- Конечно, это была маска, исполнившая желание Лоренцо, — сказала донья Мерседес с абсолютной убежденностью. — Я знаю другие, очень похожие примеоы вещей, исполняющих желания.

- Но скажи мне, донья Мерседес, какой фактор важнее — вещь сама по себе или личность, которая имеет желание?

- Вещь сама по себе, — ответила она. — Если бы Лоренцо не имел этой маски, он бы всю жизнь лишь вздыхал о Бриджит Брицене; и это было бы всем, что дало ему его желание. Ведьма должна сказать, что маска, а не Лоренцо, создала звено.

- Почему ты называешь это тенью ведьмы? Разве здесь вовлекалось влияние ведьмы?

- Тень ведьмы — это только название. Все мы имеем в себе кусочек ведьмы. Лоренцо, безусловно, не был ни спиритом, ни целителем, однако он имел определенную силу очарования. Я думаю, недостаточно создать звено и передвинуть колесо случая. С помощью маски получается совсем другая история.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

XIV

Меня испугал слабый шум. Я попробовала передвинуться, но моя левая рука, которую я отлежала, затвердела и не слушалась меня. Я заснула в комнате Мерседес Перальты, изнуренная проведением инвентаризации ее лекарственных растений.

Услышав голос, звавший меня по имени, я повернула голову. «Донья Мерседес?» — прошептала я. Кроме скрипа узлов гамака о металлические кольца, я ничего не услышала в ответ. Я прошла на цыпочках в угол. В гамаке никого не было. Но я имела четкое чувство, что она только что была в комнате, какое-то присутствие ее еще было здесь.

Застигнутая необъяснимой тревогой, я открыла дверь и выбежала в темный пустой коридор; я прошла через патио на кухню, затем во двор. Здесь в гамаке отдыхала донья Мерседес, окутанная табачным дымом.

Ее лицо медленно показалось из дымного облака. Оно больше походило на образ во сне. Ее глаза сверкали странной глубиной:

- Я только что думала о тебе, — сказала она. — О том, что ты здесь делаешь. — Она вытянула свои ноги и выпрыгнула из гамака.

Я рассказала ей, что уснула в ее комнате и была напугана звуком ее пустого гамака.

Она молча слушала с тревожным выражением на лице.

- Музия, — сказала она строго, — сколько раз я советовала тебе не спать в комнате ведьмы? Мы очень уязвимы, пока спим.

Неожиданно она хихикнула и прикрыла рот рукой, словно сказала слишком много. Она сделала мне знак подойти поближе и сесть на землю у края гамака. Затем начала мне массировать голову. Ее пальцы скользили волнообразными движениями вниз по моему лицу.

Успокоительное оцепенение распространялось по лицу. Кожа, мускулы и кости, казалось, растворились под ее ловкими пальцами. Полностью расслабленная и успокоенная, я чувствовала себя в дремоте, которая, однако, не была и сном. Я полусознавала ее мягкие прикосновения и наконец легла лицом вверх вблизи от цементной плиты.

Донья Мерседес молчаливо стояла надо мной.

- Смотри, музия, — внезапно крикнула она, указывая на полную луну, бегущую сквозь облака. То скрываясь, то появляясь вновь, луна, казалось, в спешке рвала облака. — Смотри, — крикнула она снова, подбросив горсть золотых медалей, связанных длинной золотой цепочкой, над своей головой. — Когда ты увидишь цепочку еще раз, ты вернешься в Каракас.

На минуту темная горсть, казалось, была подвешена к луне, показавшейся среди облаков. Я не увидела ее падения. Я была слишком озабочена тем, что побудило ее упомянуть о моем возвращении в Каракас. Я спросила ее об этом, она заметила, что для меня было бы глупо предполагать, что я останусь в Курмине навсегда.

XV

Настойчивый резкий треск цикад на ветвях над моей головой был больше похож на колебания, разрывавшие тишину жаркой и влажной ночи. Я лежала лицом вниз на циновке и ожидала женщину, которая являлась ко мне каждую ночь на этом самом месте.

