место стоянки получилось крайне неудачным. Курфюрстен-яхт оказался в пределах досягаемости всей имевшейся в округе артиллерии. Его можно было обстреливать из Карлеиза, Кингстауна, обеих башен Белой Руки и с военных кораблей, находившихся в бухте.

Что касалось последних, Свант был уверен лишь в лояльности капитана «Бронлоу», с которым успел завести самые приятельские отношения. Между тем, в гавани находились еще пара фрегатов и гигант «Соврин оф Сиз», командиры которых, вероятно, и сами еще не знали, чью сторону примут. Зато не вызывало сомнений, на чьей стороне окажется имперский фрегат «Тромпаск». Покаянец всего несколькими часами раньше вернулся со стороны моря и наверняка имел инструкции от аншеф-адмирала Василиу. Между тем, все боевые корабли Поммерна находились у Карантинного острова, в семи морских милях от бухты Кингсбэй. Единственным плюсом позиции являлось то, что «Поларштерн» до поры укрывала плотная тень Карлеиза. Но и это преимущество являлось временным. Олна все выше поднималась над хребтом, поэтому полоса темноты смещалась.

Свант составил подробный рапорт для адмирала и отослал его с баркасом. Потом вызвал своего старшего офицера Геффке, распорядился задраить все иллюминаторы пассажирской палубы, погасить навигационные огни, портов не открывать, но пушки зарядить, а морским пехотинцам выдать личное оружие. У дверей своей каюты, в которую переехала Камея, Свант поставил охрану. Еще двух матросов отправил в помощь альбанским гвардейцам, охранявшим покои королевы. После этого шаутбенахт раскурил трубку и поднял бинокль, рассматривая альбанскую столицу.

Кингстаун погрузился в угрюмую ночную тьму. Лишь кое-где горели редкие фонари. Но город не спал. По его улицам разъезжали кареты, сновали верховые, а в нескольких местах находились большие скопления вооруженных людей.

Севернее столицы, примерно в полумиле от городской стены, белели палатки военного лагеря. Там тоже не спали, были заметны перемещения многочисленных факелов. По-видимому, сторонники оппозиции полностью контролировали и Кингстаун, и его ближайшие окрестности.

Еще мрачнее выглядел Карлеиз. В замке вообще не горело ни единого огонька. По крайней мере, в окнах, обращенных к бухте и городу. Можно было бы подумать, что твердыня покинута, если б не редкие силуэты часовых, хорошо заметные на фоне звездного неба.

А ночь была хороша. Звезды отражались в спокойной воде. Над бухтой, изредка попискивая, носились летучие мыши. В прохладном безветренном воздухе далеко разносились случайные звуки – лай собак, стук колес и подков по мостовым, позвякивание железа на стенах замка. Пахло дымком от костров, на которых еще совсем недавно дворники жгли опавшую листву. С пологих склонов окрестных гор мирно светились огни ферм и пригородных усадеб.

– Как все это, оказывается, хрупко. Вся эта мирная картина, – сказала Камея Изольде. – Как странно…

Обе стояли на капитанском балконе «Поларштерна».

– И как странно, что все это сохранить можешь только ты, – заметила Изольда.

– Почему я? Все мы. Я, что ли, выиграла сражение в бухте Монсазо? А пулю кто из плеча у Иржи вынул?

Изольда покачала головой.

– Конечно, все стараются. В меру сил и возможностей. Но наступил момент… Я думаю, что главное будет зависеть не от адмирала, не от моего отца или герцога, а только от тебя, милая наша Скамейка. Так что… держитесь, ваше высочество.

– О господи! Да почему же не от адмирала, не от твоего отца или от дона Алонсо?

– Ты принцесса.