Белые фонтаны взрывались на сером стекле бухты, словно не сверху в нее падали невидимые глазу снаряды, а, наоборот, вырывались со дна какие-то неведомые, внезапно разбуженные грозные силы. В бухте будто и впрямь стеклянное крошево – белоснежное. Ближе – уже с коричневатым отливом, залпы скоро добрались до каменистого мелководья и взрыли дно. И вот уже в глазах мальчишек отразились первые, неправильные какие-то среди бела дня фейерверки, и первые клубы дыма потревоженным змеиным клубком стали расползаться между черепичными крышами базарных складов-магазинов на той стороне.

Гулким кузнечным боем и частыми отсверками ожил справа Константиновский равелин. Плоскую его крышу затянуло серым пороховым туманом.

«Показалось или нет?..» – до рези в глазах прищурился Васька…

Но в створе крепости, в сизой дымке над морем, показался темный силуэт большого корабля, вовсю коптившего утро угольным дымом.

Наши-то вот они – железные громады на внутреннем рейде, уже полошатся сигнальными горнами и трелями боцманских свистков. Там, на палубах, до кишок пронзительных, а тут еле слышных. Да и дым у наших только начинает тесниться в трубы по команде: «Развести пары!» А этот явно пришелец…

Южная бухта

Сбросив шляпку на плечи, она глядела и не верила тому, что видит…

Казалось, война – это где-то там, не здесь. Здесь война была только в клубах табачного дыма ресторана Морского собрания, в золоте эполет, в черных буквах газетных заголовков – дома, на софе солнечной уютной веранды…

Но нет же! Совсем неподалеку вздыбливались бурые вихри дыма, что-то страшное лопалось так, что вздрагивало все внутри, и разлетались – словно их невидимый великан разбрасывал – целые стены, оседая красным кирпичным шквалом, взмывали в небо целые бревна и цистерны, телеги и… – не хотелось верить, – но, словно крохотные куколки, сыпались с пристани Корабельной человеческие фигурки.

Отозвались береговые батареи, усугубляя своим рыком всеобщий апокалипсис.

Подломившись на сваях, косо обрушился на воду и тот причал, на который бы их катерок прибыл самое большее через две-три минуты.

«Господи!.. – задохнулась Варя. – Еще б чуть-чуть, и я тоже была бы там?!

…Там, среди этих фигурок, катящихся в отхлынувшую воду по доскам причала.

Я бы уворачивалась от обломков и убегала бы от колес разнесенного вдребезги экипажа, а они б догоняли меня, как огненные колеса в видении Даниила.

Я бы пряталась от невидимой, но вездесущей смерти, визжащей и скрежещущей своей страшной косой…»

Последнее она, конечно, не могла так выразить словами, не до того было. Но понимала отчетливо, что немного еще, чуть-чуть, поторопись их гартмановский перевозчик, и…

Грохот нагнавшей ее огненной колесницы и ледяной жар смерти Варвара услышала и почувствовала одновременно.

Счастье, что длился этот удушливый ужас недолго, какие-то мгновения, в которые она успела увидеть только хрустальный свод над собой и даже не успела понять, что это вздыбленная стена воды…

Обрушившись на палубу, водяная стена разбежалась потоками чуть не по колено, врываясь в открытые двери надстройки, проваливаясь в распахнутые люки и выискивая самые укромные технические поры на теле корабля, чтобы проникнуть внутрь.

Гильза 75-мм снаряда звякнула об железо артиллерийской площадки и, крутясь и ныряя, словно на речном перекате, унеслась к фальшборту кормы.