Донья Мерседес, дремавшая в гамаке поблизости, решила составить мне этой ночью компанию и похоже нарушила своим присутствием всю исключительность таких появлений. Она с самого начала установила, что поскольку еще никто не был свидетелем моих встреч с духом, они могли оказаться чисто личными событиями. Но если кто-то еще будет присутствовать при этом, все станет, как говорится, общественным достоянием.

Я уже приобрела некоторый опыт в курении сигар. Сначала я жаловалась донье Мерседес на раздражающее действие горячего дыма на нежные ткани внутри рта. Она смеялась над моими страхами, уверяя меня, что дым ритуальных сигар на самом деле прохладен и успокоителен.

Потренировавшись немного, я согласилась с ней — дым действительно был прохладным; казалось, что табак ментолизирован.

Решение доньи Мерседес сопровождать меня этой ночью было вызвано сомнениями Канделярии в том, что я достаточно сильна для самостоятельного ведения сеанса. По ее словам, полный сеанс означал то, что в некоторый момент медиум абсолютно оставлял весь контроль над своей персоной и дух мог выражать себя посредством тела медиума.

Днем раньше донья Мерседес объяснила мне, что мое присутствие в ее доме не могло длиться слишком долго. Не потому, что она или Канделярия были как-то против меня, но потому, что она не могла дать мне ничего ценного. Она уверяла меня, что и Канделярия, и она сама не чувствовали ничего другого ко мне, кроме глубокой любви. Если бы я меньше ей нравилась, она бы удовлетворилась тем, что разрешила мне наблюдать ее лечение больных и делать вид, что я являюсь ее помощницей. Но любовь ко мне вынуждала ее быть правдивой. Мне нужно было звено, а она не могла дать мне его. Она создавала его для Канделярии. Однако, поскольку дух выбрал меня как посредника, а возможно даже как настоящего медиума, она уважала этот выбор. Пока она помогала мне только косвенно при ночных контактах с призраком.

— Тот факт, что дух моего предка избрал тебя, — говорила она, — делает тебя, Канделярию и меня в некотором роде родственниками.

Канделярия потом мне рассказала, что у нее был контакт с тем же духом еще в детстве. Но, следуя традиции медиумов хранить все в глубочайшей тайне, она не могла рассказать мне об этом.

Донья Мерседес пошевелилась в гамаке и скрестила руки за головой.

- Музия, ты лучше садись и начинай курить, — сказала она тихим, расслабленным голосом.

Я зажгла сигару и часто запыхтела ею, шепча заклинания, которым она меня научила. Дым и звук были обязательными агентами для вызова призрака. Я услышала тихий шелест. Донья Мерседес тоже услышала его, она повернулась в том же направлении, что и я. В нескольких шагах от нас, между гигантскими терракотовыми цветочными горшками, сидела женщина.

Донья Мерседес присела рядом со мной и взяла сигару из моих губ. Она запыхтела ею, шепча заклинания, отличные от моих. Я почувствовала дрожь в теле; невидимая рука сжала мое горло. Я услышала, что испускаю свистящий, булькающий шум. К моему изумлению, он звучал как слова, сказанные кем-то еще с помощью моих собственных голосовых связок. Я мгновенно узнала — хотя и не понимала слов — что это было другое заклинание. Призрак парил над моей головой, затем он исчез.

Я обнаружила себя в доме вместе с доньей Мерседес и Канделярией. Я насквозь пропотела и чувствовала себя физически истощенной. А тут были две женщины. Однако мое истощение никак не изнуряло. Я чувствовала удивительную легкость и оживление.

- Как я очутилась здесь? — спросила я.

Канделярия взглянула вопросительно на донью Мерседес и сказала:

- У тебя был полный сеанс.

- Это меняет все, — откликнулась донья Мерседес слабым голосом. — Дух моего предка даст мне звено для тебя. Поэтому ты должна остаться здесь, пока дух не позволит тебе уйти.

- Но почему дух избрал меня? — спросила я. — Я же иностранка.

- Для духов не существует иностранцев, — ответила Канделярия. — Духи имеют дело только с медиумами.

XVI

Мерседес Перальта сидела сгорбившись у алтаря, бормоча заклинания. Голодная и утомленная, я наблюдала за ней со своего места. Было почти шесть часов вечера. Я пылко желала о том, чтобы крупная женщина, сидевшая за столом, оказалась последней пациенткой в этот день.