Вокруг висела пьянящая тишина, дополняемая приятным стрёкотом, пением птиц и доносившимися издалека звуками редких ночных машин. Небо было абсолютно чёрное, окутанное, словно покрывалом, тёмно-серыми облаками, которые в совокупности с немного душным воздухом, возвещали о возможной ночной грозе. Немногочисленная россыпь звёзд проглядывала сквозь них, а запах приближающегося дождя, вперемешку с запахом свежескошенной пару часов назад моим стариком соседом травы, приятным обонянию ароматом дополняли воцарившуюся идиллию. Но более всего меня радовало то, что Шерон была здесь. Рядом со мной. Даже если бы на улице был мерзкий холод с пронизывающим ветром, да ещё и в совокупности со слякотью, то я всё равно был бы счастлив, готов был поклясться себе в этом. Мы медленно потягивали вино прямо из горлышка бутыли, передавая её друг другу, и обсуждали, наверное, все-все темы, которые возможно и невозможно было придумать.

– Слушай, а как тебе вообще Зоя? – сделав очередной глоток и хитро покосившись на меня, неожиданно спросила Шерон.

В ответ я удивленно посмотрел на неё, затем перевёл взгляд на небо, делая вид, что увлечён чёрным небосводом, и лишь едва заметно пожал плечами.

– Ну, Зоя, которая в твоём отделе ещё работает. Ваши места через пару столов, – не унималась моя подруга.

– А что Зоя? – перехватив бутылку, я сделал большой глоток. Даже чуть больший, чем следовало, из-за чего был совсем близок к тому, чтобы подавиться.

– Да ладно тебе, только совсем слепой не увидит, как она неравнодушна к тебе. Ходит всегда вокруг тебя, всегда пытается заговорить с тобой при встрече. Да, пусть неуклюже, но дай ей шанс, хоть попробуй продолжить диалог. А то ты как ответишь ей что-нибудь настолько односложное, что диалог сразу же переходит в разряд похороненных заживо.

Я усмехнулся:

– Ты её-то видела? Фигурка ещё ничего, возможно, но эти кроличьи зубы и вздёрнутый носик. А ещё эта неловкая стрекотня без умолка будет похлеще твоих заковыристых вопросиков. Я ж с ума сойду, ей богу.

– Э-э-эй, – она, играючи, слегка ударила меня по плечу, – ты обидел сразу двух девушек. Это вообще-то непростительно.

Я вновь растерянно улыбнулся и сделал ещё глоток. Чувствовалось, как усталость и алкоголь уже слегка замутнили моё сознание. Окружающие вещи принялись слегка покачиваться, а Шерон, на которой я пытался сосредоточить взгляд, приобрела расплывчатые контуры, который были словно готовы разъединиться в две Шерон. М-да, я вновь убедился, что всё-таки совершенно не умею пить.

– Но она же милая. И достаточно-таки симпатичная, правда, – после недолгой паузы продолжила она. – К тому же, тебе надо найти кого-нибудь. Не можешь ты оставаться одиноким ворчуном до самой старости.

В этот момент я почувствовал, как что-то начало вскипать во мне – сначала где-то глубоко внутри меня, затем волной захватывая весь мой разум. Всё моё тело. Гнев, ярость, недовольство, обида. И вместе с тем что-то совершенно иное, но, тем не менее, ещё более жгучее. Прожигающее сердце насквозь, стискивающее его с неизмеримой силой и разрывающее в клочья одновременно. Неужели это… нет. Я не мог в этом поверить, это не могло быть правдой. Я отказываюсь верить… Пытался запереть это чувство обратно, но это было уже невозможно. Слова сами начали слетать у меня с языка, а сознанию оставалось лишь пугаться каждого произносимого мною же звука.

– Помнишь вечер того дня, когда мы закончили школу? Мы лежали в самом центре твоей любимой полянки, на том плоском камне в её центре и, вглядываясь в синеву неба, мечтали о нашем будущем? Что будем делать дальше, кем мы станем? – мой язык слегка заплетался, Шерон удивленно смотрела на меня, приподняв изогнутую бровь. Она явно не понимала, к чему я клоню, но я уже распалился и говорил безостановочно, глубоко и быстро вдыхая, не давая ей вставить ни слога, ни буквы. – Тот день был прекрасен. Но я, как, впрочем, и всегда, допустил ошибку… Вернее упустил очень важный момент… Вернее сказать, опять не сделал того, что должен был сделать уже давным-давно. Да, давным-давно.

