К шести часам Фрида Герцог была так обеспокоена, что позвонила и секретаршам в лабораторию, и владельцу магазина одежды. Авторучек им не приносили.

Она ошарашенно смотрела на телефон, затем выбежала на балкон и дрожащими руками нервно ощупала каждый предмет на своем рабочем столе.

- Он взял мою ручку! — завизжала она. Через парадную дверь она торопливо сбежала по ступенькам на улицу. Она не замечала испуганных лиц соседей, которые сплетничали на тротуаре. Она не слышала их приветствий, огибая поворот. Лишь достигнув подножья холма, она остановилась передохнуть. Проклиная себя за то, что не надела более удобную обувь, Фрида Герцог медленно поднималась по широкой грунтовой дороге, которая вела к хижинам.

Она никогда не была в доме Эфраина, но примерно знала, где он находится. Ей приходилось слышать об опасностях этих трущоб, где чужим появляться не следовало. Даже полиция неохотно преследовала преступников, которые скрывались на этих холмах. Но это ее не пугало. Кто захочет причинить вред старой женщине? Она почувствовала себя в полной безопасности, заметив, что не все жилища были лачугами. Некоторые из них были сделаны из цементных блоков, а несколько домов имели даже два этажа.

У нее часто захватывало дух, тогда она останавливалась, успокаивая бешеное биение сердца. Люди оглядывались на нее с любопытством. Босые полуголые дети бросали свои игры и хихикали, когда она проходила мимо. Перед тем, как взобраться на вершину холма, она обернулась и оглядела город внизу. Мягкий бриз овевал ее покрасневшее лицо.

Промытый в сочном рассеянном зареве сумерек, еще дрожащем от послеобеденной жары, город никогда не казался ей более красивым. Преодолев странное и неопределенное предчувствие роковой гибели, она выискивала силуэт нужного дома.

Приветливый голос девочки рассеял ее думы.

- Может быть, вам нужна помощь? — спросила она, рассматривая ее с любопытством. — Вы что-то потеряли?

- Я ищу дом Эфраина Сандоваля, — отозвалась Фрида Герцог. Поглощенная поисками дома, она и не заметила, что уже наступает ночь. — Тыне можешь мне показать, где живет Эфраин? — Она несколько раз повторила вопрос, но девочка, наверное, не понимала слов, которые говорила Фрида Герцог.

- Ты зашла слишком далеко, — сообщил ей вежливо старик, сидевший на корточках поблизости. Слабый свет между криво сбитых досок едва освещал его. — Спустись немного и сверни налево по тропинке. Там будет желтый дом. Тыне промахнешься. Он выглядит как канарейка.

С тревогой он следил за ее нетвердыми шагами, когда она начала спускаться с холма.

- Шла бы ты лучше домой, — крикнул он ей вслед. — Здесь полно пьяниц в это время, а они всегда готовы к ссоре.

Но Фрида Герцог не услышала его предостережения. Оно утонуло в оглушительной брани мужчины и топоте торопливых шагов. Прежде чем она успела обернуться и посмотреть, что же случилось, ей нанесли резкий удар. Земля дрогнула у нее под ногами, и она полетела через перила низкой ограды. На мгновение она в ужасе увидела, как острые камни внизу рванулись ей навстречу. Потом были голоса, то громкие, то тихие, а после остались лишь тишина и мрак.

Вздрогнув, Эфраин проснулся. Ему приснился жуткий сон. Как и много раз прежде в своих снах, он гулял с Гансом Герцогом. Друг торопил его взять дела в свои руки и жениться на Антонии. Вместе они смогут объехать весь мир. Эфраин засмеялся и попросил друга рассказать одну из своих историй об иноземных странах. Ганс Герцог отказывался, говоря, что настанет день, когда Эфраин сам сможет увидеть эти страны.

И хотя живость его снов о Гансе Герцоге стала привычной, одна деталь заставляла задуматься — это было затяжное чувство реальности, которое Эфраин не мог развеять. Он уже отказывался признавать, что его друг и хозяин умер. В конце концов, он же виделся и говорил с ним каждую ночь в своих снах.

Эфраин зажег керосиновую лампу на столе у кровати и открыл бутылку пива, стоявшую на столе. Он перелил пиво в высокий бокал и, прежде чем сделать глоток, сдул пену с ободка. Он не обращал внимания на то, что пиво было теплым.