На уровне моря. Атака дозорного дивизиона

Командовать особо нечего было – словно сам по себе ствол орудия, отскочив в люльке, тут же возвращался уже со следующим снарядом в замке. Матросы работали как заведенные, и даже то, что подносчик то и дело оскальзывался подошвой ботинка на багровом густом масле, никого не отвлекало, не вызывало замешательства, хоть в первую секунду Вадим и сам…

Он до сих пор смущался этой секундной оторопи, охватившей его, когда только что отошедший комендор-стрелок – неторопкий и основательный сибиряк из инородцев Терентий – вдруг будто споткнулся, схватившись за броневой борт артиллерийской площадки и, проследив его удивленный взгляд под ноги…

Это было так ненормально и противоестественно, что Вадим поймал себя не на отвращении даже, а на отстраненном каком-то любопытстве. Точно в анатомическом театре, где отец однажды пытался ему, старшему гимназисту, внушить интерес к практической антропометрии…

Нога Терентия в юфтевом сапоге, обычно спрятанном под штаниной, лежала теперь впереди от него самого, будто умудрилась обогнать хозяина. Из косого, но мясницки-ровного среза живо пульсировала кровь, и в нем виднелась розоватая кость с белой мякотью…

Вот от этого-то немого созерцания и оторвал его квартирмейстер Масалов, гаркнув чуть не на ухо: «Санитара!» – должно быть, опыт подсказал ветерану японской кампании, что этакое разглядывание для молодого необстрелянного офицера бог весть чем закончиться может – может ступором, а может и хуже, истерикой.

– Санитара! – послушным эхом повторил тогда лейтенант Иванов во всю глотку и наконец поднял взгляд на Терентия.

Тот, точно истукан со своей далекой алтайской родины, и сам смотрел на конечность свою с буддистской безучастностью, безразлично. Только вот губы побелели свечным воском, что бросалось на смуглом лице разительно. Так он и провел равнодушным взглядом свою ногу, соскользнувшую с артиллерийской площадки с буруном вскипевшей воды, Бог весть когда все тот же квартирмейстер 1-й статьи успел развернуть рукав брандспойта.

Повернув рычаг крана, Масалов выжидающе посмотрел на офицера.

– К орудию! – прочистив горло, хрипнул Вадим и, чтоб не сталкиваться взглядом с глазами матросов расчета, по крайней мере пока не исчезнет это ощущение внутренней пустоты, поднял с груди бинокль…

Морская хроника

Появившись на рассвете перед Севастополем со стороны Лукулла, «Гебен», маневрируя некоторое время на разомкнутом крепостном минном заграждении, в течение 15–18 мин. с дистанции 60 кабельтовых обстреливал порт и стоявшие на внешнем рейде корабли Черноморского флота, выпустив за это время 47 280-мм и 12 152-мм снарядов. По «Гебену» стреляла севастопольская крепостная артиллерия, в результате чего он получил три попадания крупными снарядами.

Дозорный дивизион миноносцев («Лейтенант Пущин», «Живучий» и «Жаркий»), командующий – начальник дивизиона капитан 1-го ранга князь Трубецкой – пошел в атаку на «Гебен», но последний, прекратив обстрел Севастополя, с расстояния 70 каб. открыл артиллерийский огонь по головному миноносцу «Лейтенант Пущин» и расстроил атаку, нанеся миноносцу значительные повреждения.

Итог

31 октября 1914 г. Россия объявила войну Турции.

5 ноября – Англия.

12 ноября 1914 г. Турция заявила, что находится в состоянии войны со всеми странами Антанты.

В Германии позже замечали, что благодаря вступлению в войну Турции неблагоприятный (для немцев) исход войны был отодвинут на два года.

Вполне вероятно, что большого преувеличения здесь нет. Свыше 90 % товарообмена, а значит, в перспективе и взаимных военных поставок России со странами Антанты проходили через черноморские порты и были оборваны в одночасье…

Взгляд сверху

Тупоносая громада крейсера казалась стронувшимся с места странным железным городом – столько народу суетилось на просторной площади его палубы, на балконах его приплюснутых башен, на стальных террасах надстроек.

Две трубы восполняли кажущийся недостаток количества (миноносцы подле и те коптили, что иной твой завод, в три-четыре трубы) несоразмерной громадностью. Точно свое собственное черно-бурое небо тащил за собой этот дьявольский город, поддерживая изобилие туч двумя адскими казанами, куда большими орудийных башен, тонущих в пороховом дыму.