Едва договорив, я в отчаянном порыве наклонился к Шерон, не в силах более отвергать охватившее меня желание поцеловать её. Но как только она поняла, что я хочу сделать, Шерон оттолкнула меня и вскочила, смотря на меня глазами полными растерянности и душевной боли.

– Боже, Дейв… – по её щеке скатились первые слёзы, оставляя за собой блестящие дорожки, – я не думала… Боже. Мне очень жаль. Прости…

После чего она буквально спорхнула по лестнице к выходной двери, и я услышал, как она хлопнула ей, выбегая на улицу. Моё сердце было готово одновременно взорваться и сжималось так сильно, что мне тяжело было вздохнуть. Я не мог пошевелиться. Вялой рукой я взялся за бутылку и осушил её в раз до самого дна, после чего быстрым движением смахнул наворачивающиеся на глаза слёзы. Я потерял её. Моё сознание молниеносно окутывалось дымкой, и я почувствовал, что проваливаюсь куда-то глубоко во мрак.

Будильник истошно разрывался на части. Я с трудом разомкнул глаза. Было такое ощущение, что мои веки весят килограмм по сто. Каждое. Да и казалось, что меня самого придавило к кровати парой тонн. Ещё и голова раскалывалась так, что я был уверен, что ещё немного и я просто-напросто грохнусь в обморок, продолжив тем самым свой тяжёлый сон, полный охватывающих меня боли и мрака. Наконец, невероятным усилием воли я заставил себя нажать на заветную кнопку выключения до сих пор орущего будильника, чуть не своротив его. Четверг, семь часов утра. А значит, скоро Шерон должна заехать за мной.

– Чёрт! – вскрикнул я и моментально вскочил с кровати, но сразу же упал на неё обратно, как подрубленный, схватившись обеими руками за голову. Я вспомнил весь тот бред, что наколобродил прошлым вечером. Всё то, что я сделал, все те прячемые мною столько лет в глубине подсознания мысли и слова, что я в одно мгновение высказал Шерон прошлым вечером.

Тут же ещё одна мысль ударила меня в голову, а затем ещё и ещё. Первая: «Что я делаю в кровати?», вторая: «Как я добрался до неё?» и, чёрт возьми, какого хрена я в одном белье, да ещё и в столь промокшем? Весь в каком-то песке, земле и грязи. Мои руки горели, пальцы и ладони были исцарапаны. Особенно глубокие порезы стали кровоточить, как только я поочерёдно сжал руки в кулаки, превозмогая боль. Несколько ногтей были сломаны. Я ничего не мог понять, не мог сложить воедино разбившийся на осколки в моей памяти пазл произошедших событий. А тем временем новые и новые странности проскальзывали в сознании. Я постарался доподлинно восстановить, что же именно происходило вечера, но понял, что помню хоть что-то только до момента совершения мной невероятной глупости и последующего за этой глупостью закономерного ухода Шерон. А дальше всё как будто просто вырезали, заместив тем самым куски воспоминаний пустыми провалами…

Так я и сидел на краю кровати, схватившись руками за волосы, едва сдерживаясь от того, чтобы не приняться вырывать клочья из своей шевелюры, как вдруг услышал знакомый с самого детства голос:

– Ничего себе, ты всё же сумел проснуться.

– Шерон?..

Я резко открыл глаза и поднял голову. И увидел её… Она стояла в дверном проёме, облокотившись плечом о косяк, и слегка улыбалась, смотря на меня своими изумрудными, будто светящимися жизнью и радостью глазами. Мне сделалось невыносимо больно и стыдно. Я не знал, что делать и что говорить. Как же не хотелось напоминать ей о вчерашнем! Но я не мог не спросить, что же произошло после её ухода и как, почему она вернулась.