- Взять дела в свои руки! — повторил он, вынимая позолоченную ручку из своего ранца. Тихо смеясь от удовольствия, он отвинтил колпачок и прочертил несколько линий на своей руке.

Неделю назад он решил взять дела в свои руки и договорился с гравировщиком из ювелирного магазина, чтобы тот сделал ему точную копию печати, но с его именем. Эфраин не сомневался, что к нему пришла удача. Как еще он мог объяснить это пугающее совпадение: в тот день, когда он получил печать со своим именем и адресом, Фрида Герцог ошиблась, положив свою позолоченную ручку в его ранец.

Он налил остатки пива в свой бокал и выпил до дна маленькими глоточками. Возможно, какая-то бессознательная часть Фриды Герцог перешла к нему вместе с этой авторучкой, ему хотелось верить в это.

Настойчивый стук в дверь перебил его мысли.

- Эфраин! — прокричал кто-то. — Старуху-иностранку, которая искала тебя, столкнул вниз какой-то пьяница.

- Фриду Герцог! — Схватив ранец со стола, он побежал туда, где уже собралась толпа.

- Этого не может быть, — повторял он, расталкивая людей в стороны. Она лежала на земле. Он опустился перед ней на колени. Тусклый свет керосиновой лампы бросал на ее лицо желтоватый отблеск. Он хотел что-то сказать, но ни одно слово не вырвалось из его рта. Эфраин смотрел в ее голубые глаза. Без очков — они лежали рядом, раздавленные кем-то, — ее глаза выглядели большими, внимательными, почти детскими. Складки у рта придавали ей строгий вид. Белые зубы были слегка приоткрыты. Ему почудилось, что она хочет что-то сказать.

- Я принес авторучки, — шепнул он, успокаивая ее. Вынув шесть коробочек из ранца, он поднес их к ее лицу поближе. — Я не отдал их сегодня, — врал он, — потому что был занят составлением нескольких заказов. У нас будут четыре новых клиента.

Она нахмурилась еще больше. Ее губы дрогнули, шепча что-то об его увольнении с работы и об Антонии. Ее глаза стали еще больше, зрачки расширились, а затем жизнь ее иссякла.

- Я работал у нее, — сказал Эфраин, ни к кому конкретно не обращаясь. — Жизнь так необычна. Только этим утром она подарила мне эту прекрасную ручку, — рассказывал он, доставая из кармана позолоченную авторучку. Точно и аккуратно он приложил кончик с печатью к своему предплечью. — Эфраин Сандоваль. Канареечная хижина. Курмина, — прочитал он свое имя и адрес громким ясным голосом. — И я могу договориться с любым из вас о продаже такой же прекрасной ручки в кредит.

XX

Было воскресное утро. Я и донья Мерседес сидели на площади и ожидали выхода Канделярии из церкви. Часом раньше у меня была последняя встреча с Эфраином Сандовалем. На соседней скамье сидел прилично одетый, достойный старичок. Он громко читал газету из Каракаса, причем читал таким серьезным голосом и так увлеченно, что даже не замечал улыбок людей вокруг него.

На другой стороне улицы из бара, уже открытого в это время, вышел растрепанный пожилой мужчина. Он надел свою шляпу и, положив бутылку в пластиковый пакет, хрипя и кашляя пошел вниз по улице.

С необъяснимым чувством печали я взглянула на донью Мерседес. Она надела темные очки, и я не могла видеть выражения ее глаз. Она сложила руки на груди, обнимая себя, словно замерзнув на холодном ветру.

Я пыталась рассказать ей, как я понимаю теперь истории, которые успела услышать, а она внимательно слушала.

- Ты показываешь мне различные пути манипуляции той силой, которую Флоринда называла намерением, — сказала я.

- Привести ее в движение, это не то же самое, что манипулировать ею, — поправила она меня, по-прежнему обнимая себя. — Я пытаюсь сделать большее. Как я уже говорила, я подставляю тебя время от времени в тень этих людей так, чтобы ты чувствовала движение колеса случая. Без этого чувства все сделанное тобой окажется ерундой. Ты будешь переходить от человека к человеку, выслушивая их рассказы; на миг ты будешь оказываться в их тени.